Том 1. Громокипящий кубок

3-го июля

Вчера я в парке с Златою гулял. Она была в коричневом костюме. Ее лицо застыло в тайной думе. Мне кажется, я тайну отгадал: Она во мне боится дон-жуана, Должно быть, встретить; сдержанная речь, Холодный тон, пожатье круглых плеч — Мне говорят, что жертвою обмана Не хочет, нет, в угоду страсти, пасть. Прекрасный взгляд!.. Бывает все же страсть, Когда не рассуждаешь… Поздно ль, рано И ты узнаешь, Злата, страсти чад; Тогда… тогда я буду триумфатор! Мы создадим на севере экватор! Как зацветет тогда наш чахлый сад! Мы долго шли. Вдали виднелись хаты. Пить захотелось… отыскали ключ. Горячим золотом нас жег июльский луч, И золотом горели косы Златы.

24-го июля

Вот уж два месяца мы обитаем здесь, И больше месяца знаком я с милой Златой. Вздыхаю я, любовию объятый, И тщетно думаю, сгорая страстью весь, Зажечь ответную: она непобедима, Ведет себя она с большим умом. Мои искания ее минуют мимо, И я терзаюся… Ну, удружил Пахом! Зачем он звал меня? зачем знакомил с Златой? Не знал бы я ее и ведал бы покой. Больное сердце починить заплатой Забвения — труд сложный и пустой. Мне не забыть ее, мою Принцессу Грезу, Я ею побежден, я ею лишь дышу, В мечтах ее всегда одну ношу И, ненавидя серой жизни прозу, Рвясь вечно ввысь, — в подвал к ней прихожу.

1-го августа

Что это — явь иль сон, приснившийся вчера На сонном озере, в тени густых акаций? Как жаль, что статуи тяжеловесных граций — Свидетели его — для скорости пера Не могут разрешить недоуменья. Я Златою любим? я Злате дорог? Нет! Не может быть такого упоенья! Я грезил попросту… я попросту — «поэт»! Мне все пригрезилось: и вечер над водой, И томная луна, разнежившая души, И этот соловей, в груди зажегший зной, И бой сердец все тише, глуше… Мне все пригрезилось: и грустный монолог, И слезы чистые любви моей священной, Задумчивый мой взор, мой голос вдохновенный И в милых мне глазах сверкнувший огонек; И руки белые, обвившие мне шею, И алые уста, взбурлившие мне кровь, И речи страстные в молчании аллеи, И девственной любви вся эта жуть и новь! Какой однако сон! Как в памяти он ясен! Детали мелкие рельефны и ясны, Я даже помню бледный тон луны… Да, это сон! и он, как сон, прекрасен!

2-го августа

То был не сон, а, к ужасу, конец Моей любви, моих очарований… Сегодня мне принес ее отец Короткое посланье: «Я отдалась: ты полюбился мне. Дороги наши разны, — души близки. Я замуж не пойду, а в роли одалиски Быть не хочу… Забудь о дивном сне». Проснулась ночь и вздрогнула роса, А я застыл, и мысль плыла без формы.

3-го августа, 7 час. утра.

Она скончалась ночью, в три часа, От хлороформа.

III. Колье принцессы

Увертюра («Колье принцессы — аккорды лиры…»)

Колье принцессы — аккорды лиры, Венки созвучий и ленты лье, А мы эстеты, мы — ювелиры, Мы ювелиры таких колье. Колье принцессы — небес палаццо, Насмешка, горечь, любовь, грехи, Гримаса боли в лице паяца… Колье принцессы — мои стихи. Колье принцессы, колье принцессы… Но кто принцесса, но кто же та — Кому все гимны, кому все мессы? Моя принцесса — моя Мечта!

В Миррэлии (сексты)

Озвень, окольчивай, опетливай, Мечта, бродягу-менестреля! Опять в Миррэлии приветливой Ловлю стремительных форелей: Наивный, юный и кокетливый, Пригубливаю щель свирели. Затихла мысль, и грезы шустрятся, Как воробьи, как травок стебли. Шалю, пою, глотаю устрицы И устаю от гибкой гребли… Смотрю, как одуванчик пудрится, И вот опять все глуше в дебри. В лесах безразумной Миррэлии Цветут лазоревые сливы, И молнии, как огнестрелие, Дисгармонично-грохотливы, И расцветают там, в апрелие, Гиганты — лавры и оливы. В доспехах Полдня Златогорлого Брожу я часто по цветочью, И, как заплеснелое олово, Луна мне изумрудит ночью; В прелюде ж месяца лилового Душа влечется к средоточью. Заосенеет, затуманится, Заворожится край крылатый, — Идет царица, точно странница, В сопровождении прелата, Смотреть, как небо океанится, Как море сковывает латы. Встоскует нежно и встревоженно… Вдруг засверкает, как богиня, И вдохновенно, и восторженно На все глядит светло и сине: Пылай, что льдисто заморожено! Смерть, умирай, навеки сгиня!

Веймарн

Авиатор

Я песнопевец-авиатор… Моих разбегов льдяный старт — Где веет севера штандарт, А финиш мой — всегда экватор. Победен мой аэроплан, Полет на нем победоносен, Смотри, оставшийся у сосен, Завидуй мне, похить мой план! Куда хочу — туда лечу! Лечу — как над Байкалом буря. Лечу, с орлами каламбуря, — Их ударяя по плечу… Меж изумленных звезд новатор, Лечу без планов и без карт… Я всемогущ, — я авиатор! И цель моя — небес штандарт!

Процвет Амазонии

Въезжает дамья кавалерия Во двор дворца под алый звон. Выходит президент Валерия На беломраморный балкон. С лицом немым, с душою пахотной, Кивая сдержанным полкам, Передает накидок бархатный Предупредительным рукам. Сойдя олилиенной лестницей, Она идет на правый фланг, Где перед нею, пред известницей, Уже безумится мустанг. Под полонез Тома блистательный Она садится на коня, Командой строго-зажигательной Все эскадроны съединя. От адъютанта донесения Приняв, зовет войска в поход: «Ах, наступают дни весенние… И надо же… найти исход… С тех пор, как все мужчины умерли, Утеха женщины — война… Мучительны весною сумерки, Когда призывишь — и одна… Но есть страна — mesdames, доверие! — Где жив один оранг-утанг. И он, — воскликнула Валерия, — Да будет наш! Вперед, мустанг!» И увядавшая Лавзония Вновь заструила фимиам… Так процветает Амазония, Вся состоящая из дам.

Веймарн

1918. Май

Самоубийца

Вы выбежали из зала на ветровую веранду, Нависшую живописно над пропастью и над рекой. Разнитив клубок восторга, напомнили Ариадну, Гирлянду нарциссов белых искомкали смуглой рукой. Вам так надоели люди, но некуда было деться. Хрипела и выла пропасть. В реке утопал рыболов. Из окон смеялся говор. Оркестр играл интермеццо. Лицо ваше стало бледным и взор бирюзовый — лилов. Как выстрел, шарахнулись двери. Как крылья, метнулись фраки. Картавила банда дэнди, но Вам показалось — горилл. Как загнанная лисица, дрожа в озаренном мраке, Кого-то Вы укусили и бросились в бездну с перил!

В духане над курой

В духане играл оркестр грузинов, Он пел застольцам: «Алаверды!» Из бутоньерки гвоздику вынув, Я захотел почерпнуть воды. Мне ветер помог раскрыть окошко, — В ночь воткнулась рама ребром… В мое лицо, как рыжая кошка, Кура профыркала о чем-то злом… Плюясь и взвизгнув, схватила гвоздику Ее усатая, бурая пасть… Грузины играли и пели дико… — Какая девушка обречена пасть?

Веймарн

1913. Июнь

Гризель

Победой гордый, юнью дерзкий, С усладой славы в голове, Я вдохновенно сел в курьерский, Спеша в столицу на Неве. Кончалась страстная Страстная — Вся в персиках и в кизиле. Дорога скалово-лесная Извивно рельсилась в тепле. Я вспоминал рукоплесканья, Цветы в шампанском и в устах, И, полная златошампанья, Душа звенела на крылах. От Кутаиса до Тифлиса Настанет день, когда в тоннель Как в некий передар Ивлиса Вступает лунный Лионель. Но только пройдено предгорье, И Лионель — уже Ифрит! О, безбережное лазорье! Душа парит! паря, творит! Подходит юная, чужая Извечно-близкая в толпе; Сердцам разрывом угрожая, Мы вовлекаемся в купэ… Сродненные мильоннолетье И незнакомые вчера, Мы двое созидаем третье Во славу моего пера. О, с ликом мумии, с устами Изнежно-мертвыми! газель! Благослови меня мечтами, Моя смертельная Гризель!