Том 2. Поэзоантракт

16 дек. 1915

Москва

Поэза издалека

Ты ледовитыми глазами Полгода цепенишь меня… За синелистными лесами Живет меня добавный я… Он полон тем, чем я пустею… Во мне, чем он опустошен… Он ждет тебя, как лесофею, Ты ждешь его, как лесосон… Весна сменяется весною, И осень — осенью. А я И ты, живущая со мною, Все чтим добавного меня…

25 сент. 1915

Петроград

III. Саги, Балтикой рассказанные

Сказание о Ингрид

1

На юго-восток от Норвегии, в Ботническом шхерном заливе, Был остров с особенным климатом: на севере юга клочок. На нем — королевство Миррэлия, всех царств и республик счастливей, С красавицею-королевою, любившей народ горячо.

2

У Ингрид Стэрлинг лицо бескровно. Она — шатенка. Стройна. Изящна. Глаза лиловы. И скорбен рот. Таится в Ингрид под лесофеей демимондэнка. Играет Ингрид. Она поэзит. Она поет.

3

Она прославлена, как поэтесса. Она прославлена, как композитор. Она прославлена, как королева. Она прославлена всеславьем слав. Наследник маленький, Олег Полярный — и дочь прелестная Эклерезита, И принцем-регентом суровый викинг, но сердце любящее — Грозоправ.

4

Эрик Светлоокий, Севера король, любит Ингрид нежно, Любит Ингрид тайно, любит Ингрид вечно. Эрик Светлоокий, Севера король, хочет к ней мятежно. Ищет с ней случайной встречи и сердечно Пишет: «Королева! выслушать изволь: Ждет с тобой свиданья Севера король».

5

Ингрид прочла посланье, Ингрид смеялась нервно, Ингрид кусала губы: Ингрид любила его! Но Грозоправ был мужем! Но Грозоправ был первым, Первым, невинность взявшим; кроме нее — ничего!..

6

И отвечает Ингрид Эрику, и отвечает Ингрид дальнему, Такому дальнему и милому страны полярной королю: «Привет влюбленному, — любимому! Привет, как я сама, печальному! Привет тому, о ком тоскую я! Привет тому, кого люблю!»

7

И больше ни слова. Пойми, как желаешь. Пойми, как умеешь. Пойми, как поймешь.

8

Плывет эскадрилья в столицу Сияиж. О Эрик! в Миррэлию ты ли плывешь?

9

Его корабль с штандартом короля В восходный час Приплыл. И свита дев, страну ее хваля, Поет: «Для нас Край мил».

10

Выходит Ингрид на южный берег, При Грозоправе идет к нему: — Тебя встречаю, пресветлый Эрик, Ты осветляешь земную тьму.

11

Но край мой, не правда ли, светел? но край мой, не правда ли, ясен? И светлого гостя встречает не менее светлый народ. Я знаю, что Эрик отважен! Я знаю, что Эрик прекрасен! Я знаю, что любит он Ингрид и смело к себе призовет!

12

Ты прости, Грозоправ: я тебя не хочу. Светлоокому Эрику рада…

13

Потянулась рука Грозоправа к мечу И свершила мгновенно, что надо.

14

Грозоправа хоронили, Грозоправа провожали, Грозоправа называли: «Справедливый Грозоправ». В замке Ингрид начертали в спальне новые скрижали: «На несчастии другого каждый счастье строить прав».

15

Это было в счастливой Миррэлии, В синей тени лазоревых слив. Златолира же оменестрелила Сердцу Игоря сладостный миф.

Слепая Зигрид

Слепая Зигрид девушкой была. Слепая Зигрид с матерью жила. Их дом стоял над речкою в лесу. Их сад впивал заристую росу. До старого села недалеко. Им Диза приносила молоко, Хорошенькая шведка из села. Слепая Зигрид девушкой была. Она была добра и молода, Но так уродлива и так худа, Что ни один прохожий селянин Не звал ее в траву своих долин. Коротко ль, долго ль — только жизнь текла. Слепая Зигрид девушкой жила. Слепая Зигрид жаждала любить: Ах, кто придет любовью упоить? Никто не шел, но шел за годом год. Слепая Зигрид верить устает, Слепая Зигрид столько знает слез, Что весь от них растрескался утес… И старый дом, и затаенный сад, Уже, дрожа, обрушиться грозят. И безобразный лик ее слепой Все безобразней с каждою весной. И час настал: в закатный час один Пришел ее мечтанный властелин… Седой скопец… и, увидав ее, Вскричал: «Отдайте прошлое мое!» Но он заглох, его безумный крик: Холодный труп к груди его приник. Слепая Зигрид девою жила, — Слепая Зигрид девой умерла.

1915. Май

Эст-Тойла

«Привидение Финского залива»

«Привиденье Финского залива», Океанский пароход-экспресс, Пятый день в Бостон плывет кичливо, Всем другим судам наперерез. Чудо современного комфорта — Тысячи вмещающий людей — Он таит от швабры до офорта Все в себе, как некий чародей. Ресторан, читальня и бассейны; На стеклянных палубах сады, Где электроветры цветовейны Знойною прохладой резеды. За кувертом строгого брэкфэста Оживленно важен табль-д-от. Едет Эльгра, юная невеста, К лейтенанту Гаррису во флот. А по вечерам в концертозале Тонкий симфонический оркестр, Что бы вы ему ни заказали, Вносит в номеров своих реестр. И еще вчера, кипя как гейзер, Меломанов в море чаровал Скорбью упояющий «Тангейзер», Пламенно наращивая вал. И еще вчера из «Нибелунгов» Вылетал валькирий хоровод, И случайно мимо шедший юнга Каменел, готовый на полет… А сегодня важную персону — Дрезденского мэра — студят льдом, И оркестр играет «Брабансону», Вставши с мест и чувствуя подъем. Побледнела девушка-норвежка И за Джэка Гарриса дрожит, А на палубе и шум, и спешка: Их германский крейсер сторожит! Но среди сумятицы и гама, Голосов взволнованных среди, Слышит Эльгра крик: «Иокагама Показалась близко впереди!..» Точно так: под солнценосным флагом Шел дредноут прямо на врага, Уходящего архипелагом, — Несомненно, немец убегал. Но теряя ценную добычу — Английский громадный пароход — Немец вспомнил подлый свой обычай: Беззащитный умерщвлять народ. К пароходу встав вполоборота, За снарядом выпускал снаряд, А корабль японский отчего-то Промахнулся много раз подряд… Вдруг снаряд двенадцатидюймовый В пароходный грохнулся котел, И взревел гигант, взлететь готовый, Как смертельно раненный орел. Умирали, гибли, погибали Матери, и дети, и мужья, Взвизгивали, выли и стонали В ненасытной жажде бытия… Падали, кусали ближним горла И родных отталкивали в грудь: Ведь на них смотрели пушек жерла! Ведь, поймите, страшно им тонуть! Только б жить! в болезнях, в нищете ли, Без руки, без глаза — только б жить! «Только б жить!» — несчастные хрипели: «Только б как-нибудь еще побыть…» Был из них один самоотвержен; Но, бросая в шлюпку двух детей, И толпою женщин ниц повержен, Озверел и стал душить людей. Женщины, лишенные рассудка, Умоляли взять их пред концом, А мужчины вздрагивали жутко, Били их по лицам кулаком… Что — комфорт! искусства! все изыски Кушаний, науки и идей! — Если люди в постоянном риске, Если вещь бессмертнее людей?!

1915. Июнь

Эст-Тойла

Веранда над морем

Роланд

Полгода не видясь с тобою, Полгода с Эльвиной живя, Грушу и болею душою, Отрады не ведаю я. Любимая мною когда-то И брошенная для другой! Как грубо душа твоя смята! Как шумно нарушен покой! Оставил тебя для Эльвины, Бессмертно ее полюбя. Но в зелени нашей долины Могу ль позабыть я тебя? Тебя я сердечно жалею И сам пред собою не лгу: Тебя позабыть не умею, Вернуться к тебе не могу. И ныне, в безумстве страданий, Теряясь смятенной душой, К тебе прихожу для признаний, Как некто не вовсе чужой… Найдем же какой-нибудь выход Из тягостного тупика. Рассудим ужасное тихо: Довольно мучений пока.

Милена

Полгода не видясь с тобою, Полгода кроваво скорбя, Работала я над собою, Смирялась, любила тебя. Когда-то тобою любима, Оставленная для другой, Как мать, как крыло серафима, Я мысленно вечно с тобой. Но в сердце нет злобы к Эльвине: Ты любишь ее и любим. Ко мне же приходишь ты ныне, Как ходят к умершим своим. Роланд! я приемлю спокойно Назначенный свыше удел. Да буду тебя я достойна, Раз видеть меня захотел. Ничем вас, друзья, не обижу: Вы — милые гости мои. Я знаю, я слышу, я вижу Великую тайну любви!