Том 3. Басни, стихотворения, письма

   Видал я на своем веку,    Что так же с правдой поступают.    Поколе совесть в нас чиста, То правда нам мила и правда нам свята,   Ее и слушают, и принимают:    Но только стал кривить душей,    То правду дале от ушей. И всякий, как дитя, чесать волос не хочет.      Когда их склочет.

Скупой и курица

Скупой теряет всё, желая всё достать.   Чтоб долго мне примеров не искать,   Хоть есть и много их, я в том уверен;    Да рыться лень: так я намерен    Вам басню старую сказать. Вот что́ в ребячестве читал я про Скупого.   Был человек, который никакого   Не знал ни промысла, ни ремесла, Но сундуки его полнели очевидно. Он Курицу имел (как это не завидно!),    Котора яица несла,      Но не простые,      А золотые.    Иной бы и тому был рад, Что понемногу он становится богат;    Но этого Скупому мало,     Ему на мысли вспало, Что, взрезав Курицу, он в ней достанет клад. И так, забыв ее к себе благодеянье, Неблагодарности не побоясь греха, Ее зарезал он. И что же? В воздаянье Он вынул из нее простые потроха.

Две бочки

  Две Бочки ехали; одна с вином,       Другая       Пустая. Вот первая — себе без шуму и шажком       Плетется,     Другая вскачь несется; От ней по мостовой и стукотня, и гром,      И пыль столбом; Прохожий к стороне скорей от страху жмется,    Ее заслышавши издалека.    Но как та Бочка ни громка, А польза в ней не так, как в первой, велика. Кто про свои дела кричит всем без умо́лку,    В том, верно, мало толку,   Кто де́лов истинно, — тих часто на словах. Великий человек лишь громок на делах,   И думает свою он крепку думу       Без шуму.

Алкид

    Алкид^*, Алкмены сын, Столь славный мужеством и силою чудесной, Однажды, проходя меж скал и меж стремнин    Опасною стезей и тесной, Увидел на пути, свернувшись, будто ёж Лежит, чуть видное, не знает, что такое. Он раздавить его хотел пятой. И что ж? Оно раздулося и стало боле вдвое.    От гневу вспыхнув, тут Алкид Тяжелой палищей своей его разит.       Глядит,   Оно страшней становится лишь с виду:    Толстеет, бухнет и растет,    Застановляет солнца свет, И заслоняет путь собою весь Алкиду. Он бросил палицу и перед чудом сим    Стал в удивленьи недвижим.   Тогда ему Афина вдруг предстала. «Оставь напрасный труд, мой брат!» она сказала: «Чудовищу сему название Раздор. Не тронуто, — его едва приметит взор;   Но если кто с ним вздумает сразиться,— Оно от браней лишь тучнее становится,    И вырастает выше гор».

Апеллес * и осленок

Кто самолюбием чрез-меру поражен, Тот мил себе и в том, чем он другим смешон; И часто тем ему случается хвалиться,    Чего бы должен он стыдиться.    С Осленком встретясь, Апеллес    Зовет к себе Осленка в гости;    В Осленке заиграли кости!   Осленок хвастовством весь душит лес И говорит зверям: «Как Апеллес мне скучен,      Я им размучен: Ну, всё зовет к себе, где с ним ни встречусь я.    Мне кажется, мои друзья,   Намерен он с меня писать Пегаса».— «Нет», Апеллес сказал, случася близко тут:   «Намеряся писать Мидасов суд^*, Хотел с тебя списать я уши для Мидаса; И коль пожалуешь ко мне, я буду рад. Ослиных мне ушей и много хоть встречалось,   Но этаких, какими ты богат,     Не только у ослят, Ни даже у ослов мне видеть не случалось».

Охотник

Как часто говорят в делах: еще успею.    Но надобно признаться в том, Что это говорят, спросяся не с умом,     А с леностью своею. Итак, коль дело есть, скорей его кончай, Иль после на себя ропщи, не на случа́й, Когда оно тебя застанет невзначай. На это басню вам скажу я, как умею. Охотник, взяв ружье, патронницу, суму, И друга верного по нраву и обычью,    Гектора, — в лес пошел за дичью, Не зарядя ружья, хоть был совет ему,    Чтоб зарядил ружье он дома. «Вот вздор!» он говорит: «дорога мне знакома, На ней ни воробья не видел я родясь;    До места ж ходу целый час, Так зарядить еще успею я сто раз».    Но что́ ж? Лишь вон из жи́ла (Как будто бы над ним Фортуна подшутила)      По озерку    Гуляют утки целым стадом;    И нашему б тогда Стрелку   Легко с полдюжины одним зарядом       Убить    И на неделю с хлебом быть, Когда б не отложил ружья он зарядить. Теперь к заряду он скорее; только утки      На это чутки:    Пока с ружьем возился он,    Они вскричали, встрепенулись, Взвились и — за леса веревкой потянулись,    А там из виду скрылись вон. Напрасно по лесу Стрелок потом таскался, Ни даже воробей ему не попадался;    А тут к беде еще беда:      Случись тогда       Ненастье.     И так Охотник мой,    Измокши весь, пришел домой      С пустой сумой; А всё-таки пенял не на себя, на счастье.

Мальчик и змея

  Мальчишка, думая поймать угря,   Схватил Змею и, во́ззрившись, от страха    Стал бледен, как его рубаха. Змея, на Мальчика спокойно посмотря, «Послушай», говорит: «коль ты умней не будешь, То дерзость не всегда легко тебе пройдет. На сей раз бог простит; но берегись вперед,      И знай, с кем шутишь!»

Пловец и море

На берег выброшен кипящею волной, Пловец с усталости в сон крепкий погрузился; Потом, проснувшися, он Море клясть пустился.    «Ты», говорит: «всему виной!    Своей лукавой тишиной    Маня к себе, ты нас прельщаешь   И, заманя, нас в безднах поглощаешь». Тут Море, на себя взяв Амфитриды вид,    Пловцу, явяся, говорит:    «На что винишь меня напрасно! Плыть по водам моим ни страшно, ни опасно; Когда ж свирепствуют морские глубины, Виной тому одни Эоловы сыны:    Они мне не дают покою. Когда не веришь мне, то испытай собою: Как ветры будут спать, отправь ты корабли,   Я неподвижнее тогда земли».   И я скажу совет хорош, не ложно; Да плыть на парусах без ветру невозможно.

Осел и мужик

   Мужик на лето в огород     Наняв Осла, приставил Ворон и воробьев гонять нахальный род.    Осел был самых честных правил:   Ни с хищностью, ни с кражей незнаком: Не поживился он хозяйским ни листком, И птицам, грех сказать, чтобы давал потачку; Но Мужику барыш был с огорода плох. Осел, гоняя птиц, со всех ослиных ног,   По всем грядам и вдоль и поперёг,     Такую поднял скачку, Что в огороде всё примял и притоптал.   Увидя тут, что труд его пропал,    Крестьянин на спине ослиной    Убыток выместил дубиной. «И ништо!» все кричат: «скотине поделом!      С его ль умом     За это дело браться?» А я скажу, не с тем, чтоб за Осла вступаться; Он, точно, виноват (с ним сделан и расчет),    Но, кажется, не прав и тот, Кто поручил Ослу стеречь свой огород.

Волк и журавль

   Что волки жадны, всякий знает:     Волк, евши, никогда     Костей не разбирает. За то на одного из них пришла беда:    Он костью чуть не подавился.   Но может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;