Топ-модель
Шрифт:
– Зато правда жизни, - и вспоминаю, что Танечка угрожала, мол, с Платовой разберутся её спортивные мальчики.
– Мальчики-с-пальчики, - улыбается Стахов и по мобильному телефону наводит справки о спортзалах в районе на "отходах человеческой жизнедеятельности".
Скоро наш боевой джип вовсю мчится по загазованным и размякшим улицам и проспектам. Как я понимаю, дело приобретает некую нешуточность. Я спрашиваю об этом Стахова, он пожимает плечами:
– Разберемся...
Я вздыхаю: одна надежда, что эта палящая дневная явь не превратится в удушливый кошмар ночи.
... Новый район под
На весь микрорайон оказалось шесть спортивных залов. Действовал Алекс Стахов быстро и убедительно. Его ратный напор ставил любого на место и подавлял любую попытку к сопротивлению.
Многие не хотели отвечать на конкретный вопрос о девочке Танечки Морозовой, а делали попытку выяснить, кто мы сами такие? Менхантеру приходилось "объясняться". Впрочем, воздействия Стахова на дураков не выходили за рамки закона и, если он пользовался силой, то этого я не видела.
Пятый зал находился на улице со странным названием Перерва, именно он оказался "нашим". Это был небольшой подвальный зальчик с тренажерами, шведскими стенками и матами. Удары в металлическую дверь пробудили двух молодых "спортсменов", и они с раздражением открыли нам клуб по интересам. Поначалу тоже стали валять дурака: какая Танечка, не знаем никакой Морозовой? Однако опыт общения с подобными личностями у Стахова был большой, и он тотчас же почувствовал ложь.
– Так, пацаны, - сказал он.
– Или говорите правду, или я за себя не отвечаю.
– И добавил, снимая летнюю курточку.
– Что-то жарко нынче? А?
Это производит впечатление на тех, кто укреплял мышцы штангами и тренажерами. Почему? Причина проста: кобура с пистолетом. "Спортсмены" признаются: Танечка иногда к ним заходила и даже оставалась на ночь.
– Вы, наверное, вместе с ней читали "Парус" Лермонтова, - шутит (неудачно, на мой взгляд) менхантер.
Молодые люди стесняются и продолжают отвечать на следующие вопросы. Наконец, звучит самый главный: когда они видели Морозову последний раз?
Следует признание, что Танечка занималась легкой проституцией в машинах клиентов, и, что вчера вечером сюда заезжал какой-то папик. На "жигулях", не новых, номера областные. Танечка убыла с ним. После этого она здесь не появлялась. А что случилось? Стахов не отвечает, а сам задает новые вопросы: какой клиент, как выглядел, что держал в руках, как себя вел, какие имел характерные признаки? Ответы общие: папик сидел за рулем, лет ему сорок-сорок пять, внешность серая, как пыль, солнцезащитные очки.
– Чувствую, что мы идем правильной дорогой, - сообщает Алекс, когда мы, выбравшись из спортподвала, садимся в джип.
– Думаю, надо ехать в часть?
– В часть? Какую часть?
– В отделение милиции.
– Зачем?
– Надо проверить версии, - задумчиво отвечает, словно просчитывая всевозможные варианты.
– Плохие дела?
– Пока ничего хорошего, - соглашается.
– Прости, - говорю.
– А "легкая" проституция в машинах - это что?
– Маша, тебе это
надо?– Надо.
– Догадайся сама. Он, она и автомобиль, чаще всего, наш, отечественный. Представь?
– М-да, чего уж там представлять, черт, - бормочу.
И самые скверные предчувствия о Танечке, как серная кислота, плеснувшая в хлопковую коробочку души...
Отделение милиции располагалось в здании, схожим на школу: - заборчик из бетонных решеток, заставленный авто с проблесковыми маячками двор, парадный вход с большим выразительным козырьком, широкие коридоры. Впрочем, это и была школа. Очевидно, катил такой вал преступлений, что власть была вынуждена занимать классы и аудитории, предназначенные для будущего России.
Наше появление не произвело должного впечатления. Рядовой и офицерский состав занимался невыразительными "земными" проблемами и был далек от проблем коварной Высокой моды. Крепкий запах кирзы, ваксы, казенщины, мата, перегара витал в коридорах, как знак настоящего времени.
Начальник отделения полковник Яковчук, эдакий запорожский казак, уяснив вопрос, нас интересующий, вызвал майора Бодрова, который, узнав в чем дело, передал нас капитану Журавкиной, которая в свою очередь...
Проще говоря, молоденький лейтенант Андрей Кудря, заявил нам, что сегодня утром рыбаками на одном из прудов было обнаружено расчлененное тело молодой девушки. Оно было аккуратно упаковано в холщовый мешок из-под сахара. Убийца действовал с педантичной чистоплотностью: тулово - отдельно, конечности - отдельно, голова - отдельно.
Весь этот ужас лейтенант излагал с хладнокровной улыбкой, словно говорил о последних веяниях отечественной моды. Выборочный опрос населения, проживающего в домах у пруда, не дал должного результата.
– Висяк, - заключил спокойный Кудря, добавив, что рад нас видеть: вдруг жертва нам известна.
– Она сейчас в морге "семьдесят четвертой". Если "ваша", позвоните...
– Голова, говоришь, там есть?
– уточнил Стахов без видимых душевных усилий.
– Все там есть, - зевнул лейтенант.
– Это хорошо, - услышала я.
– Маше будет легко узнать, если...
Я почувствовала, как кофе и булочка, которые я успела заглотить во время исторической встречи с известными гг., лезут из меня, как люди из горящего дома. Еще меня заштормило от мысли, что этот чудовищный кошмар наяву никогда не закончится.
– Плохо, - посочувствовал Алекс мне уже в маишне.
– Боюсь, это только цветочки.
– Прекрати, - заорала.
– Нельзя же так... говорить?!.
– Как?
– Бездушно, черт подери!
– Нормально говорим, - передернул плечом.
– Работа такая, Маша. Привыкай.
– Не буду привыкать, - истерила.
– Не буду и не хочу! Как к такому можно привыкнуть?
– Привычка - вторая натура, - последовал спокойный ответ.
– Твоя истерика понятна, но малопродуктивна. Возьми себя в руки. Нам надо ещё опознать труп.
Здесь происходит то, что происходит. Я воплю - останови машину! Водитель быстро и трезво выполняет эту просьбу. Я открываю дверцу и выпадаю на пыльную и палящую обочину. Меня выворачивает горькой желчью ужаса и страха - желчью нескончаемых событий, на каковых я не могу повлиять. Но почему? Почему? Почему? И не нахожу ответа.