Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:

— Ладно. Хватит с тебя разрушений. Приступай к ’Игнификато’.

Вытянув руку вперед и полусогнув пальцы так, будто держу на ладони маленький мячик, я вызвала в воображении картинку огня и прошептала. — Игнификато…

Сквозь полуприкрытые глаза я увидела свет прямо перед собой и почувствовала тепло, согревавшее руку. Открыв глаза, я даже улыбнулась. Маленький огонек плясал на ладони свой замысловатый танец, не обжигая, а играя, готовый в любую минуту превратиться в опасное оружие. И снова не дожидаясь разрешения Дэнеллы, я метнула его в ближайшее хвойное дерево, которое тут же вспыхнуло, подобно спичке.

Ошарашенно взглянув на это и быстро соориентировавшись, Дэна что-то прошептала, сложив пальцы неизвестным мне знаком, и, когда дерево погасло, раздраженно воззрилась на меня. Я самодовольно ухмылялась.

— Это что сейчас вообще было? Ведешь себя,

как неразумный ребенок, которому доверили спички. Еще немного, и огонь бы перекинулся на лесополосу.

Я закатила глаза и склонила голову набок. — Ничего не произошло. Все в порядке. Ты же погасила огонь, в конце концов. К чему драматизировать?

— Зато ты выходишь из-под контроля. Ты знаешь, что хороша в магии и быстро осваиваешь новые и новые знаки. Но зачем склоняться к разрушению, получая силу?

— А это неизбежно, Тефенсен. Любая сила — это саморазрушение. Мое бытие вампиром, по-моему, это скорее доказало, нежели опровергло.

— Ты даже по природе своей склонна к разрушению больше, нежели к созиданию. Я думала сделать из тебя светлого мага, но все твое естество тяготеет к тьме. Возможно, твое безумие наложило и на твою магию темный отпечаток. От энергии, которую ты вкладываешь в магические знаки, тянет вязким темно-вишневым цветом ярости и силой черных оттенков. Тьма тянется за тобой шлейфом, Корина. Если ты от нее не освободишься, ты даже не сможешь стать Хранителем Архивов. Надо подумать, что с этим можно сделать. Но здесь необходимо работать и над твоим характером. Все, что ты делаешь, ты делаешь, как капризный ребенок не ’во имя’, а ’вопреки всему’, потому что ты считаешь, что все вокруг виноваты, что лишили тебя той жизни, которую ты хотела. Пока так будет продолжаться, ты обречена влачить свое существование во тьме, даже будучи человеком.

— Ты просто завидуешь, что с первых уроков я осваиваю магию так успешно. — Презрительно скривилась я. — Но. Как ты и говорила. Лучше успех и в темном деле, чем неудача, но в светлом. И не имеет никакого значения, какими средствами.

Праздник должен был состояться вечером, поэтому весь следующий день не обремененная тренировками я провела в прогулке по окрестностям, размышляя о том, в каком виде мне появиться на шоу. Ах, если бы хотя бы на минутку получить доступ к моему гардеробу в замке, обнять милого сердцу Роберта, спросить, как там обитатели. Как мои дети… Поздороваться с Амбердо Андерсеном. Я так скучала по дому, мне так отчаянно не хватало всех его обитателей, даже безмолвных карликов…

Одинокая и задумчиво-печальная, я бродила по Васерии, выбивая мыском кроссовки камушки из земли. Я обречена делать то, что хочет Дэна. Я даже не имела права одеться, как хотела. Подавленность и груз мыслей и воспоминаний довели меня до открытой двери ветхой избы. На пороге ее сидела пожилая женщина и сосредоточенно рассматривала меня. Седовласая старушка с пронзительными черными глазами, (на миг заглянув в них, мне показалось, что я смотрю в глаза мужа), была одета в цветастое черно-красное платье. Пестрый платок был повязан на ее голове, а на плечи наброшена шаль черного цвета. Вышитые розовые и алые розаны и купавки резко контрастировали с черным цветом ее одежд. А длинная черная юбка в пол полностью скрывала ее ноги. Цыганка улыбнулась мне, обнажив идеально ровные и не по возрасту белые зубы, перемежавшиеся с золотыми, и хрипло произнесла.

— Мишто явъян, дае. (Добро пожаловать, мать. /цыг./ — примечание автора).

Не уверенная в том, что ответить на приветствие, я просто поздоровалась. Не ожидая, что цыганка поймет меня, я, как оказалось, недооценила ее.

— Заходи, девка. Сниму я печаль твою и любви твоей помогу. То, что ищешь ты, у меня обретешь. Должна я и тебе, и ему. Возвращаю свой долг, наконец. — Произнесла она на ломаном английском и окинула меня вопросительным взглядом.

Женщина, буквально, обещала ответы на все мои молитвы, и я, не задумываясь, зашла в избу. Терять мне все равно было нечего. Беспокойно оглядываясь, цыганка спешно закрыла дверь за моей спиной. Та затворилась с глухим скрипом.

Внутреннее убранство дома поражало своим богатством. Мне довелось побывать во многих домах даже этой же самой деревни. В других деревнях Селена учила меня охотиться. А здесь я сама жила в доме Джорджа Ласлоу некоторое время. Здесь я убила Арину и побывала в избе Герика, передав ему с рук на руки дочь. И ни один из домов не отличался ничем особенным. Кровать, пара стульев, стол, несколько икон и больше ничего. Изба же цыганки была уставлена, пусть и потрепанной мебелью,

но викторианской эпохи цвета красного дерева. Несколько зеркал в позолоченных рамах висело на стенах. Внешне избушка казалась маленькой и приземистой, но когда я вошла, стены сами собой будто бы раздвинулись, а потолок уехал куда-то вверх.

Не дав мне возможности поразмыслить, женщина усадила меня на скрипевший от каждой с ним манипуляции стул к зеркалу и накинула мне на плечи темную ткань. Вероятно, это была старая скатерть или что-то ей подобное. Затем она ушла куда-то в противоположный угол комнаты. Я же тем временем приступила к детальному обзору избы.

Я посмотрела в зеркало в готической, некогда бывшей позолоченной раме. Зеркало, вероятно, жило раза в три дольше меня на этом свете, и за давностью времен, от позолоты не осталось и следа. О былом великолепии его напоминали лишь мелкие золотистые, не успевшие осыпаться крошки. В центре комнаты стояла кровать с витыми ножками, застланная алым покрывалом. В дальнем углу находился высокий трехстворчатый шкаф, около которого суетилась эта таинственная пожилая женщина. Возле самого входа располагался стол, на котором, пуская теплый пар в воздух, стояла тарелка с ароматными свежеиспеченными блинчиками…

Мое внимание привлекла небольшая фотография, висевшая над кроватью цыганки. Полувыцветшая, в алых и темно-коричневых тонах. Я встала со стула и подошла ближе, чтобы внимательнее рассмотреть ее. Изящным и вычурным почерком в самом углу фото была выведена дата. Тысяча четыреста сорок второй год.

На фото был запечатлен Владислав. С первого взгляда в этом не оставалось ни малейшего сомнения. Но выглядел он как-то иначе. Длинные полувьющиеся волосы были распущены по его плечам, на которые был накинут бархатный алый плащ, а средний палец руки украшал перстень с символом Ордена Дракона. Легкий румянец проступал на щеках юноши, который выглядел почти так же, как мой сын. За исключением цвета глаз. Влад, действительно, был идентичным двойником своего отца. Глядя на фото мужа в молодости, я видела сына. Отсутствие бледности кожи говорило о том, что на этой фотографии Владислав был человеком… Рядом с ним стояла девушка в длинном черном платье с красными оборками. На узких плечах красовалась черная шаль с вышитыми на ней алыми розами. Черные змеившиеся локоны спускались ниже поясницы. А лицо. Боже мой, это лицо… Я, словно, смотрела на себя в зеркало. Так я выглядела, пока Дэнелла Тефенсен не забрала мою внешность. И, одновременно с этим, на фото я видела и нечто иное кроме себя. В изумрудных глазах цыганки сквозило ничем не прикрытое презрение. И сила. Которой никогда не было заметно по моим фотографиям. Она была старше Владислава, много старше. Если ему здесь можно было дать не больше восемнадцати, то ее возраст, наверное, подходил к тридцати. Она улыбалась, но в этой улыбке не было ничего светлого и нежного. Это был оскал. Ведьминский оскал.

Еле отойдя от состояния шока и от фотографии, я вернулась на стул и села, глядя на себя в зеркало. За год мои рыжие волосы отросли и теперь струились чуть ниже лопаток. Зеленые глаза, худенькое личико, в котором ни за что было не распознать прежнюю Лору Уилсон… Сейчас между мной и фото девушки над кроватью не осталось никаких сходств, но я не забыла, как когда-то выглядела. Пытаясь унять дрожь, я с шумом выдохнула.

Тем временем вернулась старая цыганка с отваром каких-то трав в руках и улыбнулась мне широко и открыто.

— Я вижу тебя настоящую, мать. Может, для чужого взгляда ты и выглядишь, как тринадцатилетняя рыжая девчонка, даже для глаз отца, но я вижу королеву этого мира — Лору Аделлу Уилсон-Дракула. Какой бы ни обладала силой твоя подруга, старое всевидящее око ведьмы своей иллюзией ей не затуманить. И ее нелепой иноземной магии не разлучить вечное, написанное в пророчестве. Вижу, тебя заинтересовала фотография над моей кроватью, и взволновало сходство твое с девушкой, так знай. На фото Владислав III Колосажатель с женою своей, Маргаритой Ланшери, ведьмой, сделанное в тысяча четыреста сорок втором году. Лицо Маргариты после ее смерти стало прообразом всех ее будущих двойников, в телах которых реинкарнировался ее дух — дух самой могущественной ведьмы пятнадцатого века. В девятнадцатом веке это была Аниита. В двадцатом — Лора Уилсон. Обе птички попали в лапы охотников-Хранителей Баланса Измерений, которые неволили, не позволяя воссоединиться со своей любовью. Только вот я — сильная ведьма, да не верю в эту ересь с воцарением Ночи. Верю только в то, что отец страдает без тебя, мать. А я ему всем обязана. Поэтому сегодня я подготовлю тебя к встрече с ним. Будь спокойна, твоя подруга ничего не узнает.

Поделиться с друзьями: