Три подруги и все-все-все

— У вас их что, несколько?

— Ну, да. Муж недавно вступил в права наследования после смерти двоюродного брата.

Я назвала свой домашний адрес.

— А, так вы об этой квартире, — с неожиданным облегчением вздохнула женщина. — Так, мы её продали.

— Что? Когда продали? — я вскочила.

— Где-то около месяца назад. Покупатель попался очень понимающий, дал нам время, чтобы переехать. Хороший парень, очень милый и внимательный.

— А имя хорошего парня вы, случайно, не запомнили?

— Запомнила. Его звали Григорий. Фамилию не вспомню, но если она вам нужна, я могу поискать договор купли-продажи.

— Нет, нет, — торопливо ответила я. — Фамилия не нужна.

И мы попрощались.

Не выпуская телефона из рук, начала набирать Романова.

— Лучше сразу убей меня, — категорично заявил владелец номера, едва подняв трубку.

— Э…

— Если ты сейчас стоишь у нового трупа с дымящимся ножом, то не мучай, а приезжай и прикончи меня, — со стоном попросил Мишка.

— Нет, я стою, — оглянулась по сторонам, — я стою в своей квартире. Если тебе нужны подробности, то на мне драные колготки, испачканное платье, а в волосах, кажется, запуталась гильза.

— Т-а-а-а-ак, — протянул парень. Что-то протяжно и противно заскрипело на его стороне. — А ты где была?

— На девичнике, — я шмыгнула носом.

— На чьём девичнике? — спокойным голосом, которым обычно говорят с детьми и душевнобольными, продолжил расспросы Миша.

— На своём. Вроде как…

— Вроде как? — переспросил Романов. — Я сейчас приеду.

— Не надо приезжать, лучше скажи, что там по убийствам в моём офисе?

— Нет никаких убийств, Ди, — ответил Миша очень серьёзно. — Дело даже стали открывать.

— Почему? — почему-то я не удивилась, в глубине души ожидая чего-то подобного.

— Потому что эксперт дал заключение: это самоубийство. Как бы это дико ни звучало, они сами перерезали себе глотки.

— Самоубийство, перед которым Стас пропал на трое суток? — не поверила я, но отреагировала без эмоций. — Насчёт Инги не знаю, кажется, у неё нет родных. Поэтому, даже если что-то с ней и случилось накануне смерти, искать было не кому. А я ни о чём не догадывалась…

— Так может, они вдвоём и пропали, а не поодиночке. И не по вине злодея, а по собственной воле. Ты не хуже меня знаешь, чем обычно занимаются мужчина и женщина, когда хотят уединиться, — хмыкнул циничный Романов. — И чем они хотят заниматься, когда уединяются.

— А потом оба себя убили? — скривилась я с издёвкой.

— Бывает, — Мишке было всё равно, и он этого не скрывал. — Несчастная любовь.

— С чего ей быть несчастной, если оба были одинокими и свободными от любых обязательств? Ни мужей, ни жён, ни детей!

— А мне откуда знать! — рявкнул разозлившийся Романов. — Я с ними чаи не гонял, баранки не грыз! Но у меня есть чёткий ответ от эксперта: смерть не криминальная! Всё, отстань от меня, чудовище ты неугомонное!

И он бросил трубку.

Я постояла ещё некоторое время, разглядывая одну невидимую точку в пространстве, а после вышла на лестницу и поднялась не следующий этаж. Ткнула пальцем в звонок и стала ждать.

Внутри раздались шаркающие шаги, потом дверь медленно отворилась, а вместе с этим удивлённо расширились и мои глаза. Я была уверена и в своей памяти, и в своей вменяемости. Но в отношении жительницы верхнего этажа такого сказать было нельзя. Женщина была всё в том же наряде, что и в прошлую нашу встречу: халат, тапки и махровое полотенце на голове. И последнее было уже совершенно ни к чему. Её частично седые волосы давно высохли и выбились из-под плотной пушистой ткани, болтаясь короткими неопрятными прядями. Само полотенце держалось на голове кое-как, и готово было размотаться окончательно в любой момент. Халат потерял свежесть, но выглядел вполне приемлемо. И все бы ничего, наверное. Любую странность можно объяснить, каждому таракану найти прописку, вот только глаза женщины были стеклянными, не двигались и даже не моргали. Скосившись вовнутрь, они смотрели на кончик длинного, острого носа.

Я поздоровалась.

Три раза.

Пожелала доброго утра, доброго дня и даже доброго вечера. Окрикнула, пощёлкала пальцами и даже потыкала в неё. Ничего не происходило. Она стояла статуей, не реагируя ни на что. Но ровно до тех пор, пока в коридоре не появилась собака.

— А ты растолстел! — удивлённо воскликнула я, разглядывая заметно поправившийся пушистый шарик на четырёх коротких лапах, которые теперь с трудом носили колобкообразную тушку.

— Гав! — с чувством собственного достоинства выдал пёс. Поднял мордочку на хозяйку и повторил вопросительно: — Гав?

Хозяйка словно робот развернулась на месте и ровными шагами направилась вглубь квартиры, не вспомнив ни про оставленную распахнутой дверь, ни про моё присутствие.

Оглянувшись по сторонам, скользнула следом.

Когда вошла в чужую кухню, владелица животного щедро накладывала корм в собачью миску. Рядом топталась сама собака и широко облизывалась. Справившись с задачей, женщина подошла к одиноко стоящей табуретке, села на неё и замерла в позе, которая совершенно точно была неудобной. Сидеть долго с прямой, как шпала спиной и сложенными на коленях руками долго просто невозможно, но она сидела.

Появление в квартире кого-то третьего я не услышала, скорее, почувствовала. Ощутила кожей движение воздуха и успела спрятаться в последний момент. Шмыгнула в приоткрытую на балкон дверь и затаилась под внутренним окном, присев на корточки и прижавшись к шершавой кирпичной стене.

— Выходи, — произнёс хорошо знакомый голос, достаточно громко, чтобы быть услышанным. — Я знаю, что ты здесь.

Я чертыхнулась себе под нос. Без особого желания поднялась. Отряхнула пыль с платья, в котором продолжала рассекать и которое очаровательно сочеталось с пушистыми домашними тапочками.

И вернулась на кухню.

— И зачем это нужно было? — с кривой улыбкой спросила она, указав на балкон. Наверное, подразумевала мои упражнения в прятках по углам. — Ты ведь и так уже всё поняла.

— Ну, — я почесала нос, — не понять было трудно. Ты оставила весьма очевидные следы, — и указала рукой на хозяйку квартиры, которая продолжала сидеть истуканом.

— Так и задумывалась, — стерев невесёлую улыбку, ответила та, которая была похожа на Руську как две капли воды.

— Это были хлебные крошки, которые ты разбрасывала, чтобы я смогла найти путь домой? — колко полюбопытствовала я.

— Да, — скупо ответила она, моя метафора осталась недооценённой. — Когда сообразила?

Я выгнула бровь.

— Просто интересно, — поторопилась произнести она.

— Когда вспомнила про заколку, — мне надоело маячить в дверях. Вернувшись обратно на незастекленный балкон, я оперлась локтями о бортик. Вскоре ко мне присоединилась моя новая знакомая. Или старая. Я запуталась. — Руська дала мне её для защиты… от тебя, — и я выразительно указала на Симону, продолжая начатый разговор. — В том, что волшебная штуковина работала, у меня не возникло сомнений. Когда мы встретили парнишку, которого ты сюда отправила подчищать следы, Руська не смогла на него повлиять.