Три подруги и все-все-все

— Ой, — застонала я, когда мне всучили охапку полотенец, гель для душа и здоровую бутыль шампуня. — А может, не пойдём никуда, а?

— Обижусь, — предупредила муза с каменным лицом, но негодующим взглядом.

— Ла-а-а-а-дно, — сдалась я и начала забираться внутрь белого чугунного монстра, чтобы встать под струю тёплой воды. Задёрнув за собой шторку, я прокричала в сторону приоткрытой двери, за которой исчезла муза. — А как же Ниса? Девичник будет без неё? Обидится!

— Скину ей адрес! — в ответ сообщила Руська.

***

— Что-то страусы разбегались, — пьяным голосом протянула подруга, подпирая шатающейся рукой острый подбородок. Неловко махнув пальцем, она размазала по лицу красную помаду и даже не заметила этого, окосевшими глазами пристально проводив взглядом продефилировавшую мимо нашего столика длинноногую девушку. — К дождю!

— Какие страусы? — вяло откликнулась я, подцепила салфетку и попыталась протереть лицо подруги. Но почему-то постоянно промахивалась, хотя была уверена, что намного трезвее, чем она. — Ты что, не видишь?

Муза повернула ко мне лицо с ярким румянцем на щеках, попыталась сфокусироваться, для чего потрясла головой, будто бы настраивая что-то в мозгах. Настроила или нет я так и не поняла, потому что соображать лучше она не стала.

— Нет, не вижу, — заплетающимся языком проговорила она. И потянулась к недопитому коктейлю. Назывался он «Таблетка» и был пронзительно изумрудного цвета, отчаянно воняя аптекой. Что было в составе этого зелья я понятия не имела, но в музе было уже три таких. И этого оказалось достаточно, чтобы она забыла половину букв алфавита.

— Это не страус, — я махнула рукой в сторону девицы, исчезнувшей в танцующей толпе посетителей ночного клуба, и едва не смахнула со стола свой бокал. Я пила что-то, что называлось «Пенициллин». Мне понравился его мягкий жёлтый цвет и медово-имбирный привкус. — Это ягуар!

— Что? — муза опасно закачалась из стороны в сторону и едва не свалилась с дивана. Я бросилась её ловить, но сделала это не так быстро, как хотелось бы, и не так ловко, как рассчитывала. В итоге мы, обнявшись как две очаровательные неуклюжие коалы свалились в обнимку обратно на диван.

— Это, — я вновь начала размахивать руками. — Это — ягуар! И он — ягуар, — пальцем указала на парня, подпиравшего стеночку с загадочным выражением лица, на которое шторкой падали волосы, вьющиеся крупными кудрями. — И он, — махнула рукой в другой угол, туда, где за столиком сидела группа из четырёх парней. Трое из них приходились друг другу братьями, что считывалось по общему у всех рыжему оттенку волос. Четвёртый был миловидным блондином с серёжкой в ухе. И стоило на них взглянуть, как я поняла, что все они тоже ягуары. — Так, подожди, что-то здесь не так…

Я отодвинула от себя музу. Вернее, попыталась это сделать, но не смогла, подружка улеглась на меня всем телом и не собиралась вставать. И как кто-то настолько худой мог быть настолько тяжёлым? Кое-как сев, я потёрла лоб, похлопала себя по щекам, пощипала кожу на руке, а после вновь оглядела ночной клуб.

Музыка гремела, огни мигали, люди веселились. Кто-то танцевал, кто-то прыгал, даже не попадая в ритм, кто-то просто пытался устоять на ногах и не рухнуть на четвереньки, пропахав носом отполированный пол. Все столики, расставленные вдоль стен, были заняты. Я переводила взгляд с одного человека на другого, потом на третьего и так дальше, пока с изумлением не констатировала пьяным мозгом: все присутствующие не были людьми.

Они были оборотнями.

Я смотрела на них и видела будто бы две оболочки сразу: и человеческую, и звериную.

Почему-то вспомнился роман Дафны дю Морье про синие линзы. Но у меня-то линз не было.

Зато имелась заколка.

— Руська, — потыкала пальцем в засыпающую на моём плече подругу. — Я смотрю на всех и вижу оборотней. Это дело рук твоей заколки или моё психическое здоровье вообразило себя толстяком в комбидрессе с пропеллером, то есть, упорхнуло в окошко с обещанием вернуться?

— А? — слабо встрепенулась подруга. — Чего?

— Вокруг одни ягуары, вот чего. И вижу их только я! Кажется… а может, они друг друга тоже видят? — я подёргала плечом, пытаясь хоть как-то взбодрить окончательно расслабившуюся музу. — Ты что-то знаешь об этом?

— М-м-м, — неразборчиво промычала вредная девчонка, потёрлась щекой о моё платье и пробормотала. — Заколка. Я же говорила, на ней чары.

— Так, погоди, — я не выдержала и отцепила от себя музу. Легонько встряхнула, чтобы она разлепила глаза. — Ты сказала, что эта штука противостоит чарам!

— Ну, да, — муза попыталась кивнуть, но вместо этого просто уронила голову вниз, уткнувшись подбородком в грудь. Попыталась поднять черепушку, и у неё это получилось. Но мозги оказались тяжёлой ношей, и Руська начала заваливаться назад. Я дёрнула её обратно, ощущая себя начинающим кукловодом. Хотя пора было бы стать уже заканчивающим. — Она защищает, показывая суть вещей. В этом и есть чары. В правде.

— Руся, — позвала я, затеребив подругу. — А почему мы пришли напиваться с горя… то есть, отмечать девичник в клуб, где вокруг одни ягуаретты?

— Не все, — мотнула она головой, свисающей куда-то за спину.

— Чего? — не поняла я, наклоняясь ниже, чтобы расслышать.

— Там, — продолжая демонстрировать мне свой подбородок, она подняла непослушную руку и указала в сторону входа.

А потом уронила руку на стол, звякнув многочисленными украшениями и перевернув стакан с остатками забористой «Таблетки». Ядовито-зелёная жидкость разлилась по чёрной столешнице с рисунком под мрамор и тонкой струйкой закапала вниз.

Икнув, я повернула голову и… начала стремительно трезветь.

Глава 29

Не знаю, как узнала муза, она-то вообще никуда не смотрела. А если и смотрела, то только на собственный пупок, скрючившись в три погибели, из-за чего её распущенные волосы болтались у щиколоток. Но когда в зал ступила группа молодых мужчин, все крепкие и высокие, одетые так, словно собрались отыгрывать массовку в блокбастере про мафию, я без труда узнала в них оборотней. Их человеческие облики будто подёргивались мелкой рябью, а за ней — оскаленные волчьи морды. Были они самыми разными: белыми, чёрными, белыми с чёрным, темно- и светло-коричневыми, медовыми, цвета песка и колера осенней листвы, серыми, кремовыми и даже пятнистыми. У одних мех был тонкий и длинный, у других короткий и плотный, у третьих гладкий, лежащий ровной густой пеленой, у четвёртых топорщился во все стороны, вызывая желание провести рукой, чтобы пригладить.