Триумф поражения

не верят до первого приступа.

Мария Эбнер-Эшенбах

— Нина! Не давайте ему повода вас уволить! — растерянно убеждает меня расстроенная Павла Борисовна.

— Согласна! Глупо не воспользоваться такой замечательной возможностью! — подключается к уговорам Римма Викторовна.

Ну не могу же я рассказать этим чудесным женщинам, пришедшим ко мне вечером в субботу, про модный сейчас харассмент, добравшийся и до нашего милого старого агентства. Они-то уверены, что для их любимой Нины поездка в Париж — прекрасная возможность увидеть город, о котором та мечтала, и вырасти в профессиональном плане.

— Дорогие мои! — молитвенно складываю ладошки. — Я не полечу в Париж. Миссия господина Климова-младшего совершенно выполнима и без моего участия в ней. Я не очень хорошо себя чувствую, не хочется разболеться в полете или на чужбине.

— Может, к врачу обратиться? — беспокоится Римма Викторовна. — Провериться? Уверена, что ничего серьезного. Зато спокойно полетишь…

— Я. Никуда. Не полечу, — с чувством говорю я, и женщины умолкают, неловко улыбаясь.

— Давайте пить чай! — играю роль радушной хозяйки. — У меня есть лимонный кекс. Павел Денисович только что принес.

Расстроенные женщины, не выполнившие свое диверсионное задание, усаживаются со мной за кухонный стол, и мы втроем наслаждаемся лимонным чудом нашего кондитера-волшебника.

Оживает сотовый телефон Павлы Борисовны. Она берет трубку и, извинившись, выходит в гостиную. Возвращается через десять минут, бледная и чем-то огорченная.

— Ниночка! Александр Юрьевич просил вам передать, что если вы не вылетаете с ним завтра утром в Париж, то…

— Могу паковать чемоданы? — горько усмехаюсь я.

— Что-то вроде этого… Можете писать заявление на увольнение, — вздыхает Павла Борисовна.

— Не дождётся! — фыркаю я, нисколько не расстроившись. — Писать заявление я не собираюсь. Увольнять меня не за что!

— Вы не выполняете прямой приказ своего непосредственного руководителя, — мягко напоминает Римма Викторовна.

— Я в понедельник принесу справку от врача о том, что мне нельзя летать на самолетах, — весело смеюсь я. — И никто не посмеет меня уволить.

— Он посмеет, — убеждает меня испуганно Римма Викторовна.

— Судиться будем! — смело провозглашаю я. — И выиграем!

— Это ваше окончательное решение? — на что-то еще надеется Павла Борисовна.

— Более чем! — констатирую я.

Субботний вечер проходит нервно. Я планировала прибраться и почитать, но со страхом прислушиваюсь, не раздастся ли дверной звонок. Убираюсь лениво и некачественно. Читать вообще не хочется. Жду нападения. Ни за что не пойду в холл с молоком. Чувствую, охотник уже там.

Включаю телевизор и пытаюсь настроиться на фильм, в котором кипят нешуточные страсти: героиня изменяет герою и скоро попадется. Незаметно втягиваюсь в просмотр и заливаю горячим кипяченым молоком зеленый чай с миндалем. В одиннадцать часов вечера раздается звонок в дверь.

С громко бьющимся сердцем на цыпочках пробираюсь к дверному глазку. Весь обзор закрывает мощная грудь Холодильника. Стою не дыша и не двигаясь.

— Я прекрасно знаю, что вы дома, — громко сообщает мне очевидное Холодильник. — Откройте. И мы поговорим.

Пока я думаю, ответить ли что-нибудь значительное и остроумное, Хозяин добавляет:

— Советую открыть дверь. Не бойтесь!

Я боюсь?! От немедленного решения открыть дверь и смело встретиться с врагом меня удерживают только остатки здравого смысла. Нина! Он тебя провоцирует! Держись!

— Самолет в восемь утра. Мы еще всё успеем! — чуть хриплым голосом уговаривает меня Холодильник

Что всё?! Меня слегка потряхивает от перевозбуждения и страха. Всё — это работа и постель? Я и в России прекрасно поработаю, а в его постель я не собираюсь. Можно, конечно, всё это гордо и громко выкрикнуть из-за двери, но это кажется мне малодушием. Лучше промолчу. Открывать опасно. Кричать из укрытия глупо. И я снова молчу, прижавшись глазом к глазку.

— Нина! Наш разговор сложится продуктивнее, если вы откроете дверь, — ласково уговаривает меня Холодильник. — Давайте не будем развлекать господ Карповых. Им слышно всё, что я говорю.

Зажимаю рот рукой в буквальном смысле. Надо продержаться! Но как же хочется ответить!

— Нина! — Холодильник становится настойчивее. — Не хотите лететь — не полетим. Давайте поговорим об этом. Давайте поговорим о том, как мы не полетим в Париж.

Вот ведь искуситель! Очень хочется открыть дверь и броситься в бой. Терплю.

— Хорошо. Не хотите пускать в квартиру, не надо. Я подожду вас в холле. Спускайтесь, — в голосе Холодильника появляются еле заметные угрожающие нотки.

Несколько минут стою с бешено бьющимся сердцем под дверью, потом иду на кухню и залпом выпиваю стакан холодной минеральной воды. Щеки и уши горят.

Несмотря на предыдущее решение не реагировать и не откликаться на провокации, и мой разум, и моя душа, и даже мое тело рвутся в бой, я бы даже сказала, в рукопашную. За четыре месяца Холодильник подсадил меня на наше противостояние, как на сильный наркотик. Хотя Ленка утверждает, что это я подсадила и его, и себя. Она его считает жертвой моего обаяния! Мне трудно в это поверить. Такой состоятельный и состоявшийся во всех сферах жизни мужчина может выбрать подобную себе женщину. Я же, несмотря на туманное дворянское происхождение, не того полета птица, не того поля ягода.

Обхватываю себя руками и явно чувствую дрожь. Чёрт! Не хочу трястись всю ночь от невысказанного и непонятого. В бой, Нина!

Тщательно выбираю одежду, чтобы даже намека на фривольность или соблазн не было. Пуританское платье-мешок длиной до середины икр с воротником под горло темно-серого цвета с широким вязаным пояском. Сапоги-чулки "стрейч" из серой замши, не оставляющие открытыми никакой участок ног. Волосы тщательно прочесываю и забираю в высокий пучок. Мадемуазель "серый чулок" готова к встрече с Холодильником.

Осторожно спускаюсь по лестнице на первый этаж, чуть-чуть трусливо надеясь на то, что Холодильник уже ушел.

Он здесь. Стоит посреди холла спиной к лестнице, засунув руки в карманы и глядя в огромные витринные окна. Хотя я ступаю совершенно бесшумно, он будто чувствует мое приближение и резко поворачивается. Черный костюм, белая рубашка, суровое неприветливое лицо.

— Добрый вечер! — пищу я, остановившись в паре шагов от недовольного мужчины.

— Сомневаюсь, — резко отвечает Холодильник. — Какой-то дефицит доброты у вас, госпожа Симонова-Райская. Держите меня в черном теле.