Триумф поражения

Высокий мужчина в сером костюме и сером пальто внимательно смотрит на меня, и во взгляде его появляется заметный интерес.

— Это и есть тот замечательный арт-директор, о котором ты прожужжала мне все уши?

— Это мой арт-директор Симонова-Райская, — вежливо, но сухо говорит Холодильник.

— Присядем? — спрашивает всех Кирилл Иванович.

— Спасибо! Я тороплюсь и побегу! — бодро сообщаю я всем.

Холодильник делает еле заметный кивок в сторону Николая. Тот кивает в ответ. Понятно. Нашел мне провожатого.

— Что вы! Ни в коем случае! — неожиданно придерживает меня за локоть Кирилл Иванович. — Молодые пошепчутся, соскучились, наверное. А вас я оставляю себе, прекрасная Нина!

Только хочу вежливо отказаться, как вижу молнию бешенства в карих глазах Холодильника.

— Как скажете! — покорно отвечаю я Кириллу Ивановичу, испытывая восторг от возможности позлить Холодильника.

Глава 17. Харассмент

Ревность у мужчины складывается

из эгоизма, доведенного до чертиков,

из самолюбия, захваченного врасплох,

и раздраженного ложного тщеславия.

Оноре де Бальзак

Кирилл Иванович оказывается приятным и легким в общении человеком. Он отводит меня за соседний столик и заказывает по моей просьбе молочный коктейль. За пятнадцать минут я узнаю историю знакомства Александра Юрьевича и Светланы Кирилловны: Кирилл Иванович сам познакомил своего делового партнера с младшей дочерью, Светлана мгновенно влюбилась.

— Саша, Александр Юрьевич — удивительный мужчина, — почти восторженно рассказывает мне отец Светланы Кирилловны. — Такой, какой и нужен моей Светлане.

Вежливо киваю, очень хочется переспросить, какой именно, но мне неловко демонстрировать повышенный интерес к своему начальнику.

Кирилл Иванович сам, без наводящих опросов, продолжает:

— Спокойный, уравновешенный. Совершенно не склонный к эмоциональным срывам.

Усилиями удерживаю брови на предназначенном природой месте. Мы говорим о моем Холодильнике? Человеке, который рычит, орет, хватает, прижимает, целует без разрешения? Ну-ну…

— Завтра у них целый день фотосессия, вот он и недоволен, прячется от Светланы, — беззлобно смеется Кирилл Иванович.

Сказать, что Холодильник недоволен — ничего не сказать. Светлана что-то показывает ему в телефоне, наклонившись через столик, а он то пустым взглядом смотрит в телефон и рассеянно кивает, то поднимает глаза на меня, и тогда я встречаюсь с мрачно-черными глазами одержимого человека.

— Нина! Очень рад знакомству с вами! — отец Светланы широко и искренне улыбается. — Простите за настойчивость, свободны ли вы завтра вечером?

— Вечером? — недоумеваю я, никак не желая принять ухаживания еще и этого великолепного образчика мужского обаяния, превосходства и сексуальности.

— Я мог бы придумать что-нибудь оригинальное, — хищно улыбается Кирилл Иванович.

— А как к нашему свиданию отнесутся Светлана Кирилловна и ее мама? — находчиво спрашиваю я.

— Света вас обожает и восхищается вашими проектами. А ее мама умерла пятнадцать лет назад, — спокойно и просто отвечает Кирилл Иванович.

— Простите, — краснею я. — Я не знала…

— Ничего страшного. Ваш вопрос был абсолютно правильным и уместным, — успокаивает меня ласково улыбающийся мужчина. — Я должен был сам сказать это раньше. Но… Увидел красивую девушку — и растерялся, как юнец.

Снова краснею. Холодильник, как будто почувствовав мои смятение и неловкость, с тревогой смотрит в нашу сторону.

— Я настаиваю, — Кирилл Иванович заглядывает мне в глаза. — Если я чрезмерно настойчив, то прошу прощения.

— Благодарю за предложение, но оно лишнее. Мне есть, с кем провести субботний вечер, — вежливо говорю я, вложив в свою интонацию максимально возможные искренность и деликатность.

Кирилл Иванович в шутливом жесте поднимает обе руки вверх.

— Сдаюсь! Прошу меня простить еще раз! Жаль… А что я хотел? Такая необычная девушка не могла быть для меня свободной.

— Вы меня извините, но мне нужно уйти. Меня ждут, — я слезаю с барного стула и протягиваю отцу Светланы руку.

Он церемонно прощается со мной. Увидев это, Холодильник порывисто встает и направляется к нам.

— Николай вас проводит, — приказывает мне, а не Николаю Александр Юрьевич.

— Спасибо, — бормочу я, понимая, что спорить бесполезно.

Долго стою под горячими душевыми струями, пытаясь смыть раздражение и возбуждение, одновременно охватившие меня.

— Полетели!

— Куда полетели?

— В Париж.

— Когда?

— Если хочешь, то прямо сейчас. Сегодня.

Это никогда не кончится. Он явно добивается того, чтобы я уволилась. Мужчина, который в качестве жены и любовницы может выбрать почти любую… Кроме меня.

Не сознаюсь самой себе, что расстроена. Но я очень расстроена. И Парижем, и фотосессией, и смертью мамы Светланы, и неподдельным интересом ее папы.

Дверной звонок, громкий и неожиданный, буквально подбрасывает меня с дивана, на котором я глубоко страдаю. За дверью Холодильник. Стоим не двигаясь. Он не делает попытки войти. Я не делаю попытки отодвинуться и пропустить.

— Я подумал, что что-то случилось. Вы не спустились в холл, — объясняет свое появление Холодильник.

— Действительно, странно, — мрачно усмехаюсь я. — Всего-то час ночи.

— Вы были расстроены, — обвиняет меня Александр Юрьевич. — Что наговорил вам этот ловелас?

— Теперь вы откапываете устаревшие слова? — я поворачиваюсь спиной к Хозяину и иду в комнату.

Холодильник проходит за мной в гостиную:

— Не только вы на это способны. Старый ловелас, если угодно, волокита, распутник.

— Вы делаете комплименты будущему тестю, — напоминаю я, кутаясь в плед.

— Я вас предупреждаю, что не все мужчины возле вас имеют благородные намерения, — хмуро говорит стоящий в центре моей гостиной Холодильник.

— Только вы? — смеюсь я, восхищаясь наглостью мужчины.