Триумф поражения

— Ничего смешного. Да. Только я, — не улыбаясь, подтверждает Холодильник.

— Послушайте! Не замечала за вами такого тонкого чувства юмора, — очень злюсь я. — Сегодня просто день харассмента.

— Мы не в Штатах, — парирует Холодильник, недовольно прищуриваясь. — Кирилл Иванович назойливо приставал к вам? Вы почувствовали скрытые сексуальные мотивы?

— Эти мотивы я почувствовала от вас! — кричу я. — Непристойные предложения. Шантаж с целью принуждения. И… И…

— И? — помогает мне веселящийся Холодильник.

— Прикосновения! — вспоминаю я.

— Мир сходит с ума, — сетует Холодильник. — А как мужчине выражать свой интерес к женщине?

— К чужой — никак! — почти лаю я.

— Чужой? — сама не понимаю, как оказываюсь в сильных руках. — Чья вы женщина? Гены? Этого алкоголика?

— Гена не алкоголик! — до слез обижаюсь я, забыв начать вырываться. — Да. Он иногда выпивает… для храбрости… Только тогда, когда идет предложение делать.

— А над моим предложением вы подумали? — горячий шепот опаляет ухо.

— Вы разве делали мне предложение? — решаю не вырываться, чтобы не упал плед.

— Даже несколько. Вы не помните? — горячее дыхание опаляет уже шею.

— Я помню, что вы скоро женитесь, поэтому готовы со мной переспать и слетать в Париж, — докладываю я, чувствуя, что подгибаются колени.

Холодильник мрачнеет и убирает руки.

— Тогда это Василий? — в голосе Холодильника появляются грозные нотки.

— Послушайте, Александр Юрьевич! — кутаюсь в плед. — Это нелепо и смешно! Оставьте меня в покое! Зачем вам интрижка с женщиной, которой вы не нравитесь?

Выброс руки — и я прижата к каменной груди.

— Вы лжете, госпожа Симонова-Райская! — скрипит зубами "спокойный, уравновешенный, совершенно не склонный к эмоциональным срывам" Холодильник. — Вас так же тянет ко мне, как и меня к вам.

— Что за одержимость?! — психую я. — Настоящая паранойя!

— Если я одержим, то в ваших силах провести обряд экзорцизма, — губы Холодильника ставят клеймо на лбу, подбородке, щеках.

Застываю и не двигаюсь. Как его остановить? И надо ли останавливать?

Спасительная мысль приходит неожиданно и кажется единственным способом отвлечь Холодильника от того, что он делает.

— Василий, — тихо напоминаю я, когда губы Холодильника прижимаются к моим губам.

— Василий? — вопросительно выдыхает в мой рот Холодильник.

— Я рассказываю вам о Василии, а вы сразу уходите, — ставлю я условие.

Холодильник подозрительно смотрит на меня:

— Вы расскажете правду?

— Я вам правду покажу, — выбираюсь из объятий и иду к закрытому большим платком аквариуму.

— Почему-то мне кажется, что я делаю неверный выбор, — бормочет Холодильник.

Отбрасываю платок. Василий спит за большим декоративным камнем.

— Это Василий? — Хозяин нервно кашляет.

— Он! — гордо говорю я. — Живем вместе два года.

— Кем он был до этого? — лицо Холодильника светится улыбкой счастливого человека. — До того, как вы его заколдовали?

— Он был навязчивым мужчиной, распускающим руки. Теперь их восемь, но протянуть не к кому, — отвечаю я, примагнитившись взглядом к его улыбающимся губам. — Вы обещали…

— Если бы у меня было восемь рук, вы бы со мной не справились, — вместо прощания говорит Холодильник и уходит.

— Я и с твоими двумя не справляюсь! — выдыхаю я, без сил плюхаясь на диван.

Приехавшая утром Ленка привезла горячий завтрак и теперь, открыв рот и распахнув глаза, слушает меня и постоянно перебивает.

— В сейф? Гена напился? В Париж? Отказалась?!!!

— Зато он познакомился с Василием, — говорю я с набитым ртом. Блинчики с творогом великолепны.

— Значит, Светланин отец — вдовец? — задумчиво спрашивает Ленка. — Очень старый?

— Меньше пятидесяти точно! — клянусь я.

Ленка лезет в планшет.

— Так… Костров Кирилл Иванович. Сорок семь лет. Вдовец. Двое детей. Сын и дочь. Сыну двадцать четыре, дочери двадцать. Есть внучка. О! У него сейчас роман с актрисой мюзик-холла.

— Меня пригласили стать следующей, — поливаю блинчик вишневым вареньем.

— Ты правда в Париж не полетишь? — недоверчиво спрашивает Ленка.

— Конечно, нет! — удивляюсь я вопросу. — Я не готова к роли любовницы. И это крайне мерзко по отношению к Светлане!

Ленка долго думает, потом осторожно говорит:

— Понимаешь, Нинка… Тут ведь как могло быть… Жил-был на свете Холодильник. И все у него было хорошо. И бизнес успешный, и невеста молодая и красивая. И брак светил по расчету, крепкий и договорной. Но однажды встретил он Нину Прекрасную. И влюбился… И теперь не знает, что делать и с бизнесом, и с невестой, и с браком… И слово нарушить нельзя. И от любви отказаться… Призадумаешься тут!

Давлюсь блинчиком и кашляю до слез.

— Какая любовь, Лена? Так не бывает!

— Еще как бывает! — горячо спорит Ленка. — Да сплошь и рядом! Ради одного секса не стал бы такой человек к тебе вязаться! Я уверена! Да с ним любая пойдет!

— Не любая! — гордо говорю я. — И ты бы не пошла.

Ленка с сожалением смотрит на меня и шепчет:

— Я бы пошла. И с Холодильником, и с папой Кириллом.

— Ты специально так говоришь, — не верю я подруге. — Попала бы в мою ситуацию, поняла бы, что это не шутки.

— Да хоть бы разик попасть! — молится Ленка.

Дверной звонок снова пугает меня до одури. Это Павла Борисовна.

— Нина! Я к вам вот за этими документами, — она подает мне листок бумаги со списком.

— Что случилось? — тупо смотрю на список документов.

— Александр Юрьевич завтра вылетает в Париж, — докладывает исполнительная Павла Борисовна. — В командировку.

Пока я мстительно проговариваю про себя метафору про "фанеру над Парижем", Павла Борисовна добавляет:

— Нина, вы летите с ним.

Глава 18. Пирожки с котятами

В ревматизм и в настоящую любовь