Трон Знания. Книга 4
Шрифт:
То, что шабира обладает тайной силой, поняли все: воины, жрецы, правители Пустынь. Не потому ли боятся дышать? Окаменел Хёск, держа за спиной хазира дымчатый плащ, расшитый серебром. Этот плащ Иштар наденет перед Вратами, затем сядет на трон и получит из рук удивительной женщины реальную власть. Так чего же он ждёт? Пока Хёск и остальные придут в себя и заявят, что шабира нарушила ритуал?
— Это я, — произнёс Иштар. — Твоё творение, Всевышний.
Устремившись вверх, на каждой ступени восхвалил Бога на семнадцати языках и замер на первой
Шабира произнесла следующую фразу заклинания и перевела на шайдир:
— С чем идёшь ко мне?
— С чистыми помыслами, Всевышний, — сказал Иштар, и пошагал вперёд, восхваляя Бога. Хёск еле успевал за ним.
— Что ищешь ты?
— Просветления, Всевышний, — ответил Иштар, стоя на следующей площадке.
— Что позвало тебя в дорогу? — пролетел над столицей голос девы-вестницы.
— Любовь к тебе, Всевышний, и любовь к матери Лунной Тверди, — полетел вслед низкий голос хазира.
Фразы заклинания чередовались с вопросами, ответами и восхвалениями. Переплетение слов, наречий и тембров голосов звучало настолько гармонично, что походило на сказочную, неземную мелодию.
— Как долго ты готов идти?
— Пока не скажешь мне: «Умри».
— Кто в пути тебе поможет?
— На тебя, Всевышний, уповаю.
— В чём мир свой обретёшь?
— В служении и отречении, Всевышний.
— От чего ты готов отказаться?
— От успокоения и гордыни.
— В чём твоя сила?
— В вере в тебя, Всевышний.
— В чём твоё счастье?
— В служении народу.
— Чего ты ждёшь в конце пути?
— Славы.
Наконец Иштар встал перед шабирой.
— С кем поделишь почести? — задала она последний вопрос.
Всматриваясь в чаруш, Иштар жалел, что не видит глаз. Поймёт ли шабира, кому он адресует последний ответ? Последний ответ — его. Но последнее слово — за ней.
— Все почести отдам тебе… Всевышний, — сказал Иштар и повернулся лицом к распахнутым дверям.
Небо уже посветлело. Пока звучало заклинание, если таковым его можно назвать, на площади выстроились тысячи воинов. С секунды на секунду на горизонте появится солнце, и первые лучи ворвутся в зал. Стена, примыкающая к площади, расколется пополам, половинки разъедутся в стороны, увлекая за собой каменные изваяния на фасаде храма, и бой барабанов известит страну о начале новой главы в истории Ракшады.
Иштар отвёл руки назад, и когда Хёск начал надевать на него плащ, проговорил:
— Я, защитник и палач, надеваю лунный плащ.
Не встаю я на колени и не жду благословений.
В моём сердце жар пустыни, жажда мести не остынет.
Пусть враги мои стенают — меч мой жалости не знает.
Руки кровью обагряя, обрету блаженство рая.
Войдя во Врата Сокровенного, опустился на трон, увитый серебряной паутиной. В зале было достаточно светло, Иштар надеялся, что Хёску не придётся подсказывать шабире, куда ей идти и что делать: любое лишнее движение или жест могли свести на нет торжественность
происходящего.Хёск забрал у помощника ящик из золотистого дерева, откинул крышку. Шабира взяла платиновую диадему, инкрустированную драгоценными камнями. С трепетом, который чувствовался в её осанке и походке, приблизилась к Иштару.
— Хазир Иштар Гарпи! — прозвучал на удивление спокойный голос. — Обрети знание сущности и бытия, меры и времени, предела и замысла, движения и изменения, молчания и слов. Стань олицетворением власти, величия, силы, святости и милости Ракшады, матери Лунной Тверди.
В зал ворвались солнечные лучи. В тот же миг шабира возложила тиару на голову Иштара и тихо произнесла:
— Я лишаю тебя успокоения, гордыни и ненависти.
— Этих слов в напутствии не было, — прошептал он.
— Я слышу голос Бога, а ты — нет.
Раздался щелчок, в стене над дверным проёмом появился зазор.
— Смотри, Эльямин, — сказал Иштар. — Теперь это принадлежит нам.
Половинки стены поползли в разные стороны. Величественную тишину взорвал бой барабанов. Тысячи воинов на площади, миллионы жителей Кеишраба запели гимн страны.
Малика смотрела на восходящее солнце, а в душе разрастался ужас. Кажется, она поняла, почему тигры замолчали, когда она сняла ошейник.
Часть 12
***
Под нескончаемый бой барабанов воины вышагивали по площади почти целый день. На солнце блестели шоколадные тела, натёртые маслом. Под ногами, затянутыми в чёрные кожаные штаны, дрожала земля. Дрожь волнами прокатывала по каменным плитам храма и разбивалась о лестницу из алмазного мрамора.
Тигры лежали по бокам Врат. Головы покоились на мощных лапах, белые лоснящиеся бока тяжело вздымались. Время от времени служители поили зверей, но никто не подносил воды Иштару и Малике.
Ближе к вечеру на площадь хлынули жители Кеишраба и гости столицы; всё пространство от храма и до горизонта окрасилось фиолетовым цветом. Люди прикасались пальцами ко лбу, к груди и вытягивали руки вперёд ладонями кверху: «Наши мысли и сердца принадлежат тебе, хазир, и тебе, шабира».
Если бы Малику не усадили в кресло, она бы упала от усталости. Мысли о заклятии испарились подобно лужице под палящим солнцем. От напряжения болели глаза, мучила жажда. Вдобавок ко всему жутко давил платиновый ошейник — он словно сжался.
Малика косилась на Иштара, но различала только очертания его фигуры и плавные жесты. Так же, как Иштар, ловила приветствия людей, которых не видела, и прижимала кулак к груди: «Ты в моём сердце, народ Ракшады».
Наконец раздался щелчок, и половинки передней стены устремились друг к другу, закрывая сиреневое небо и приглушая шум толпы. Иштар и Малика не пошевелились, пока створки не сомкнулись и служители храма не закрыли двери. Церемония коронации была настоящей проверкой на выносливость.