Трон

Затишье наступило ближе к утру. И все не сомневались, что враг что-то затевает, были напряжены, готовились умереть и все-таки надеялись на счастливый исход.

13

Зима 681 — 680 гг. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Спать не хотелось. А ведь обычно Басра засыпал, едва голова касалась подушки. Сейчас же на душе было тягостно, тревожно, гадко… Какой уж тут сон…

Поворочавшись, Басра наконец встал и пошел в конюшню. Он нередко сам проверял, ухожены ли лошади, все ли в порядке, иногда не гнушался сам взять в руки щетку и скребок, лишь бы побыть с кем-нибудь из своих любимцев наедине, погладить по холке, пошептаться.

«Вот уж кого не заботят все эти дворцовые интриги», — с досадой думал он.

Стража, охранявшая царскую конюшню, пропустила колесничего безропотно. Он прикрыл за собой ворота. Один из коней, узнав хозяина, призывно заржал. Басра поднял факел выше.

— Ну что ты, Сипар?! Что ты, дорогой друг! Ждал меня?! Неужто и тебе не спится…

Сипар, стройный гнедой жеребец, забил копытом. Кажется, он тоже был рад видеть человека.

Басра принес ему пару яблок. Стал кормить с руки, делиться сокровенным: этот не выдаст.

— Как ты тут без меня? Прости, утром никак не мог тебя навестить. Царь отослал меня за город по неотложным делам. Потом встречался с кравчим… Помнишь его? Он еще как-то нахваливал тебя, хотел задобрить финиками. А ты их не любишь...

Конь словно догадался, о ком речь, вздрогнул, засопел. Басра с горечью усмехнулся:

— Это ведь из-за него я вляпался во всю эту историю. И, похоже, пути назад нет… Знал бы царь, что я против него замышляю… Он вчера говорил со мной, как с товарищем, а я, веришь, в глаза ему смотреть не смел… Была бы моя воля, прямо сегодня б и уехал из Ниневии, только бы не участвовать во всем этом. Как думаешь, куда бы нам податься? Может, к тебе на родину? Ты ведь из Мидии?.. А что, нашли бы тебе красотку, да и мне заодно…

Спроси кто, как он оказался среди заговорщиков, Басра, наверное, и не смог бы дать вразумительного ответа. Разве он не готов был умереть за Син-аххе-риба без раздумий, разве не преклонялся перед его мудростью… А все равно встал на путь цареубийства, словно поддавшись чужим чарам. И теперь его терзали сомнения — вдруг он поступает неправильно, что, если все наветы и уговоры Ашшур-дур-пании на самом деле пропитаны ядом…

Ашшур-дур-пания — вот кто с первого дня, как Басру назначили царским колесничим, стал для него лучшим товарищем и во всем помогал советом, что для человека, не искушенного в придворной жизни, особенно ценно.

— Надо уметь трезво смотреть на то, что происходит в стране, вне зависимости от того, на чьей ты стороне, — говорил царский кравчий. — На протяжении почти ста лет Ассирия ведет бесконечные войны, и конца этому не видно. Наши города скоро обезлюдеют. Здоровых мужчин почти нет, одни калеки остались, еще немного — и ассирийские женщины станут совокупляться с рабами, только бы продлить род. Тукульти-апал-Эшарра, Шаррукин, Син-аххе-риб¹⁷… А теперь вот и Арад-бел-ит!

— Ты правда веришь, что Ашшур-аха-иддин в этом отличается от Арад-бел-ита? — несмело пытался возразить ему Басра.

— Воевать можно по-разному. Довольно сынам Ашшура класть свои головы на поле брани. Пусть за них это делают инородцы. Хватит им отсиживаться за нашими спинами, пока мы добываем для них славу!

И он же убеждал:

— Ты же знаешь, как я люблю нашего повелителя. Ни при каких обстоятельствах я не допущу, чтобы с головы Син-аххе-риба упал хотя бы один волос…

Тем более обескураживающим стал для Басры итог их совещания в усадьбе Син-Ахе, когда были сказаны страшные слова: умертвить царя.

Басра тогда побелел и едва удержался, чтобы не покинуть собрание, вопросительно посмотрел на кравчего: «А как же твое обещание?!»

На что Ашшур-дур-пания спокойно ответил, видимо, прочел этот вопрос в его глазах:

— Кто-то должен положить этому конец. Пусть даже на нас обрушится гнев богов! Это жертва, которую мы должны принести ради процветания Ассирии!..

Как приоткрылись ворота, Басра не услышал, об опасности предупредил Сипар. Конь вдруг замер, по его телу пробежала крупная дрожь, а широкие ноздри стали раздуваться, как будто он только что проскакал галопом несколько стадиев.

Басра прислушался, положил руку на меч.

«Да что это с тобой, ты еще своей тени начни бояться, — волнуясь, осадил свой страх колесничий, — откуда здесь взяться опасности?»

А потом его словно что-то подтолкнуло — он одним махом оказался на коне, и уже оттуда увидел за деревянной перегородкой крадущихся стражников, не меньше десятка.

Для чего они здесь, было понятно сразу.

— Ну, давай, дружок, — пробормотал Басра, ударяя пятками в круп скакуна.

Сипар вынес его из стойла, опрокинув сразу трех или четырех воинов. Двое других попытались воспользоваться копьями, но одно прошло мимо, а второе перехватил Басра, чтобы тут же им и ударить. Еще одного стражника колесничий убил мечом. Это позволило прорваться к воротам, но там дорогу преградили еще двое, тоже выставили перед собой копья. Конь встал на дыбы.

Сзади послышался осипший голос Бальтазара:

— Не убивать! Живым!

Басра растерянно обернулся. Как?! Он здесь?! И пытается меня схватить, вместо того, чтобы спасти?!

— Предатель! — сорвалось с уст.

В следующее мгновение одно, а затем и другое копье пробили брюхо коня. Басра почувствовал, как содрогнулось тело Сипара, как он стал заваливаться набок. Соскочить колесничий не успел. Когда он оказался на земле, беспомощный, придавленный тяжелой тушей, стража принялась избивать его ногами. За расправой молча наблюдал Бальтазар.

***

Когда Арад-бел-ит не появился в назначенный час в царском дворце, Бальтазар, в отличие от Ашшур-ахи-кара, не мешкал, тут же отправился к Мардук-нациру и принялся его уговаривать:

— Ты пойми, промедлим — случится непоправимое, что, если заговорщики раньше времени нападут на царя?! А нет — так просто сбегут из Ниневии, соберут армию, и тогда уже пожар не потушить.

Мардук-нацир со свойственной его преклонному возрасту рассудительностью возражал:

— А вдруг Арад-бел-ит собирается решить дело миром, встречался с кем, вел переговоры, о которых мы не знаем?..

— А вдруг его арестовали или, хуже того, убили? — парировал Бальтазар. — Тогда завтрашний день никому из нас не пережить.

Министра двора эти слова покоробили, однако убедили.

— Знаешь, где они сейчас? Ашшур-дур-пания, Таба-Ашшур, Басра?

— Мои люди следят за каждым их шагом. Таба-Ашшур только что пожаловал к кравчему. Басра направился к конюшне.

— Что это он среди ночи? Уж не бежать ли надумал?

— Его и возьмем первым…

Взяли. Избили до полусмерти, сломали несколько ребер, свернули набок нос, лишили половины зубов, отбили все внутренности. Стоять пленник уже не мог, и тогда его волоком потащили в казарму внутренней стражи.