Трон

Веселье растянулось на десять долгих дней.

За это время мне удалось встретиться со многими гостями. С кем-то — обмолвиться всего парой слов, с кем-то — провести не один вечер. Впрочем, большинство новостей, которые мне удалось почерпнуть из этих источников, относились к разряду сплетен. Болезнь Син-аххе-риба ни для кого не была секретом, а о войне в Табале уже давно говорили как о проигранной кампании.

Тогда же я узнал о предстоящем бракосочетании Мар-Априма и Ишхануи, дочери Зорапета, что меня немного расстроило. Наверное, я все же испытывал какие-то чувства к этой девушке. Мар-Априм держался со мной на равных, однако не преминул напомнить, что попади я ему в руки в Урарту, он сразу заковал бы меня в цепи и отправил бы как государственного преступника в Ниневию. От него я впервые во всех подробностях узнал об убийстве Шумуна, о смерти Шели, Ани… и Диялы.

Раздавленный известием о гибели близкого мне человека, я два дня пребывал в оцепенении.

Царевна Ануш, рискуя вызвать ревность Ишпакая, подсела ко мне во время пира:

— Что с тобой? Ты сам на себя не похож.

— Погиб мой друг, — ответил я.

Пытаясь хоть как-то поддержать меня в этот трудный момент, она молча взяла мою руку и сильно сжала ее.

Когда нам удалось поговорить еще раз, я понял, как сильно царевна нуждается во мне. Царь Руса наконец уговорил ее согласиться на брак с Ишпакаем. Свадьбу назначили на осень.

Рассказав об этой новости, девушка отшутилась:

— Меня успокаивает только то, что ты теперь будешь рядом.

В последний день веселья, наблюдая издали за Ишпакаем и Теушпой, я вдруг понял, что они говорят о Марганите.

— Она и в самом деле настолько красива, что способна свести с ума? Или твой Лигдамида настолько обделен женским вниманием? — спросил скиф.

— Мы оба знаем, что это блажь и все женщины одинаковы, — отвечал киммериец. — Слава богам, что с годами Лигдамида тоже стал понимать это. Принцесса ему уже давно безразлична. Если что и движет им, так это упрямство. Однажды ему посулили бесценный изумруд, а потом подло выкрали. Эта девчонка нужна моему сыну на одну ночь. Но он поклялся, что перережет горло нашему ассирийскому другу, если она вдруг окажется не девственницей.

— Арад-бел-ит хитер как лис и скользкий как угорь. Ему нельзя доверять.

— Мой дорогой тесть, доверять нельзя никому...

Самые великие планы самых великих людей порой рушатся из-за пустяка, о котором-то и говорить иногда стыдно. Все приготовления к большой войне против Ассирии остановились из-за пустого бахвальства Ишпакая.

Под конец праздника скифский царь решил доказать свою удаль, бился на равных с сыновьями, скакал на коне, поднимал тяжести, как молодой… А на следующий день не смог сесть на трон, стал ходить по большой нужде кровью, сначала все отшучивался, а через две недели высох, ослаб, утратил ко всему интерес. К лету царь пошел на поправку, но затем его угораздило подхватить другую болезнь, которая имела самое тесное родство с первой, — теперь он бегал по нужде каждый час, если не чаще, и от этого прямая кишка у него вывалилась наружу почти на палец.

Военные союзы, женитьба — все отошло на задний план.

Впрочем, недуг царя оказался мне на руку. Мучаясь от бессонницы, страдая от болей, Ишпакай взял за правило звать меня по ночам в свой шатер, чтобы послушать об Ассирии, о чудесах, прославивших Ниневию, и канувшем в вечность Вавилоне. Наша дружба укреплялась день ото дня…

— Похоже, боги прогневались на всех царей сразу, — сказал как-то в разговоре со мной Ишпакай. — Что слышно из твоей родной Ассирии? Син-аххе-рибу не стало лучше?

Я ответил, что он при смерти.

— И кто же станет царем Ассирии, если Син-аххе-риб не сегодня-завтра умрет?

Мне пришлось напомнить, что у ассирийского царя есть соправитель и это Ашшур-аха-иддин.

— Он мне не нравится, — нахмурился Ишпакай. — Этот сопляк знает, что Арад-бел-ит пытается заключить со мной союз, и совершенно равнодушно на это взирает. Это выглядит неуважительно по отношению ко мне. Передай при случае своему господину, что Ишпакай остается ему преданным другом и готов помочь в трудную минуту… Мне бы только выздороветь!

А затем случилось невероятное: Хава, которую все считали погибшей, спустя год после своего исчезновения вдруг объявилась в Ниневии живой и невредимой.

И — о чудо! Через неделю к Син-аххе-рибу вернулся аппетит. Через месяц — на щеках появился румянец, еще через месяц вернулась речь, весной царь встал с постели и заново начал учиться ходить. К лету двадцать четвертого года правления Син-аххе-риба Ассирия вновь обрела законного правителя.

Однако борьба за трон после этого лишь обострилась. Когда это понял Ишпакай, тоже оправившийся от болезни, союз скифов, киммерийцев и мидийцев обрел второе дыхание.

Через пятнадцать месяцев после свадьбы Теушпы и Шпако союзники встретились в стане скифов во второй раз. О том, что там говорилось, я знаю лишь со слов отца.

Царь Теушпа порадовал Ишпакая доброй вестью о том, что царевна Шпако понесла. Это подтолкнуло киммерийского правителя к тому, чтобы возглавить поход в Маннею, Мидию и Элам — завоевать там земли для будущего отпрыска. Номарх еще и подмигнул Деиоку:

— Мы будем добрыми соседями!

Мидийский союзник воспринял эти слова спокойно и тут же поведал о тайной встрече с Арад-бел-итом. Принц предлагал ему породниться, отдавал за него свою любимую дочь Хаву. Вдобавок с помощью шпионской сети ассирийцев Деиок собирался устранить всех своих конкурентов — претендентов на мидийский престол. За все готов был платить золотом, в котором сейчас так отчаянно нуждался Арад-бел-ит.

Итог подвел Ишпакай:

— Тогда договорились. Весной Теушпа ударит по Мусасиру. Ратай, мой старший сын, — по Зикерту. Силы свои соедините в Маннее. Деиок поднимет восстание в Мидии. Сообща мы сможем одолеть ассирийского льва, на престол посадим Арад-бел-ита…

А затем пришла осень, принесшая череду смертей.

Царевна Ануш и царь Ишпакай должны были связать себя священными узами брака в первых числах месяца ташрит. Помню, как в предвкушении свадьбы старый скиф вдруг помолодел и приосанился. Он добивался сестры царя Русы больше трех лет.

Гонец со страшным известием приехал из Русахинили за полмесяца до того дня, как состояться свадьбе.

Он ворвался в царский шатер среди ночи, упал ниц и тихо произнес:

— Царевна Ануш умерла.

Ишпакай долго смотрел не мигая на посланника ванского царя, но так и не тронул его, отправил прочь. Мне приказал налить вина, сесть рядом и вместе с ним выпить. Попросил рассказать о том, как я учил Ануш, когда жил в Русахинили. Вспоминал о том дне, когда они впервые увиделись. Был задумчив, грустил, много пил… Мы проговорили всю ночь.

Больше при мне он никогда не вспоминал о ней.

Еще через месяц погиб Ратай. Как это случилось, никто так и не понял. Старший сын царя поехал на охоту вместе с товарищами, отбился от общей группы… и пропал. Поиски его продолжались трое суток. Царевича нашли в глубоком овраге. Тело было растерзано волками, оружия рядом не оказалось, а лошадь Ратая так и не вернулась в стойбище.

Ишпакай, узнав об этом, приказал седлать коней.

Он повел за собой две тысячи скифов, напал на ближайший город урартов и в отчаянной схватке одержал полную и сокрушительную победу. Ни пленных, ни рабов в тот день не брали.