Трясина.Год Тысячный ч.1-2

– Ну, так что, ромеец? Разойдёмся по-хорошему, или как?
– спросил Коган.

Вопрос был явно риторический. Вэл Йорхос безоружен. У Когана и Волчека парабеллумы. И они только что завалили двух конторских. Или даже трёх - за дверью на лестничной клетке царила гробовая тишина. В любом случае сейчас лучше убираться отсюда подобру-поздорову. А там видно будет. Не спуская с них глаз, ромеец начал отступать к двери.

– Во дворе под аркой стоит машина. Можешь её взять, - сказал Стах Волчек.
– Перестрелку слышал весь квартал, в ближайшие полчаса никто на улицу не высунется, но сюда уже наверняка едут жандармы, так что тебе лучше поторопиться. Отсюда до Перемысловки три часа езды. Успеешь отчитаться.

В живописном местечке под названьем Перемысловка находилась одна из резиденций Севаста. Там всегда присутствовали доверенные особы, которым можно было передать отчёты или получить новые инструкции из центра.

– До Лемара чуть дальше, - продолжал Волчек.
– Четыре часа по тракту, если дороги ещё не перекрыли.

– Боюсь, что перекрыли, - вмешался Коган.
– А воротца с утра ещё захлопнулись. Там нынче Морова Девка чудит. И эта, королева гулей. Ты поосторожней там, Йорхос, они ромейцев страх как не любят, что одна, что другая.

– Сдался мне ваш Лемар, - произнёс Вэл Йорхос с некоторым недоумением.
– Что я там забыл?

– Лита Семишка сейчас там, - сказал Волчек.
– Я уже не смогу о ней заботиться, а ей нужна защита. Хотя сама она, конечно, так не считает.

– А не хочешь в Лемар, езжай в Перемысловку. Ты человек вольный, тебе и решать, - завершил мысль Коган.

Ромеец продолжал медленно отступать, пока не упёрся спиной в дверь. Не сводя глаз с двух семгальцев, он взялся за дверную ручку.

– Что бы ты ни решил - удачи. Альбин Гхор, - произнёс Волчек, улыбаясь.

– Кхаз-гай, - процедил тот. Нажав на ручку, он вылетел на лестничную клетку и захлопнул за собой дверь.

'Кхаз-гай' на языке ксайлахских кочевников означает "сумасшедшие". Сегодня определённо кто-то сошёл с ума. Как ещё объяснить это странное преображение Волчека и Когана? Особенно Когана, этого наивного сельского увальня, у которого при виде ромейца начинали трястись поджилки. А теперь гляди ты, какой дерзкий. А ещё его назвали именем, которое он последние два года изо всех сил пытался забыть. Альбин Гхор. Будь он неладен... Метнувшись к лестнице, он едва не налетел на бездыханное тело, лежащее поперёк площадки. Второй штатский. Мёртв он или без сознания, определить на глаз было невозможно, а впрочем, Вэл Йорхос (или Альбин) и не собирался это выяснять. Скатившись с лестницы, он выбежал во двор. Конторская машина стояла у подъезда. Передняя дверь была приоткрыта, шофёр сидел, откинувшись на сиденье и запрокинув голову. Фуражка с него слетела. Он не двигался. Ромеец стоял, дико озираясь. Братчики не соврали - под аркой в глубине двора действительно стояла четырёхместная "псилла" с натянутым брезентовым тентом. Уж не та ли самая, что давеча чуть не влетела им в корму на перекрёстке? Да, конспираторы из них совсем неважные... Где-то поблизости взревела сирена. Очевидно, кто-то из жильцов уже сообщил в жандармерию. Времени на раздумья не оставалось.

– Кхаз-гай, - повторил ромеец. - Да пропадите вы все пропадом!

Он решительным шагом направился к машине, стоящей под аркой.

Лемар - В темноте

Когда раздались первые выстрелы, Ян инстинктивно бросился на дно машины. Он лежал между сиденьями, скорчившись, зажав уши ладонями, но всё равно слышал душераздирающие крики и топот множества ног. Потом всё затихло. Прошло порядочно времени, прежде чем он осознал, что его конвоиры больше никогда не вернутся. Он был свободен.

Свободен?

Ян медленно подполз к двери машины. Нащупав ручку, он осторожно потянул её. Раздался негромкий щелчок, и дверь открылась. Придерживаясь за сиденье, Ян спустил ноги на землю. Он ощутил под подошвами ботинок скользкие, отшлифованные камни мостовой. Некоторое время он стоял, держась за дверь машины, и насторожено прислушивался. Вокруг царила гулкая тишина. Весь город будто вымер.

Лемар.

Вымер.

Как же они быстро.

Да не, ерунда.

Морова язва не выкашивает за один день.

Попрятались.

Напуганные, растерянные горожане сидели по домам, заперев двери и закрыв ставни, будто это могло защитить их от поветрия. Возможно, вокруг были жилые дома, и их обитатели, прильнув к окнам, молча смотрели на человека, который стоял посреди пустынной площади, вцепившись в дверь брошенной машины...

Вытянув перед собой руки, Ян сделал несколько неуверенных шагов и остановился. Раскинув руки, он пошарил в воздухе, надеясь найти хоть какую-нибудь опору, но вокруг была лишь немая пустота. Осознав, что совершенно не ориентируется в пространстве, Ян почувствовал панику. Ему показалось даже, что земля начала уходить из-под ног. Он медленно опустился на колени, коснувшись ладонями камней мостовой, и замер, пытаясь успокоить дыхание. Потом так же медленно он начал отступать обратно к машине, совершенно не уверенный, что движется в правильном направлении. Ударившись плечом о металлический борт, Ян вцепился в него, как тонущий цепляется за бревно. Лучше не отходить от машины. Он останется здесь, пока не услышит шаги и голоса. Тогда он попробует окликнуть прохожих. Ян опустился на мостовую, привалившись спиной к борту машины. Всё, что оставалось ему теперь - это ждать.

Он не знал, сколько времени прошло. На площади по-прежнему царило безмолвие. Почувствовав на своем лице касание чего-то ледяного и невесомого, Ян понял, что начал идти снег. Он набросил на голову капюшон меховой куртки и поднял кверху раскрытую ладонь. Снегопад усиливался. Крупные снежные хлопья таяли на его ладони. Если в ближайшее время не появится ни одного прохожего, то дело дрянь. Вряд ли он переживёт морозную ночь под открытым небом. Наутро коронеры обнаружат на площади его окоченевшее тело, засыпанное снегом.

Или Морова Девка поцелует.

Если не побрезгует.

Или Аллила-людоедка.

Она, говорят, сама рожей не вышла.

Щека проедена.

Зато глаза есть...

Ян вскинулся, почувствовав, что на него кто-то смотрит. Он не уловил звука приближающихся шагов, но не было сомнений - просто перед ним стоял человек. Ян слышал его дыхание и поскрипывание снега под его ногами.

– Кто здесь?
– проговорил Ян.

– Ангхи, - последовал ответ.

Ангх-х-хи-и...

Как змея из-под колоды.

Змеепоклонники?

И голос странный - тихий, пришёптывающий.

– Это твоё, - услышал Ян.

На его колени упал какой-то лёгкий предмет. Потянувшись за ним, Ян почувствовал пальцами продолговатую капсулу-фиал и тонкую цепочку.

– А это лично от меня, - сказал голос.

На мгновенье запястье Яна обхватили холодные, тонкие пальцы, и в его ладонь впечатался небольшой металлический диск. Монета? Человек отступил.

– Кто вы?
– спросил Ян.

Ответа не последовало.

– Вы здесь?
– сказал Ян, повысив голос.

Молчание.

– Чтоб тебя...
– пробормотал Ян. Он машинально сунул монету в карман куртки и поднялся на ноги, придерживаясь за борт машины.

– Эй! Я знаю, что вы здесь!
– крикнул он.
– Не уходите, пожалуйста!..
– он запнулся, не решаясь произнести это имя вслух.
– Ангхи!

– Чего горлопанишь, ночь на дворе!
– услышал Ян.

Этот голос был совсем другой - хриплый и надтреснутый, и доносился он с противоположной стороны "псиллы". Кто-то неумело возился с ручкой двери. Потом, забравшись внутрь машины, он принялся шарить по сиденьям и под ними.