Трясина.Год Тысячный ч.1-2

Десятник оживился, увидев на дороге армейскую машину, которая, урча мотором, приближалась к посту охраны. Это была грузовая самоходка с двухместной кабиной и кузовом, обтянутым брезентом, в каких обычно перевозят людей. Сменный отряд прибыл. Вот же принесла нелёгкая под самый конец дежурства, сказал он себе. Благо рутинная проверка много времени не займёт. Поправив винтовку (ремень уже начинал оттягивать плечо), десятник направился к шлагбауму.

– Декарх Хонаг, - представился он, заглядывая в кабину.
– Пжалте документы...

Он осёкся, узрев на месте шофёра своего сотника - ромейца по имени Эвфраимус Гата. Это было в высшей степени странно. Командиры не занимаются извозом - это обязанность рядовых солдат, в крайнем случае, десятников. Бегло оглядев кабину, Дитт Хонаг смекнул, что к чему. В кресле справа от шофёра расположился пассажир. Это был сутуловатый, щупленький мужчинка с бесцветными редеющими волосами и крайне неприятной физиономией - впалые щёки, тонкие поджатые губы, крючковатый нос и круглые немигающие глазки, как у хищной рыбины. Мужчинка был одет в армейский тулуп, ватные штаны защитного цвета и офицерские меховые сапоги, однако военным он явно не был - выправка не та. В ногах у пассажира стоял громоздкий жестяной короб с двумя широкими лямками. Десятник прищурился. Ему уже не впервой приходилось нести дозор возле зачумленных городов, и он прекрасно знал, для чего нужны такие ящики. Там, внутри, завёрнутые в мягкий войлок, лежат стеклянные капсулы с драгоценной сывороткой, останавливающей поветрие. А мужчинка в тулупе - это, стало быть, барыга.

– Суров же ты, декарх Хонаг. И муха не пролетит, - с иронией заметил сотник.

– Служу Империи, господин лохагос, - отчеканил тот и взял под козырёк.
– Документы, пжалте.

Тонкие губы барыги скривились в брезгливой усмешке. Двумя пальцами он извлёк из-за пазухи удостоверение и протянул его десятнику. Развернув корочки, тот обнаружил вложенную между ними ассигнацию, равную пяти серебряникам. Половина солида. Купюра тут же перекочевала десятнику в карман.

– Всё в порядке?
– осведомился сотник.

Дитт Хонаг почесал затылок.

– Ну, э-э-э...тут вроде запятая как-то не так поставлена, - произнёс он.

– Ах ты, шельма, - хохотнул ромеец.

Пошарив в кармане шинели, он вытащил оттуда полсеребряника и сунул его в руки десятнику.

– Теперь порядок?

Полсеребряника - маловато, конечно, но слишком наглеть тоже не стоит.

– Всё нормально, господа. Проезжайте, - сказал Дитт Хонаг.

Вернувшись к посту охраны, он поднял шлагбаум. Машина, ревнув мотором, покатилась. Половина солида плюс полсеребряника сверху - совсем неплохо, размышлял Дитт Хонаг, провожая их взглядом. Хотя сотнику наверняка заплатили на порядок больше. Непосредственно у ворот Лемара барыге придётся раскошелиться вновь, но что поделать, таковы правила игры. Все эти затраты барыга возместит сторицей, продавая сыворотку в зачумленном городе.

– Эй, а ты куда собрался?
– рявкнул десятник, увидев, что прямиком к поднятому шлагбауму топает какой-то недоросль в поношенном волчьем тулупе и облоухой шапке.
– А ну, назад!

Десятник преградил парню дорогу и для пущей убедительности направил на него ствол винтовки. Тот отступил на шаг и уставился на десятника. На вид парнишке было лет шестнадцать, хотя он вполне мог оказаться и взрослым - над такой породой людей возраст не властен. Из-под его облоухой шапки выбивались нечёсаные рыжеватые космы. Парень держал в зубах корешок аира.

– Братишка, пропусти в город, а? У меня там жена рожает, - сказал он.

Десятник громко заржал.

– Что у тебя за жена, чучело?

Недоросль вынул изо рта корешок аира, сплюнул в снег и ухмыльнулся, обнажив неровные зубы.

– Жена как жена. Как у всех. Рябая, кривая, скособоченная, и хромает на обе ноги. Зато как раздухарится, так на полатях пыль столбом.

– Тебе под стать?
– хмыкнул десятник.
– Да что ты всё щеришься, как гуль на упокойника? У тебя, часом, бабка с нежитью не хороводилась?

Парень мотнул головой.

– Да нет, только с мельником, а у него брат припадочный. А дядьку моего кобыла по пьяни копытом зашибла.

– Оно и видно, - сказал десятник. Парнишка явно был причокнутый.
– Д'обро, беж'и отседова. П'окуль у'хи не поотстрелил, - добавил он, думая, что говорит на семгальском. На деле это был порченый ромейский, но парнишка, вроде бы, уразумел. Он потоптался ещё немного у обочины и, наконец, отошёл. Опустив шлагбаум, десятник Дитт Хонаг вернулся на пост охраны. До конца смены оставалось меньше часа. Сегодняшний день определённо удался.

***

– Ну что, Памва?
– спросила Лита, когда тот возвратился от блокпоста.

Памва-Хлусик пожал плечами.

– Да бесполезно. Эти, из восточных фем, непрошибаемые просто. Пока денег не дашь. А денег у нас с тобой нету, - он взглянул на Литу и вдруг слегка покраснел.

По возрасту она годилась ему в старшие сёстры, но он нет-нет да и заглядывался на неё. Красивая она, всё-таки. Хоть и волосы острижены, и одета, как мужчина, в штанах и полушубке. Оно и правильно, в юбке по кочкам не побегаешь. И всё равно красивая. Конопушки такие, и глаза-васильки. Наверно, у Яна были такие же, до того как. Дурак он всё-таки, этот Волчек. Памва как-то раз завёл с ним беседу - ну так, отвлечённо, будто бы на другую тему. И кое-что выяснил. Волчеку Лита постольку-поскольку. У них и не было-то ничего. Так, приятели. А когда с Яном всё это случилось, Волчек решил взять её под свою защиту. Ответственность и всё такое... Зря он её, конечно, с Братчиками по лесам таскал. Надо было делать так, как Йорхос сказал - отправить её вместе с братишкой на усадьбу Хильдегерд. Там бы они были в безопасности. Но Лита не захотела. Не желаю, мол, чужим людям на шею садиться. И ромейцев она ненавидит хуже горькой редьки. Вот и мстит им теперь, с оружием в руках. Как мужчина... Хотя с ромейцами тоже не всё просто. Беда с ними какая-то. Чернота эта в глазах. Вроде болезни. И Йорхос тоже. Что-то с ними случилось, давно ещё. Проклятье какое-то, и ничего нельзя сделать...

– Ну что ты смотришь?
– произнесла она с досадой.
– Я же говорила, что ничего не выйдет.

Памва усмехнулся.

– Значит, надо делать так, как я предлагал в самом начале. Резать сетку и ломать генератор. В смысле, наоборот. Сначала ломать, а потом резать.

Она лишь махнула рукой.

– Ты не сумеешь.

– Лита, ну ты совсем за полудурка меня держишь?
– Памва-Хлусик обиженно уставился на неё.
– Ян мне раз объяснил, я всё запомнил. Не получилось в дюнах, получится сейчас. А впрочем, мы ещё можем дождаться этого...ветроплава. Может, прилетит аккурат к вечеру, кто его знает.

Лита вздохнула и посмотрела в небо, на котором уже начинали собираться снеговые тучи.

– Все только и говорят, что об этом корабле, - сказала она.
– Ну и где он?

Памва хмыкнул.

– Ты же знаешь, как это делается. Или кто-то кому-то недоплатил, или чиновьё до сих пор копается с бумагами. Или и то, и другое одновременно. А Морова Девка-то не ждёт. Полгорода тракодыркнется, пока они все печатки расставят...

Тут Памва прикусил язык, поняв, что сморозил лишнее. Он видел, что у Литы задрожали губы, будто она вот-вот расплачется. Но Лита не заплакала. Она молча посмотрела на рыжеволосого парнишку, а потом вдруг обняла его, прижавшись щекой к его волчьему тулупу. Памва-Хлусик почувствовал, что щёки его снова запылали.

– Да ладно тебе, - сказал он и чуть помедлив, принялся неуклюже гладить её ладонью по волосам.
– Ничего с ним не случится. Он же стражник. А стражники - они такие. Никакая зараза их не возьмёт.

Лемар - Хозяин Улиц

'Игра в попрошаек' Наре неожиданно понравилась. Всё оказалось очень просто. И правил никаких. Ей даже не пришлось подходить к прохожим и выпрашивать деньги. Люди, проходя мимо, сами бросали монетки. Девочка радостно рассмеялась, когда на мостовую со звоном упала первая монета и покатилась к их ногам.