Туата Дэ

– Интересно, – произносит Киндигглер, смотря на опустевшую тарелку. – У меня тоже были догадки, но по большей части в отношении моей сестры.

Он замолчал, о чём-то задумавшись. Лжек продолжал следить за розоватой фигурой Атлостарвинты в окне, выходящей из гигамаркета с тележкой продуктов.

– Если позволите, – начал Киндигглер. – Что последний ликвидатор катастрофы на Сватрофане делает здесь, на Юмайкале?

– Путешествую, – моментально признался Лжек. Это было чистейшей правдой.

– Хм, – синеглазый юнец вновь задумался над чем-то. – Я всё хочу спросить о, хм... Правда ли, что у выживших на Сватрофане оперативников проявлялись некоторые ноотропные способности? Вся информация об разработках ноотропики того времени сейчас в "Блэкбоксе", поэтому узнать практически не у кого.

– Бывало, что проявлялись, – ответил Лжек, смотря на возвращающуюся Атлостарвинту. – Хотя, как правило, это было просто мелкое чутьё. Или короткие фрагменты предвидения, неконтролируемые. Мы называли такие приступы "Вспышками". Например, идёшь ты по берегу, и вдруг начинаешь смотреть глазами другого человека. Или даже не человека. Видишь самого себя прямо сейчас. Иногда это что-то из прошлого. Кто-то утверждал, что видел таким образом фрагменты будущего. Но я думаю, что это всё ложь. Бахвальства тогда хватало.

На самом деле это было не бахвальство. Это были его личные выдумки. Уникальный сорт выдумок собственного изобретения, выращенный в серых недрах мозгов Лжека. Остальным полевым оперативникам, действующим в чёрной зоне, банально не хватало фантазии на подобную чушь. "Будущее, говоришь?" Кенцель ковыряется ножиком в зубах. Джун восхищённо смотрит на него. "И что там, в будущем?" Лжек размешивает содержимое металлической кружки. "Мы все мертвы и забыты.", говорит он. "Да-да, экстрасенс хуев. Ещё больше фаталистической нигилистики набросай, чтоб вообще ни у кого сомнений не возникло." Лжек улыбается. Джун открывает рот. "Звучит реалистично", признаётся он. Кенцель усмехается, его смех звучит как хрюканье. Он что-то хочет сказать, но умолкает. Голова разрывается от алкоголя, корабль его сознания тонет в сонливых пучинах аки Титаник, столкнувшийся с айсбергом из чистейшего алкоголя. Он постепенно сползает со стула и засыпает на полу. Из радиостанции доносится шум помех. В ушах гудит. Снаружи бункера проводится очередная попытка вычистить всех обитательниц одним махом, накрыв весь Сватрофан волной запредельных ноотропных частот. Джун схватился за голову, прижимая уши к черепу. Лжек отключает радиостанцию. Ультразвук стихает. Боль в голове нарастает. "Господи, какой пиздец!", бормочет Сатури. Он уже завидует Кенцелю, лежащему в отключке на полу. На лице Кенцеля чистое счастье забытия. Лжек ничего не ощущает, хотя должен был. Внутри нарастает страх. Признаться в отсутствии каких-либо ощущений при ноотропной обработке он не готов. Иначе его сразу пустят на опыты. Вынут мозг и начнут изучать повреждения в районе миндалевидного тела. Какие-то затвердевшие наросты. Как это обычно бывает с выжившими овощами, бывшими оперативниками, исследователями-любителями и прочими жертвами обитательниц, непрерывно воспроизводящих собственные копии.

– А с вами подобное происходило? – спросил Киндигглер, с пристальным любопытством глядя на собеседника. – Какие-нибудь пост-сватрофанские симптомы, проявления длительного влияния ноотропного излучения?

– Лжек, всё готово, – прервала диалог подошедшая Атлостарвинта. Она коротко глянула на незнакомого ей молодого человека, с которым беседовал Лжек. – Ты выходишь?

– Да, да, – поспешил ответить Лжек, вставая из-за стола.

Киндигглер молча посмотрел на удаляющуюся пару, а затем заказал новую порцию блинов. Линзы разрядились. За окном мужчина и женщина сели в автомобиль и умчались куда-то в сторону южного Шайперфима. Солнечные лучи коснулись руки Киндигглера. "О чём ты распизделся, Лжек?", спрашивает женщина за рулём. "Да так, о прошлом. Ничего важного.", отвечает сидящий рядом мужчина. Женщина не успокаивается. "С твоим прошлым лучше вообще пасть не разевать." На бортовой панели автомобиля виден пункт назначения – космопорт имени Парицейна Ливкового. Горит красный.

Синеглазый юнец моргает. Перед ним уже лежит новая порция блинов. Сладостный горячий пар бьёт в ноздри. Он выбирает самый верхний, сворачивает его и впивается зубами в жаркое, вкусное промасленное тесто.

Глава XXIX

Тяжёлое, ядовитое- это было презрение. Оно диффундировало с республиканцев-осси на всех немцев и Тампест постепенно,стал относится с брезгливостью абсолютно ко всему немецкому, от языка до культуры. Презрение было приправлено летучей, эфирной легкокомпонентой ненависти- уже испарявшейся. Тампест просто не мог ненавидеть таких жалких существ.

Жалкие, слабые. Рано стареющие. С юности старые.С ранними морщинками в уголках глаз. Придавленные, ослабленные - непомерными долгами, которые побеждённая страна до сих пор выплачивала даже солнцу у себя над головой и невероятной виной, которое прошедшее поколение, как неотстроенные до конца города, завещало следующему.

Тампест не был уверен, что он понимает смысл этих слов ”вина” и “ долг”, похоже, служивших у этих теней, собиравшихся в здешних бирштубе, паролем, двумя нотами, которыми они писали мелодию джаза неизбывной тоски. Какие-то два значка, имеющие сотни значений, в зависимости от толкований бородатым угольным раввином в плоской кепке с пышной, седой, похожей на кусок облака - если бы облака делались из шерсти старых собак, - бородой.

Полковник не видел ни малейшего смысла заниматься всей этой септуагинтой - и переводить для себя точно эти слова. Ему было мерзок язык в котором они существуют. Ему был мерзки люди которые так много о них задумываются. Этого было достаточно. И копаться вилами в куче этого холодного от дождя навоза он не желал. Для этого есть другие людишки. Этот куратор… Ами… Как там его? Ноейс, кажется. Вот он пусть этим и занимается.

Ненависть, вместе с презерением, всё-таки продиффундировала сквозь толстую проризениненую ткань британской офицерской шинели и навсегда отравила кровь находившегося слишком долго в германской земле полковника - и ступая по ней он испытывал столько же отвращения, сколько, обычный человек испытывает, идя по берегу гнилого, умирающего озера, и вдыхая его запах. Воняющий, не погребённый до сих пор под насыпью автострады, ледяной труп. Запах желтовато-зеленой ряски и плавающих на поверхности тухлой, мертвой воды, запутавшиеся среди жёлтых камышей космы сгнивших черных водорослей....

В этой стране, как и на Тяжёлом Континенте, впору носить уже привычную, регидратационную маску, характерные следы которой ясно читались на лице полковника. Сделанную из нескольких слоёв хлопковой ткани её носить всё же легче, чем резиновую морду от костюма ЭнБиСи - жаркую, глухую и тяжёлую как рыцарский шлем, но надёжно укрывающую всё, до самых плечей, от активной пыли и кислородного желе.

Правда, лёгкие фильтры регидрататора не заменят противогаз. Они легко сжигаются кислородной рецептурой и люизитом за несколько минут и из них ни за что не вымыть радиоактивной пыли… Но она, фильтрующая дыхание на предмет сбережения малейшего конденсата, тоже помогла бы не задохнуться от запаха гнилой, убитой и - давно уже мертвой Германии.

Здешний воздух похож на бесконечный дождь - затушивший сотни, тысячи недогоревших погребальных костров. И мокрый пепел, впитавший запах горелой кости и жира, до сих пор летает в воздухе, липнет на одежду, руки, пачкает лицо, расплываясь от бьющей лицо влаги чёрными разводами.. Залетает в ноздри, мешает дышать. Вот на что похож каждый вдох в этой стране.

Нет, пожалуй, тут даже регидрататор не спасёт. Только тяжёлая, жаркая, пропахшая потом резиновая маска ядерно-химической защиты. Только на её активные фильтры

Бег бетонных опор и скольжение лаково блестящих чёрных лиан-проводов по ржавым треугольным ветвям за окнами экспресса начал замедлятся .

Огромные, застывшие на химической морде советского образца - похожие на блестящие лужи нефти из-за затемнения для защиты от внезапной световой вспышки, стеклянные глаза существа с ручным пулемётом, стоявшего на бетонных плитах пограничной станции Штааакен, остались далеко позади.

Его офицерское удостоверение, как он и ожидал, заинтересовало и советского офицера и немецкого безопасника примерно так же как дохлая крыса и к нему, и к штампу визы выказали лишь вежливый интерес.

Но всё-таки… Каждый раз , когда поезд замедлял бег … Даже просто делал остановки, пропуская, грохочущих змей из металла - поезда внутреннего движения, - Тампест невольно вглядывался в постукивавшую в стальном пазу дверь. Ему казалось, что вот-вот она отъедет в сторону - и войдёт Staatssicherheit. Здоровенные парни, с белыми рыхлыми белыми лицами, с автоматами или без….

Если дверь откроется, то единственным шансом будет - прыгнуть на них первым. Ударить. Отобрать оружие.