Туата Дэ

От высотной куртки, сейчас, на этой жаре, не было никакого толка. Кроме того, в ней изорванная карбидными шариками, было жарко. Кроме того, на мокрую от выплеснувшей крови потрескавшуюся старую коричневую кожу, налип красный песок. А красный песок мешал проявляться Крыльям.

Кроме того, это было сплошное железо - и оно жгло раны феи. Кроме того, сейчас тратить вененум на такую ерунду как восстановление изорванной одежды было просто смешно.

....

Медный подсвечник, - на этом Острове не было ничего железного или стального, - опустился на широкую,гладко выструганную доску. Чёрный дуб, толщиной не менее двух пальцев, что слушал как бился в ночное окно ветер, как он рвался к ней к ней, стоящей за непробиваемой преградой из ледяного стекла, что защищал от его холода тепло Общего Дома, отозвался на это прикосновение глухим стуком.

Женщина, мягко положившая руки на подоконник, по обе стороны от горящей свечи смотрела куда-то вдаль. Её только издали можно было бы принять за человека. Но чтобы так ошибиться, надо было видеть живых женщин туата дэ - а на Земле не оставалось уже пять веков никого, кто бы их видел.

– Ты опять жжёшь свечи,- сказали из полумрака около двери, - Дорогие свечи!

– Говори что тебе надо, цверг, -сказала она не оборачиваясь, - И проваливай - к Милю.

– Дверь не скрипнула. На улице темно, - сказал чей-то скрипучий смеющийся голос из темноты, - Запах ты не могла учуять - поскольку стоишь рядом с горящей восковой нитью.Так как же? А, свинская нянька?

– Тщеславие цверга, жадность цверга. Образ мысли цверга - их вонь я почуяла как только вы ступили на Остров, - в голосе женщины звучала холодная ярость,- А ещё чужих на этом острове просто не бывает, секунд-майор Кальцин.

– Ясно, - толстяк плюхнулся на один из жалобно скрипнувших стульев, - Ты просто увидела в окно как я иду к дому

– Я не предлагала тебе сесть, - всё тем же каменным голосом произнесла скесса, вернув обратно фамильярность секунд-майору.

– В этом доме, - сказал пухлый карлик с коричневой кожей и крючковатым носом, - Мне не требуется твоё разрешение.

Он положил чёрную фуражку с бронзовым гербом, вытер пот со лба и, запихнув покрытый какими-то масляными пятнами платок в карман, схватил из вазочки на столе напечённые троллихой печенья-зверюшки - сколько поместилось в его жадной пятерне. Не переставая жевать, он продолжил говорить и крошки, вместе со слюной, летели из его рта,каждый раз когда он открывал его:

– Мне не нужно просить позволения. Ни на что! Не нужно - потому что за всё здесь платит Флот! Тем более - его не требуется просить у здешней свинской няньки!

Говоря «Флот», цверг подразумевал себя. Он и именно он скупил здесь всё, включая фей и саму прекрасную хозяйку Общего Дома - со всеми их потрохами.

И был удивлён, что кто-то смеет пренебречь этим непреложным фактом. Он был удивлён. Он даже хотел проверить по возвращении -не забыл ли он занести всё, как положено, в конторские книги?

– А Флот, - улыбающийся толстяк встал и подошёл к окну, не собираясь упустить ещё одну возможность показать властью, которую ему даёт его чин - над кем угодно, даже над рослой троллихой, - Не любит ненужных трат...

Тяжёлые как металлическое литьё огненно-медные волосы великанши поднялись будто под сильным ветром -и так и застыли, едва тревожимые слабым током конвульсивной дрожи. Лысый толстяк поглядел - и увидел,что пламя ненавистной ему свечи горит всё так же ровно.

Он почуял, что по жирной коже лба медленно, будто ртуть, катится капелька какой-то странной густой влаги. Он почувствовал как капля становится больше и больше, набирает

Значит, этот ветер, ударивший ему в лицо облаком толчёного стекла, сверкнувшего и пропавшего в темноте, не имел никакого отношения к обычным движениям воздуха. Все следующие движение, все порывы души секунд-майора брали начало из этого момента.

Этот ветер был неестественным. Его ударил воплощённый чьей-то злой волей вененум. Чьей? Кто был рядом с ним? Ненавидел его?

Ответ был так очевиден

– Щёлк!
– только и ответил мыслям секунд-майора лишний позвонок, плоский и огромный как кость древнего ящера , на его глазах появившийся у основания черепа «свинской няньки».

Лицо троллихи, на которое он смотрел и не мог насмотреться, у не выражало ничего - хотя, бледность и закушенная до крови губа выдавали её желание закричать.

Щипцы для снятия нагара, которыми он собрался погасить свечу, со звоном упали на пол - но было уже поздно

– Щёлк!
– из основания шеи вырвался новый,такой же огромный позвонок

– Щёлк!
– Щёлканье убыстрялось. Будто расплавленный свинец в дроболитной башне, сыпался в воду

Кожа и мышцы на шее скессы стремительно растягивались, пока с треском не порвались. Нормальные кости пока что оставались между появившимися, походившими скорее на булыжники, чем то на чём может покоится живое мясо. Если можно было всё ещё назвать нормальным то,что было вырвано таким движением, какое основа живого тела совершать просто не должна- но заслоняющийся от троллихи рукой майор был готов и на такое. Ведь они пока что оставались хоть чем-то нормальным, правильным, остатком ушедшего мира какую-то зацепку, какую-то опору в творящемся сейчас с ним.

– Щёлк!
– и повисла тишина.

Повиснув на костяной змее из огромных, ни с чем не сообразных костей, казавшейся бесконечной лежавшему нас спине, грудой дрожащего жёлтого студня флотскому офицеру, упавшему и теперь пытавшемуся оттолкнуться мягкими руками и скользящими мокрыми сапогами от пола - в попытке обогнать движение стремящихся к нему костей . Когда оторванная голова повисла над ним, он увидел, что ней изменился цвет кожи. С мраморно- белого - на серый, будто бы отделившаяся от тела по своей воле голова не только умерла, но и успела сгнить.

– Щёлк!
– сказал, и намного громче плечевой сустав троллихи, возвещая,что пытка ещё не закончилась. Тёмная ткань платья напиталась какой-то, фонтаном брызнувшей сквозь ткань жидкостью. Даже такой бумажной крысе , было понятно,что это отнюдь не вода.

Цверг завизжал как свинья

– Щёлк!

Раскрывшиеся и увеличившиеся рёбра, разорвали лиф в клочья, моментально обнажив бешено стучащее сердце и синие лёгкие -которое тут же замерли, укрывшись под толстой каменной коркой из кровавого кварца.