Туата Дэ

Тампест именно поэтому и узнал том, что Дюпре в Германии - из охочих до скандалов газет.

“ПОДПОЛЬНЫЕ ГЛАДИАТОРСКИЕ БОИ! УБИЙСТВО АМЕРИКАНСКОГО СОЛДАТА!

“16-го сентября, поздно ночью, в полицейский комиссариат на улице Жаворонков, был доставлен отбивающийся и рычащий полуголый матрос огромного роста. С ТАТУИРОВКОЙ РАСПУСТИВШЕЙСЯ РОЗЫ НА ЛЕВОЙ ВЕРХНЕЙ ЧЕТВЕРТИ ГРУДИ.

Чтобы доставить его в полицию, его друзьям,а затем и патрульным, пришлось применить, может быть, даже несоразмерное никаким целям насилие.

Он отказывался отвечать на заданные ему вопросы на немецком и английском, а также, во время ареста, ругался только по-французски. Но, располагая его, матросской книжкой и показаниями его приятелей, полиции удалось с узнать, что его зовут Жан Дювальяк, матрос первого класса с “Киншасы”, большого торгового судна,, принадлежащего конголезской морской компании и недавно пришедшего из Матади.

С их слов, будучи в сильном подпитии, он и “один большой черномазый”( сержант 1-го класса Роберт Д. Дэвидсон), повздорили. Их вовремя остановили, но Дювальяк, видимо, затаил злобу. Дождавшись своего противника на улице, пошёл за ним и, выбрав момент, когда рядом никого не будет, ударил в спину Дэвидсона большим складным ножом, который есть у всякого моряка - для резки линей и тросов.

Заподозрившие что-то не то собутыльники Дэвидсона поспешили к нему, но нашли Дювальяка уже затаскивающим тело негра во двор разбитой при бомбёжке кирхи.

Правда, даже при беглом при осмотре тела, оставленном на месте преступления полицейским сержантом, помимо раны в животе, обычной для таких дел, у пострадавшего, помимо рассеченного лба и разбитых в кровь губ, обнаружилась ещё обширная травма головы - височная кость была, буквально, вмята внутрь черепной коробки… “

Как всегда, Дюпре, когда он был нужнее всего, опять ввязался невесть во что. В прошлый раз, насколько помнил Тампест, этот негодяй прибежал к нему без ботинок, постоянно оглядывался, в засаленной и измятой рубашке, с закатанными до локтей рукавами, кусочек которой, будто флаг капитуляции светился из незастегнутой ширинки наспех натянутых штанов - а из мокрых, грязных и изодранных от долгого бега по асфальту носков торчал туз пик.

Единственное, что он сделал правильно -и, наверняка, у него это получилось случайно, - он умудрился влипнуть не где-нибудь,а именно в Гамбурге.

Гамбург -переданный американцам, - изначально находился в зоне британской оккупации. И, хоть сейчас, немцы чувствовали себя посвободнее и даже имели свое правительство, они всё равно оглядывались на штаб в Менхенгладбахе и британского комиссара. В этом контексте, аккуратная, ушитая самим полковником -точно по фигуре, - с двумя аккуратными складочками на спине британская офицерская шинель со значками офицерского достоинства имела немалый вес.

Оставалось убедится в том, что это именно Дюпре.

“В настоящий момент, арестованный содержится под стражей и ему, вероятно, вскорости будет предъявлено обвинение…”

Но чтобы добраться до Дюпре, необходимо было покрыть расстояние от Шпандау до Гамбурга. А это 180 миль. Казалось бы, что сложного,в третьей четверти двадцатого века - когда имеется скоростной железнодорожный, воздушный и автомобильный транспорт?

Дело было именно в этой четверти этого дьявольского века. ВестБерли походил на японскую шкатулку -когда внутри одного ящичка из чёрного лакированного дерева помещается упрятанный хитрым мастером второй и даже третий… Несмотря на то, что он прилетел не в Россию и дела у него были в Германии - надо было как-то пересечь русскую границу.

Самым очевидным решением был, опять же, Темпельхоф. Часовой рейс до Гамбурга в уютном кресле “СуперКонни” или роскошного как номер “Рица ”, гудящего как шершень “Барбазона”, обходительные стюардессы из ПанАм…

Но дело было даже не в цене билета - хотя теперь полковник стал скуповат, перебрался из центра Берлина на окраины, считая, буквально, пфенниги, растягивая оставшиеся деньги в ожидании того благословенного дня, когда он окончательно переселится свою каюту под гулкой стальной палубой “Рианны”.

Хотя, и в деньгах тоже.

В этом чёртовом мире всегда всё сводится к деньгам. Например, если бы, в своё время, один информатор и его наниматели не сошлись бы на тридцати пфеннингах - Диск был бы чуточку другим…

Но важнее всего было то, что Дюпре являлся его импровизацией. У полковника были и другие варианты на место командира артиллерийского автопоезда “Б”.

Но стоило ему увидеть эту заметку, как они пошли к чёрту. Тампест знал, что Дюпре нужен.

А если опять лететь за дипломатический счёт, то придется втолковывать нужность Дюпре Куратору. А тот, возможно, не захочет иметь дело с уголовником.

И даже один день задержки неизбежно приводил бы к тому, что вытащить его стало бы сложнее, а затраты на него выросли бы в геометрической прогрессии- из-за необходимости давать взятки всем, начиная от полицей-президиума и до уголовного суда. А ведь к делу уже подключилась скандальная пресса, чующая запах огромных тиражей…

Кроме того, куда проще будет -если до этого дойдёт,- иметь дело с советскими пограничниками, которых не слишком будет интересовать личность какого-то там британского офицера, чем с дотошными американскими чиновниками…

И вообще, подвергать риску слишком тщательной проверки настоящие документы полковника Реджинальда Тампеста - теми кто в этом понимает толк и знает куда отправлять нужные запросы. Сам полковник давно уже не удивлялся тому, что живёт по бумагам умершего, носит одежды мертвеца и зовётся его именем - тем более, что своё он давно забыл, а нынешнее ему подходило явно больше, чем прежнему хозяину. Но иммиграционные власти ему бы удивить явно удалось.

Его интерзонунг был запланирован изначально, и у него, имелась открытая транзитная виза через советскую Германию.

Надо было просто подхлестнуть события.

Наскоро ополоснувшись, полковник подхватил с пахнущей стиркой кровати свои нехитрые пожитки.

За расчет на месяц вперёд владелец квартиры согласился оказать Тампесту кое-какие услуги и принять звонок от его делового партнёра.

Тем более, хорошо, если у такого щедрого съемщика останутся самые лучшие воспоминания о бедном Клаусе Штирнере.

Покончив с этим, полковник распрощался с мокнущим на берегах Шпрее осенним Берлином навсегда.