Туда! И надеюсь, обратно...

— Для шоу.

— Точно, — с горькой усмешкой перевожу взгляд с Пита на этих… Кхм… Ну нет у меня цензурных слов… Сволочи они и гады, что проводят пир во время чумы! Только они не знают, что для 24 человек и их семей это чума. На них даже злиться бесполезно, потому что для капитолийцев… — Это всего лишь шоу.

Откидываюсь на спину, устремляя взгляд куда-то вглубь черного бездонного неба.

— А ведь уже, даже не завтра, а сегодня вечером на нем появятся портреты, — протянула я, устало прикрыв глаза.

— Твоего там не будет, — безапелляционный тон Пита.

Самое смешное, что при любом исходе моего портрета и вправду не будет.

— Ладно, — поднялась, устало поморщившись. — Пойду-ка я баиньки, пока ещё есть такая возможность. Удачи тебе, Пит. Хотя надежды на эту удачу…

Бреду к выходу, замирая у оного, услышав голос Пита.

— Китнисс, — обернулась, мельком подумав, что сейчас вышел бы отличный кадр — свет от фонаря падает так удачно, что Пит кажется ангелом… — Можно тебя напоследок попросить кое о чем?

Пожимаю плечами, отгоняя навязчивые образы.

— Смотря о чем.

— Пока не увидишь в небе надпись «Дистрикт-12», не умирай пожалуйста.

— Я постараюсь, — киваю и отворачиваюсь, чтобы он не заметил моего выражения лица.

Опять это «постараюсь» …

— Еще кое-что…

— Да?

Пит неожиданно улыбается и выдает нечто крайне непонятное.

— Я тоже, кажется, тебя уже…

Еще раз киваю, но уже более неуверенно, думая, что он все-таки сегодня слишком странный, и направляюсь в комнату, которая на ближайшие пять часов ещё моя. А в абсолютно пустой голове пульсируют строчки из стихотворения Ахматовой:

Мы прощались как во сне,

Я сказала: «Жду».

Он, смеясь, ответил мне:

«Встретимся в аду»…

====== Часть I. Трибуты. XVIII ======

– Пойдите прогуляйтесь по свежему

воздуху, а то вы зеленого цвета.

— Какого?

— Зеленого. Но не расстраивайтесь.

Зеленый — цвет надежды!

«Ищите женщину»

Темно. Светло. Темно. Светло. Я поезде. Опять этот дурацкий туннель, вызывающий страх, даже панику. Да еще электричество в вагоне ни к ёжику, ни даже к таракану, как и мои нервы, натягивающие кишки на ребра и отбивающие сложный ритм на моих висках. И голос. Противный знакомый голос.

«Дамы и господа! Ещё немного и мы узрим нашего победителя!»

Победитель? Какой победитель? Игры же ещё не…

Пит? Что он здесь делает? Стоит, весь такой красивый, но холодный и пустой, как кукла. А сзади него… Катон!

Автоматически метаю в противника неизвестно откуда взявшееся в руки лезвие. Не успеваю уследить за тем попала я в противника или нет, как ощущаю ледяную сталь у своего горла. Мирта. Страх дикий неосознанный усиливается в несколько раз и не только отводит руку с ножом, но и вонзает его в горло перекошенной от ненависти девушки. Она падает, пытаясь удержать рвущуюся во все стороны кровь, а я бегу. Не знаю зачем. Не знаю куда. Просто бегу. До самого конца коридора. Открываю дверь и опять принимаюсь бежать, но возникает преграда в виде вооруженного ножом для хлеба парня (наверное, трибута, но я не уверена), который принимается этим ножом пилить мне руку, приговаривая «я выиграю, выиграю, обязательно». С отвращением вырываю у него из рук оружие и всаживаю в его глаз. Бегу дальше. Забегаю в следующую комнату и снова кого-то убиваю. Дальше, дальше, третья, четвертая, пятая… Бегу пока не оказываюсь в последней тупиковой спальне. В центре на помятой, пахнущей плесенью кровати сидит какая-то подрагивающая захлебывающаяся слезами девочка. Хочу подойти и обнять её успокоить, но руки сами собой обхватывают легкую головку и молниеносно поворачиваю. Слышу хруст и с ужасом…

— Китнисс… Китнисс!

— А?

— Ты заснула.

Оглядываюсь, передергивая плечами, сбрасывая с себя тяжелое покрывало противного сна, и осознаю, что я в планолете, плечо ноет от внедренного туда следящего устройства, а передо мной стоит встревоженный, пытающийся скрыть эту тревогу Цинна.

— Все в порядке?

Проглатываю горький комок нервов и неуверенно киваю, принимая протянутую мне руку.

— Может, тебе все-таки не стоит есть? — с сомнением протягивает стилист, посматривая на зеленоватую, прям под цвет блузки, меня, уже полностью приготовленную к арене.

— Я буду кушать, — упрямо заявляю я, зачерпывая не очень аппетитный на вид суп. — Даже заключенных перед казнью кормят, чем я хуже? — Принюхиваюсь, отодвигаю тарелку подальше и, наколов на вилку кусок мяса, отправляю его в рот, где тщательно пережевываю, сдерживая рвотные порывы.

— Ничем, — соглашается мужчина и молча наблюдает за тем как я пусть медленно, но целеустремленно и безжалостно расправляюсь с рагу.

После того, как еда заканчивается, челюсть продолжает упорно работать, постукивая зубами и стирая бедную ни в чем неповинную эмаль.

И когда раздается сигнал, извещающий о том, что пора отправляться на бойню, я, к удивлению своему, испытываю облегчение, огражденное от абсолютной апатией тонкой пленкой.

Становлюсь на клетчатый металлический диск и смотрю на Цинну в ожидании последних наставлений.

— Помни, что сказал Хеймитч.

«Прощай, Китнисс» - вот, что мне сказал Хеймитч.

— Беги и ищи воду. Дальше действуй по обстановке. — Я киваю. — И ещё кое-что. Чтобы тебе ни сказали, чтобы ты сама ни думала. Я в тебя верю.

— Правда? — к краешкам глаз прокрадываются слезы.

— Правда.

Он наклоняется и целует меня в лоб.

— Удачи, Огненная Китнисс.

Перед нами вырастает прозрачная преграда. Я в последний раз впечатываю в память ободряющее лицо Цинны и погружаюсь во тьму. Три, два, один. В глаза ударяют резкие солнечные лучи, одновременно с тем, как в ноздри прошмыгивает свежий теплый ветерок.

Стараюсь скорее проморгаться, чтобы оглядеть окрестности и…

— Леди и джентльмены, семьдесят четвертые Голодные игры объявляются открытыми! — разносится по всей арене голос Клавдия Темплсмита, одновременно с тем как я потрясенно выдыхаю:

— Какого ёжика? ..

====== Часть II. Игры. I ======

Везение — мое второе имя.

А первое, кстати, Не.

Терри Пратчетт

Я бегу. Не знаю куда, не знаю зачем, просто бегу.

Ощущение дежавю впивается в пятки и ползет от них прямиком в горло, а может и дальше, не знаю, оно успевает прокрасться только до коленок, когда я вспоминаю — мне это снилось! Почему-то хочется рассмеяться, но я не смеюсь, потому как это чревато неприятными последствиями в виде сбитого дыхания и горящих легких. И так-то бежать неудобно с двумя рюкзаками за спиной, удочкой в руках и железной банкой неизвестного содержимого в зубах.

Откуда у меня все это?! Ответом на это служит фиолетовая дымка тумана, застилающая черепную коробку со всем её содержимым. Нет, мне на самом деле интересно, когда я успела настолько обогатиться.

Ещё и в попу что-то впивается…

Нет, надо срочно воскрешать в памяти последние полчаса своей излишне насыщенной жизни, а то вдруг я кого-то умудрилась укокошить.

Внутренний голос услужливо поддакнул: «И вправду, ты же во сне уже семерых убила, чего тебе стоит восьмого убить наяву!»