Туда! И надеюсь, обратно...

Ой, логика, отвянь! Не до тебя сейчас!

– К сожалению, время подошло к концу. Нам придется расстаться.

– Оу, Цезарь, боюсь, мое сердце может этого не выдержать…

(Если бы все было так просто…)

– Тогда я поделюсь с тобой своим…

(Мозгами бы лучше поделился!)

Единственный вменяемый вариант – попросить у Пита розу, выглядывающую из кармана пиджака.

– Того же поля, но не того же пола ягода! Марвел!

Скосила глаза на, вроде пока ещё напарника, но, когда меня встретили все тем же, явно что-то означающим взглядом, отвернулась и решила, что мы оставим этот вариант на крайний случай.

– Здесь круто!

(Да просто рай на земле)

Пункт второй. Зверьё.

– Что именно вам понравилось больше всего?

Нужно либо рычать подобно тигру, либо шипеть подобно змее. Можно и не шуметь, а…

– Да все!

(И это после двадцати секунд интенсивного обдумывания? Пожалуй, ему мозги нужнее, чем Диадеме…)

И… Так, а на чем я остановилась? Нет, не могу я их идиотские реплики без своих не менее идиотских комментариев оставлять, но и думать на три фронта как-то не айс, нельзя же так распылять себя, точнее свой мозг, я не Диадема и не Марвел…

– Вот только одно но – я дома фотоаппарат забыл, даже снимков на память не сделать!

…я без мозга жить не смогу.

Хм, а если я так здраво рассуждаю, значит, я уже не волнуюсь?

Судорога, прошедшая по ногам от пяток до бедра, опровергла эту гипотезу.

Тогда думаем дальше…

– Катон, ты производишь впечатление настоящего бойца.

Пункт пятый. Нудизм.

– Это не впечатление. Я такой и есть.

Представьте, что все ваши слушатели абсолютно голые. Это должно прибавить уверенности.

– Я жестокий.

Представила.

– Безжалостный.

Нет. Я не буду смеяться не буду.

– Кровожадный.

Держись!

– Беспощадный.

(Я кровожадный. Я беспощадный. Я злой разбойник Бармалей!)

Я не выдержала.

…

Вот вам же знакомо это чувство, когда ты смеешься, все на тебя смотрят, ты понимаешь, что ты не должен смеяться, но… это сильнее тебя. Только одно дело, когда от того, прекратишь ли ты смеяться зависит сомнительная оценка по поведению, а другое – когда от этого зависит твоя жизнь.

Только пропитанные чистой нефильтрованной ненавистью глаза Катона заставляют меня перестать смеяться, зато в два раза сильнее начать волноваться.

– Пит, дай розу пожалуйста, – прошептала я.

– Что?

Закатила глаза, но повторила:

– Дай пожалуйста розу.

– Что? – глухой…

– Розу сюда гони живо! – прорычала, заглушив очередную попытку Цезаря вернуть внимание зала к трибуту второго Дистрикта.

Заполучив требуемое я, ко всеобщему удивлению и так донельзя пораженно публики, начинаю её есть.

Катон встает и медленно идет к своему креслу, не сводя с меня убийственного взгляда.

Но мне уже пофиг! Я жую цветок и наконец-то успокаиваюсь.

Так что вы, тараканы в моей голове, к которым я не устаю обращаться, если вы отправляетесь на публичное выступление или на какую-то важную встречу, захватите с собой жвачку! Потому как если вы вдруг начнете есть чужие растения, ваша встреча будет долгой (ваша встреча с психиатром), а если растение окажется кактусом, то недолгой, но запоминающейся, я бы даже сказала – незабываемой.

====== Часть I. Трибуты. XVII ======

Я твердо уверен в одной вещи.

Всегда нужно признаваться в

любви тому, кого любишь.

«Господин Никто»

Огни: желтые, белые, оранжевые, розовые, фиолетовые. Так много огней, что даже ночь уходит на второй план, и звезды стесняются освещать темное небо, боятся померкнуть на их фоне. И среди этих огней, не менее заметные и уж точно не менее яркие люди. Бегают, смеются, шумят, пускают фейерверки, в общем — празднуют. Ещё бы… ведь меньше чем через семь часов начнутся Игры, почему бы не отпраздновать? Веселятся, пьют… Скорее всего и за меня стаканчик опустошат, я же сегодня отличилась по всем фронтам.

Сначала чуть не упала со сцены, так как ноги, из-за быстро закончившегося ароматного успокоительного, меня подвели, потом развела сопливую сказочку про бедную-несчастную меня, которая мало того, что по природе своей либрокубикуларист, так ещё и после некоего несчастного случая получила осложнение в виде гексакосиойгексеконтагексапараскаведикатриофобии.

Хм… Опять начинаю улыбаться, вспоминая ошарашенные лица Цезаря и зрителей, которые теперь вдвойне восхищаются мужеством девушки, ежесекундно борющейся с таким страшным недугом как «боязнь числа 666 в пятницу тринадцатого». (И откуда только в моей голове этот внезапно пригодившийся мусор?)

А после того как я на вопрос ведущего: «Как же тогда тебе удалось получить двенадцать балов?» начала зачитывать Маяковского, и пара дамочек упала в обморок, даже слегка опасаются.

Если бы еще трибуты подумали, что я заразна и побоялись ко мне приближаться… Один уже, по-моему, так решил…

И стоило только его вспомнить…

— Тебе следовало бы поспать.

Несмотря на то, что я ожидала его появления, все равно вздрогнула, потому как не ожидала, что он со мной заговорит.

— Надо же! — хмыкнула, когда он присел рядом со мной на стыренный из гостиной серый плед, почему-то напомнивший мою классную руководительницу, даже не знаю почему, то ли у неё была кофточка такого же цвета, то ли лицо… Не помню. — Он со мной разговаривает. Я-то думала, что ты себе от безответной любви язык прикусил, или ещё что-нибудь…

— Разве речь шла о безответной любви? — с сомнением протянул Пит, на что я закатила глаза. — Если серьезно, я думал, что это ты меня игнорируешь.

Нахмурилась, посмотрела на парня, убедилась, что он говорит всерьез, и нахмурилась ещё больше.

— С чего бы это?

— Мало ли… — он пожал плечами. — Подумал, ты начала играть.

Фыркнула и покачала головой, с усмешкой поглядывая на бегающих вокруг какого-то памятника ребятишек.

Вечно надо все усложнить…

— Мог бы просто подойти и все прояснить. По-моему, у нас осталось не так уж много времени на затяжные сомнения. Всего каких-то шесть часов…

— Пять часов сорок восемь минут и пят… шестнадцать секунд, если быть точным, — поправляет Пит.

— Вау… — выдохнула я, скосив глаза на парня. — Выходит, что я не так уж и сильно переживаю…

Он почему-то хмыкает.

— К этому ведь невозможно подготовиться? — выдаю после нескольких минут, нет, не тишины — спасибо нашим Капитолийским «друзьям» — молчания. — К Играм.

— Нет, — соглашается он.

— Тогда зачем все это? — поворачиваюсь, пытаясь найти ответ на его лице. — Зачем тренировки, процедуры, интервью? Какой смысл?