Туда! И надеюсь, обратно...

– Стих.

– Что?

(Стих и сел на место!)

Проигнорировав его вопрос, я закрываю глаза, выдыхаю весь лишний воздух и начинаю читать, сначала тихо, еле слышно, а затем все громче и громче.

– Ты непременно сдохнешь, клянусь богами.

Так говорю, отбросив последний стыд.

Все платежи на свете красны долгами.

Я тебе должен, но мне не придется мстить.

Мне наплевать, что время тебя состарит,

Прежде чем сможет выпихнуть в мир иной:

Ты непременно сдохнешь. И это станет

Платой за то, что сделали вы со мной.

Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро,

Дергаясь от удушья, пустив мочу,

Сдохнешь и ты, посмевший — но нет, ни слова.

Сдохнешь и ты, добивший — но нет, молчу.

Общая казнь, которою не отменишь,

Общая месть за весь этот сад земной.

Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь

После того, что сделали вы со мной.

(Дмитрий Быков, 1995)

Выкрикнув последнюю строчку, я горько усмехаюсь, вглядываясь в ошарашенные лица, качаю головой и ухожу, сопровождаемая оглушающей тишиной.

За обедом я мелкими ложечками хлебаю рыбный суп, отдавая дань настоящей Китнисс. Интересно, что страшнее – запустить в распорядителей стрелу или заявить им в лицо, что ненавидишь их? Вот и я не знаю, поэтому стараюсь ни на кого не смотреть. Но не смотря на все мои старания и даже некое подобие улыбки на лице, Пит бросает на меня вопросительный встревоженный взгляд, на который я лишь морщусь и качаю головой.

– Ладно, – говорит Хеймитч, отодвигая от себя пустую тарелку. – Хватит о пустяках, скажите-ка лучше, как вы сегодня преуспели? С большим треском?

Пит тут же отвечает:

– С треском или нет, кажется, без разницы. К тому времени как я туда попал, им уже было не до меня. Пели какую-то застольную песню про коварную девушку-изменщицу, – я поперхнулась, они прям как знали, и Пит договорил, глядя как я нервными глотками, опустошаю бокал с вином. – Никто даже не взглянул в мою сторону. Ну, я и бросал туда-сюда всякие тяжелые штуки, пока не отпустили.

– Ну а как твои дела, солнышко? – воркует ментор, поворачиваясь ко мне.

– Так же как у Пита, – во мне исчезает второй бокал.

– А если поконкретнее? – надавливает он.

– Скажем так, – я поджимаю губы. – Они меня запомнят. Надолго.

Он прищуривается, думая можно ли вытащить из меня ещё что-то или нет. Выбирает второе. И до конца трапезы меня никто не трогает. Надеяться что-то понять по тому нулю, что я получу? Что ж, их право.

После обеда мы собираемся в гостиной, чтобы наконец-то утолить всеобщее любопытство.

Итак, Диадема – восемь, Марвел – девять, Катон – десять… Это все понятно… Где же мы?.. О, у Пита восемь, в принципе, ничего неожиданного. А у меня… Я икнула. Двенадцать?

– Тут какая-то ошибка, – заявляю я, впиваясь в экран широко распахнутыми глазами.

– Видимо, ты их чем-то зацепила, – пожимает плечами Хеймитч.

Еще бы…

– Конечно зацепила, – поддерживает Цинна, приобнимая меня. – Она же Огненная Китнисс!

– Это надо отметить! – восклицает Эффи, и мы снова возвращаемся за стол.

Да уж… Огненная Китнисс, которой осталось жить ровно два дня. Катон убьет меня. Даже оружие добывать не станет. Просто дождется, когда отключат взрывчатку, подбежит и свернет мне шею. Пфф… Что же я натворила…

– Спокойной ночи, – выдыхаю, вставая из-за стола и в который раз повторяя про себя, что больше я столько есть не буду, потому как лопну сегодня.

– Подожди, – Хеймитч подходит ко мне. – Тут такое дело…

– Что-то случилось?

– Не совсем. Просто, произошли некоторые изменения в планах, касающихся нашего текущего подхода. – Ах, вот он о чем… – Пит попросил, чтобы его готовили отдельно.

– Без проблем, – киваю я. – До завтра!

Ментор чуть прищуривает глаза и тоже кивает.

По пути в свою комнату я на секунду застываю перед дверью, чтобы убрать с лица улыбку и поставить на её место немного нахмуренные брови и поджатые губы. У моей кровати, также, как и в течение всех этих трех дней стоит Пит.

– Привет, – роняет он.

– Давно не виделись, – отрезаю я.

– Как дела? – медленно и выразительно выгибаю правую бровь. – Будем тренироваться?

– Вместе? – «ужасаюсь» я. – Как можно?! ТЫ же теперь хочешь, чтобы тебя «готовили отдельно»! Или я что-то не так поняла? Да вроде бы не блондинка!

Теперь.

– Просто…

Вечно у них все так просто…

Я закатываю глаза и подхожу к тумбочке с ножами. Надо бы выпустить пар. Холодный металл. Молниеносное движение. Осколки ужасающей своей авангардизмом вазы. И на душе сразу становится легче.

– Я хотел…

– Признаться мне в любви, чтобы помочь обзавестись спонсорами и бла-бла-бла-бла-бла… Мне не понятно только одно. – Я кидаю ещё один нож, на этот раз потревожив только стену, и посмотрела в его глаза. – Тебе это зачем?

Пит пожимает плечами и тоже бросает нож, только тот, вместо того, чтобы встать рядом с моим, пронзает лежащее на кресле платье. Морщусь, продолжая ждать ответа.

– Надо же как-то отблагодарить за то, что ты научила меня метанию.

Вторая попытка Пита летит в тумбочку и отбивает ручку одного из ящиков.

– Научила? – третий нож вообще не понятно каким образом оказывается за нашими спинами. – Ты издеваешься?

Пит… даже не знаю как… как-то по-новому улыбается, берет в руки ещё три ножа и стремительно загоняет их в стену, образовывая аккуратный треугольник.

Мои брови так же стремительно взмывают вверх, тем самым отталкивая челюсть в противоположную сторону.

– Как… Но… И… Ар… – на этом мой словарный запас иссяк.

– Ты так смешно снисходительно улыбалась, а потом подходила со спины и показывала, как надо правильно бросать. – улыбаясь объясняет он. – От тебя ещё так вкусно пахнет… – задумчиво добавляет Пит. – В общем, ножи как-то сами мимо летели…

– Сами? Да ты… – потрясенно мотаю головой. Как ему удалось меня так облапошить? – Ну держись…