Туда! И надеюсь, обратно...
Шрифт:
– Китнисс? – голос… Пита? Точно, Пит… Только вот что он делает в моей комнате? Или это не моя комната? Не важно, все-равно, нельзя же так громко разговаривать…
– Китнисс!
Я поморщилась, но не из-за грома его голоса, а от обилия света, пронзающего мои измученные глаза даже через закрытые веки.
– Что ты здесь делаешь?
– Не знаю, – мотнула головой я и перевернулась, пусть и не с первого раза, на спину. Сквозь небольшие щели век виднеется образ Питаю
– В смысле?
– Не помню.
– Ты… – он нагнулся и тронул меня за плечо горячими пальцами, распустившими по всей моей правой руке приятные
Пит восклицает: «Да ты просто ледяная!», берет меня на руки, чтобы тут же опустить на кровать и плотно укутать в одеяло, оставив мне лишь небольшую щель, через которую я могла лишь дышать и смотреть на не в меру заботливого парня, сдвинув брови и поджав губы. Я, конечно, понимаю, что он хочет, как лучше, только я бы предпочла одеялу его руки и наверняка теплую широкую грудь. Но так как из этого кокона, которому любая перегусеница и недобабочка позавидовала бы, не представлялось возможным выбраться, мне оставалось лишь смириться, выдохнуть, расслабиться и постараться получить удовольствие от подсчета количества его ресничек. Они ведь сейчас так близко… Кстати, а почему они так близко? И нос у него как-то странно дергается. Он что, принюхивается ко мне?
– Ты… – Пит громко и шумно втянул ноздрями (теми самыми, которые симпатичные) воздух. – Ты пила?
Ах вот он к чему…
Кивнула, но добавила в свое оправдание.
– Я чуть-чуть выпила совсем вина!
Он с сомнением на меня посмотрел, присаживаясь на краешек кровати.
Кровать у него, между прочим, намного больше моей, да и матрас мягче. Это что за дискриминация… или мне просто кажется? Скорее всего второе, потому как соображаю я сейчас не ахти как хорошо, я бы даже сказала – туго.
– И сколько это твое чуть-чуть?
– Ну… – давай. – Наверное… – еще немного. – Где-то… – О! Мозги, пусть и со скрипом, но зашевелились. – Пару кубических корней из пяти, а может из семи…
– Чего?
Как бы ему объяснить?
– Примерно квадратный корень из пятнадцати.
Понимания на его лице не прибавилось.
– А из пятнадцати извлекается корень? – я икнула. – Если честно, то я вообще-то не очень бутылки считала…
– То есть ты выпила не одну бутылку? А…
– Да что ты ко мне пристал!
Как же он меня раздражает.
– Подумаешь выпила… У меня между прочим повод есть!
– Какой? – он слегка склонил голову на бок и уголки его губ дрогнули.
Он смеяться надо мной вздумал? Козел, причем бессердечный козел!
Шмыгнула носом и прорычала:
– Я умерла!
Пит широко распахнул глаза.
– Что?
А я что-то не то сказала? Ой, точно…
– Перепутала… Тут же не Past Simple, а Future, да?
– Что?
– Я вот не понимаю. Мы же вроде в Америке, почему тогда я разговариваю на русском, и меня все понимают? Или я все-таки разговариваю на английском? Но даже если так, думаю-то я все-равно на русском! Я ведь по-другому думать не умею...
– Ты…
– А может я все-таки сошла с ума?
– Что? – видимо он совершенно престал меня понимать.
Если честно, я тоже.
– Пит, я умру… – по щекам одна за другой покатились разъедающие глаза слезы. – Может, не в первый день, но умру, точно умру.
Непонимание на его лице преобразилось в беспокойство,
и он придвинулся ближе.– Не говори так.
– Почему Пит? Это же правда, и с этим ничего нельзя поделать.
– Нет, Китнисс, тебе всего лишь надо добыть лук и…
Я горько усмехаюсь и качаю головой, смахивая скопившиеся на щеках капли.
– Я не умею стрелять из лука… Не умею… Ни капельки не умею…
– Ты просто пьяна, – возразил Пит.
– Да нет же! – я встряхнула его, неизвестно как освобожденной рукой. – Это же мой секрет! Секрет, помнишь? Я не умею стрелять из лука! Не умею! Вообще ничего не умею...
– Ты…
– Я! Я, понимаешь, это я! Я, а не она! Я не она… Я не смогу… Я умру, Пит, умру! Умру! Умру!!
Голос, уже срывающийся на крик, стал глуше – Пит прижал меня к себе и начал успокаивать, медленно поглаживая по голове и приговаривая: «Все будет хорошо», на что я лишь качала головой, шмыгала носом и снова хрипела «умру». Когда я, уже раз в пятидесятый повторила это гадкое тошнотворное слово, он отстранился от меня и, заставив посмотреть себе в глаза, тихо, но четко сказал:
– Ты не умрешь.
Я застыла, заметив капли соленой влаги на его ресницах. Дура. До чего ты парня довела?
– Я тебе обещаю. Ты мне веришь?
Кивнула. Видимо, его не устроил такой ответ, потому что он повторил.
– Ты веришь мне?
Разве можно отрицательно ответить на этот вопрос, когда у него такие завораживающие глубиной речных вод, переливающихся на солнце, глаза?
Я рвано вздыхаю, проталкивая воздух в легкие, внезапно не пожелавшие его принять, и выдыхаю.
– Верю.
Со всей силы прикусываю губу, чувствую сладковатый привкус крови и начинаю плакать с удвоенной силой, пока слезы по одному мановению его руки не высыхают. Тогда, продолжая громко вздыхать, позволяю Питу уложить себя, получше подоткнуть одеяло и перебирать мои волосы, в ожидании пока мое сознание похитит сон.
Это настолько успокаивает и греет душу, что перед самым погружением в забытье, я шепчу: «Ты такой хороший… Такой добрый… Такой милый… Что я, кажется, тебя уже… Ааэх…»
====== Часть I. Трибуты. XV ======
Провалы в памяти – бесплатный приз
на дне каждой бутылки водки.
Теория большого взрыва
К моему величайшему удивлению оковы сна разрушились мягко, не оставив после себя ни головной боли, ни тошноты. А главное, на душе так спокойно… У меня в последний раз такое чувство было, когда я одной курице из параллельного класса после полугодового приторного общения, приправленного безукоризненными фальшивыми улыбками, наконец-таки высказала все, что я думаю о ней, о её интеллектуальных способностях и о её дурацкой клетчатой юбке, в частности. Сколько крику тогда было… Зато я вечером пила чай с легкой душой… Да, с двумя сломанными ногтями, с порванной блузкой, без клока волос, но с легкой душой.
– Всем добр’ое утр’о! – прокартавила я, усаживаясь за обеденный стол. – У нас сегодня кр’уасаны на завтр’ак? Это пр’осто… – я задумалась, подыскивая подходящее по смыслу наречие с буквой р. – Очар’овательно!
Выжидаю пока официант нальет мне кофе и, придвинув вроде как общее блюдо поближе к себе, пожелала всем приятного аппетита.
– Я вижу у тебя хорошее настроение, – заметил Хеймитч, проследив как во мне исчез третий круасан за минуту.
Покачав головой, старательно пережевываю шоколадно-вишневую массу и поправляю.