Туда! И надеюсь, обратно...

– Хор’ошее настр’оение.

И в рот снова погружается кончик мучного лакомства.

Я перестала жевать. Медленно повторила про себя последнее предложение, фыркнула, ещё раз повторила и засмеялась.

Хеймитч озадаченно покосился на Пита, который не сводил с меня странного пристального взгляда, а затем, за неимением альтернативы посмотрел на Эффи, она лишь пожала плечами.

– Так ты готова к интервью? – предположил ментор, когда я относительно успокоилась, только слегка подхихикивала время от времени.

– Мор’ально – да, – кивнула и опять заметила взгляд Пита, тяжелый пристальный взгляд. Вопросительно выгибаю бровь. Он не отвечает, не шевелится, даже не моргает.

Что не так с этим парнем?

«А, – отмахнулось подсознание. – выбрось из головы!»

– А физической частью позволь заняться мне, – в столовую вошел Цинна. – Ты доела?

Я проглатываю последний кусок, встаю и спешу за стилистом.

На спину тут же липнет что-то невесомое, но вполне ощутимое настолько, что я тут же передёргиваю плечами, сметая наваждение.

Этому чудаковатому пессимисту не удастся испортить мне настроение.

====== Часть I. Трибуты. XVI ======

– Будь серьезной! От этого зависит твоя жизнь!

– Пра-авда? Нет от уровня сахара в крови или холестерина?

Не от уличных ДТП и местного бандитиз… травматизма?

А от серьезности? Дык я серьезнее мумии фараона Тутанхамона!

«Божественные каникулы»

Я стою. Уже несколько минут стою и боюсь пошевелиться. Потому как при каждом движении синие, красные, желтые и оранжевые драгоценные камни, составляющие платье, медленно переходящее в узоры на плечах и руках, вбирая в себя капли тепла от всех источников света, находящихся в комнате, охватывали меня языками настолько реалистичного пламени, что постучавший и даже посмевший открыть дверь парень, заглянувший ко мне в гримерку сказать, что пора на сцену, остолбенел, широко распахнул глаза и с криком куда-то умчался.

– Неужели я настолько страшная? – роняю ему вслед.

– Нес, конесно, – возражает Октавия.

– Чы очень крачивая! – поддерживает её Вения.

Ага, именно так – крачивая…

– Я о том и говорю, – расправляю подол, любуясь переливами оттенков. – Красота же страшная сила.

И требует жертв.

Например, семь часов жизни или даже самой жизни…

Так. Я Питу не дала испортить настроение, а себе и подавно не позволю этого сделать.

Встряхнулась, услышала звук упавшего тела, видимо рискнул вернуться тот впечатлительный, рассмеялась, причем довольно звонко, пусть и не заразительно, обернулась вокруг своей оси и проинформировала Цинну.

– Вы гений!

Он польщенно улыбается, делает знак группе подготовки, отпуская её, ненавязчиво выметает из комнаты очухавшегося припадочного и спрашивает.

– Так значит, к интервью ты готова?

Пожимаю плечами и неуверенно киваю.

– Вроде как… Только нервничаю немного… – перевела взгляд на подрагивающие пальцы с идеальным маникюром, над которым Флавий бился два часа, и исправилась. – Очень.

– А почему? – полюбопытствовал стилист, присаживаясь на край стола. – Хеймитч сказал что-нибудь резкое? Вполне в его духе…

– Да нет… Он наоборот сказал, что я со всем справлюсь. Что он верит в меня.

Цинна ненадолго замолчал, то ли обдумывая мои слова, то ли раздумывая не вызвать ли моему ментору врача, в конце концов он сказал.

– Раз даже Хеймитч в тебя верит, то тебе точно не стоит волноваться. От себя лишь могу добавить, что лучше быть честной.

Я нахмурилась.

– Это не значит, что тебе надо изливать душу и раскрывать все свои тайны. Просто будь искренней. Говори то, что думаешь.

– Даже если я думаю, что Игры – это полный маразм и президента Сноу не мешало бы повесить?

Он ненадолго замялся, но потом усмехнулся и ответил, глядя мне прямо в глаза.

– Говори, но только если ты готова к последствиям, а они будут.

Последствия? Интересно какие? Мне прилюдно язык отрежут или… Революция… Хм…

Кивнула, как бы говоря, что поняла его.

– Раз с этим разобрались, тогда пойдем?

Я сделала шаг за порог, в узкий длинный коридор, ведущий к сцене, на которую уже начали подниматься первые трибуты, и мне стало плохо. Сердце учащенно забилось, в ушах загудело, ноги превратились в холодец, и я вздрогнула, когда кто-то коснулся моей вспотевшей ладошки.

Цинна.

– Не переживай, – мягко говорит он, ободряюще пожимая руку. – Помни, они уже тебя любят…

И будут любить ещё сильнее, когда увидят мои пустые стеклянные глаза, обрамленные красной горячей жидкостью.

Я ни капли не успокаиваюсь, но тем не менее на достаточно твердых ногах иду вперед, поднимаюсь на сцену и умудряюсь не свалиться с неё, ослепленная софитами.

Восхищение трибутов моим нарядом, мгновенно преобразуется в завистливо-презрительные взгляды, иногда оказывающие воздействие подножки, а иногда подзатыльников. Сегодня мне повезло (ну хоть в чем-то…) и снисходительные усмешки подстегивают меня расправить плечи, вздернуть голову и пройти к своему месту, не забыв дерзко подмигнуть Марвелу и послать воздушный поцелуй публике.

Я грациозно присаживаюсь, по крайней мере надеюсь, что со стороны это выглядит именно так, по ощущениям же я валюсь на кресло и облегченно выдыхаю, бросаю взгляд вдаль, вижу лишь огромное пестрое пятно в розовую крапинку, которое резко начинает заваливаться влево. Похоже мое сознание, не привыкшее к подобным масштабным мероприятиям, резко решило меня покинуть. Чтобы не отключиться, щипаю себя за мочку уха.

– Добрый вечер, дамы и господа!

Помогает.

– С вами неподражаемый Цезарь Фликермен!

Но ненадолго.

Толпа воодушевленно взревела, а я продолжила вытирать ладони о кресло, перебирая в голове советы о том, как справиться с волнением.

– Вы очень долго это ждали и поверьте, не напрасно!

Значит так…

– Эти ребята вас точно не разочаруют!

Пункт первый. Жвачка.

– А теперь давайте поприветствуем ослепительную во всех смыслах этого слова Диадему!

(Ага, чтобы на неё можно было смотреть надо ослепнуть, это точно сказано!)

Где-то читала, что процесс жевания успокаивает, более того – делает безразличными к происходящему.

– Оу, Цезарь, вы вгоняете меня в краску…

Только вот что жевать-то?

– Поверьте, эта краска вам к лицу.

Волосы убраны в прическу, платье жалко, губы не вкусные (на них помада)

– Как вам Капитолий?

Может, от кресла кусочек оторвать, думаю оно не обидится.

– Я уже полюбила его и всех его жителей. А вас Цезарь в первую очередь.

Кресло то нет, а вот мои ногти очень даже, а следственно обидится Флавий, который над ними три часа трудился!

Ты же говорила два.