Тварный град

— Милана, ты, вроде, полицейская собака, а такие вещи предлагаешь! — в шутку пристыдила её Полина.

— У-у-у, — проскулила та. — Извини, но спасение города требует радикальных решений!

— Ясно. Я приеду. — шепнула Полина в трубку. — Я вас не брошу. А дудочника найдём. Обещаю. — Она сжала в руке нагретую трость.

— Ура! — С этим собака отключила звонок.

Полина осталась в тишине. Решительно вставила трость в собранный гобой. Только собралась сыграть что-нибудь, как услышала из кабинета отца переливчатое, виртуозное звучание его инструмента.

30. Макс

В процессе сборов выяснилось, что дома осталось прилично невывезенных вещей. Полина выбирала себе платье на выход, рассматривая то одно, то другое, и вдруг нашла то самое, с крупными маковыми цветками, которое надела встречать с поезда Юру. Платье могло подойти и под осень, и под лето, смотря с чем надевать. И всё бы ничего, но… Полина разровняла его подол и поправила рукава. Задумалась. Приберегла в шкафу. А на экзамен решила идти в простых джинсах с толстовкой. Люська и такой ей обрадуется!

Музыкальное училище расположилось в центре города, не абы ведь какое, а главное, при консерватории, и Люся, пока ехала в такси, успела сбить себе зуб о зуб от волнения. Подруги даже отобрали у неё скрипку, чтобы не испортила от нервов. Полина же провожала балясненские магистрали и высотки с каменным лицом. Да, сегодня она спустя год увидит Макса, но должна выдержать и не поддаться его обаянию. Войти с его игрой в диссонанс.

В училище было шумно и людно, как в «Экзотерике» в субботний день. Антураж горделивого рококо, гулкая лестница, торжественно одетые ученики. Длинные платья, фраки и бабочки, запах корвалола от каждого третьего. Полина стреляла глазами по толпе, непринуждённо улыбаясь, и думала о том, что могла бы сама вот так психовать где-нибудь на окне в ожидании экзекуции. Её и так накрывал мандраж, возбуждение перед охотой, и она поняла состояние Феликса, высматривающего рыбу в тёмной воде. Мимолётом почудилась белая стриженная макушка среди приглашённых в аудиторию, и тогда же Люся охнула:

— Ну вот и всё, девоньки. Пришёл мой смертный час.

— Люська, ты можешь! — с двух обняли подругу Полина с Зиной и так — сцепкой — повели в аудиторию.

Полина заняла место среди сокурсников Люси и Зины, понимая, что было насмешкой судьбы им всем, одарённым детям Петровского района поступить в одно и то же училище при консерватории Чайковского. Вместе с Максом!

И она могла бы так же… Могла бы. Перед комиссией, состоящей из прославленных музыкантов, с потными руками и горячим сердцем, и гобоем, поющим мягко и кристально чисто, так, как принято будить его в семье Дуровых. Полина выпрямила спину.

Успеется. Если чума не заберёт.

—…приглашается Максим Алешковский.

Сердце совершило кульбит и запуталось на аорте, по крайней мере, Полине так показалось.

Ну да, всё верно. Как она могла забыть. Макс же стоит в начале списка. Она в классе привыкла выступать следом. Алешковский и Дурова — неизменный тандем и противоборство талантов. Заглавные буквы их фамилий складывались в слово «АД», и это было сущей истиной в описании Полининой жизни до Юрца.

Ад.

Её персональный ад, а очаровательный дьявол сейчас невозмутимо и грациозно поднялся на сцену перед экзаменаторами и разложил ноты на пюпитре. Макс любил начинать игру без приветствий, с быстрого взмаха смычка, и сегодня он не отказал себе в обычной манере.

Он играл «Времена года» Вивальди — экпрессивно, чувственно, безупречно выбивая из струн звуки — словно каждым прикосновением доказывая, что он лучший.

Полина ощутила себя голой. Уродливой, безрукой дурочкой, низшим существом, каким и догнивала рядом с Максом. Помимо воли, помимо гордости и достоинства. Былое ощущение неполноценности и ненужности вернулось.

Полуопущенные веки, поглощённые игрой, затуманенные глаза, преисполненная высокомерного превосходства фигура — Макс и сам мог бы пойти за своей музыкой, играя в одной тональности с собственной душой.

И только с ней. Только за ней. Менестрель самого себя.

Полина вдруг поймала себя на мысли, что кроме страха прошлой боли и собственной ущербности не испытывает к Максу ничего и вместе с тем хорошо понимает — такому нужен лишь он сам и никто более.

И это было жалкое зрелище. Макс походил на безумца, очарованного собственным отражением в воде, и не желающего обратить внимание на лица вокруг.

Никем не восхищаться.

Ни к кому не привязываться. Ни о ком не болеть.

Внезапно безупречная игра показалась механистичной, словно не человек сейчас терзал скрипку — киборг. Красивый, но неживой. Автомат.

Полина вспомнила, как Юра стыдливо полуобернулся к ней здоровой стороной лица, чтобы спрятать рану на месте второго глаза. Даже эта его с первого взгляда уродливая рана в сравнении с безупречностью механизма казалась прекрасной и ничуть не портящей. Настоящей, как и всё в муже.

А его слёзы — бесподобными и бесконечно близкими.

Юра стал ангелом-хранителем, вытащившим Полину из бесконечных кругов ада. На своем лысом крысином хвостике…

Кривая Юрина улыбка встала перед глазами Полины, смотрящей на Макса. И то, как по-детски сосредоточенно, небезупречно он водил машину, как возмущался из-за мелочей, и за раздражением всякий раз пряталось волнение за жену… Как он покупал два разных бургера, и они попеременно кусали друг у друга, чтобы попробовать новое. Как на берегу моря можно было запрыгнуть ему сзади на плечи, и он не падал и не стряхивал, а подхватывал под бедра и нёс вперёд, перепрыгивая через корни сосен и валуны.

«Надо обязательно сыграть ему „Времена года“, — сделала себе пометку Полина. — Юре понравится. Точно понравится».

Тут Макс закончил, и заставил её вернуться в реальность. Полина вспомнила, что до сих пор не купила обратный билет в Невгород, и поспешила это сделать. Сегодня. В ночь.

Нельзя было терять время.

Она оторвалась от экрана телефона благодаря толчку Зинки.

— Максу кроме «отлично» и ставить нечего.

— Ага, — рассеянно буркнула Полина, проверив своё место в купе.

— Стой, — подруга поймала её за подбородок и просверлила серыми глазами. — Тебе пофиг на него?

— Если ты не заметила, я замуж вышла, — ровным тоном сообщила Полина.

— Значит, ты излечилась?

— Да. Я излечилась. — Улыбка полезла в стороны, и Полина уже не сомневалась — это не сон. Это действительно так.

И поймала на себе немигающий, непрерывный, зовущий взор зелёных глаз, прикрытых стёклами очков. Неужели Макс её заметил? «Снизошёл», как про него между собой шептались влюблённые девочки.

Ах, да. Когда он шёл выступать, для него весь мир схлопывался до пюпитра и скрипичных струн. Полина приветливо помахала Максу пальцами. Он сел обратно, но продолжал буравить рыжую макушку каким-то надломленным и болезненным взглядом. Пришлось отвернуться и заняться успокоением Люськи.

Та в итоге тоже отсдалась на «отлично» — Люськины старательность и упорство покрывали многие её косяки. По баллам, разумеется, всех обошёл Алешковский, но и подруга закрепилась в первой пятёрке скрипачей. Она была счастлива. Взвинченная атмосфера экзамена переросла в чувственную — кто-то, как Люся, был на седьмом небе от счастья, кто-то плакал над плохими баллами, кто-то ругал комиссию, а иные просто веселились оттого, что экзамен кончился.