Тварный град

— До поезда час. Успеем добраться.

— Я не уеду! Ни за что! Я не уеду, — твердила Полина и судорожно сжимала подлокотник, словно могла таким образом удержаться в тварном городе.

— Прости меня. Прости, — в ответ шептал ей Юра и вёл «банку колы» к центру.

Полина охрипла от рыданий, пока он за руку тащил её по перрону. Прижимала к себе отданный Юрой рюкзак со всем необходимым и тряслась в истерике, стоя у «Сокола». Юра обнял её и долго грел у груди, пока проводница не потребовала пассажиров занять места. И тогда он завёл её в вагон, усадил на пустующее место и вышел за секунду до того, как с шипением задраилась вагонная дверь. Полина хрипела, сжав рюкзак, пока высокая серая фигура растворялась среди такой же серой толпы.

А потом «Сокол» устремился с нею вместе в не менее серую ночь, пытаясь перелистнуть страницу нотной тетради её жизни, посвященную Альбрандтам.

Полина же ехала и заторможенно думала:

«Нет уж, дудки. За неделю можно успеть многое. Я не сдамся. Нужно спросить у папы кто мы. Нужно хотя бы открыть футляр и достать гобой. И начать играть. Чёрт возьми, начать играть».

? — «О, свалка изобильная! Я так сильно люблю тебя!» (нем.)

29. Гобой

— Папочка!

Полина стартанула по перрону в направлении рослой клетчатой фигуры в больших очках и спустя миг прижалась к пиджаку отца, вбирая ноздрями родной запах полыни — мама обкладывала ею вещи от моли.

Как же хорошо, что после приключений в системе Полинин телефон остался цел, только экран слегка треснул! Юра нашёл его и вернул ей вместе со свободой…

— Папочка. — Хотелось сыграть радость от встречи, но Полина переживала такое отчаяние, что улыбка и смех превратились в стоны, как только отец обнял её, оберегая от зла, как в детстве. — Па-па.

— Ну будет, будет, милая. — Андрей Васильевич поцеловал дочь в макушку, насторожился и критически осмотрел видок. — Ты в домашних штанах? И… Тапочках? Что случилось?

— Вс-сё хоро-шо, — осилила Полина плохо сработавшее утешение и разрыдалась сильнее. Папа мягко похлопывал её по спине и держал в объятьях, пока она не смогла прийти в себя. Ни слова не говоря, понуро взял её рюкзак, закинул на плечо и повёл в машину. Полина тёрла глаза и всхлипывала по дороге. Сев на любимое переднее место высокого «Фольксвагена», глянула на встревоженного отца и кисло улыбнулась.

— Всё нор-мально. Просто соскучилась.

— Я вижу, — грустно хмыкнул в бороду папа, завёл белый внедорожник с аэрографией летящих лебедей и втопил газ. Полина настолько отвыкла ездить на машинах с ветерком, что чуть не закричала: «осторожнее, пап!», но вовремя прикусила язык. Папу это могло бы обидеть. Он лихо маневрировал по Яблочному кольцу, гоня к Петрово, и Полина уговаривала себя отцепиться от ручки подлокотника.

— Мама готовит лазанью. И жульены в горшочках.

— Как здо-рово, — всхлипнула Полина.

— А Юра что не приехал? Не смог?

— Не… смог, — память о прошлой ночи заставила сжаться в усилии сдержать плач внутри, но слёзы всё равно просочились и защипали. Полина сделала вид, что глаза чешутся.

— Вы поссорились? Он тебя выгнал?

Она, плача, прочертила носом горизонтальную линию в воздухе, мол, нет.

— Это из-за него? Из-за его отношения?

Вторая невесомая горизонтальная черта.

— Мне позвонить ему? — сдвинул рыжие брови папа и достал телефон, одной рукой придерживая руль.

Если бы Полина могла прорезать воздух носом, это бы случилось от её настойчивого отрицания.

— Поля, — укорил Андрей Васильевич. — Ты не забыла о том, что я твой отец, и мне можно доверять любые секреты?

— Папочка, я… — Полина нашла в бардачке бумажные салфетки. — Это так просто не объяснишь. Давай доедем домой. Я устала.

— Не устрой мне тут залив, — посоветовал в ответ папа.

Увидеть маму стало не меньшей радостью. По первости, как вышла замуж, Полина приезжала домой в Балясну каждую неделю. Утешалась от встреч с родителями и уезжала в отчаянии и опустошенности от воспоминаний о Максе. В то время и субботние исчезновения Юры не так беспокоили её — она находила себе иной повод почувствовать себя несчастной. А потом сделала над собой усилие и перестала ездить, ссылаясь на работу. И стало легче забыть Макса. Но сложнее — отпускать Юрца.

Она ничего тогда не знала… Дура, дура.

— Полюшка. — Мама не сводила с дочери влюблённых глаз, а птицы по-старому чирикали на жёрдочках. — Ты выросла, повзрослела, что ли! Совсем другая девочка! Неужели, это моя крошка? Семейная жизнь тебе на пользу!

Полина копала ложкой жульен и держалась бодряком, хотя папа то и дело посматривал на неё сочувственно.

— Спасибо, мамочка.

Они говорили про её работу и невгородские привычки, про дожди, фонтаны Петерштадта и белые ночи на Юриной яхте. Полина старалась заваливать маму приятными впечатлениями — расстраивать её и пугать всей свалившейся на Полину мистикой не было желания. Незачем.

— Ты не планируешь поступать дальше учиться музыке? — спросила мама, сложив руки замком у шеи. — Максим весной выступал в Малине в рамках фестиваля молодых…

— Катя, — остановил маму папа. Та осеклась, испугавшись, что лезет куда не просили, но Полина накрыла её запястье своим.

— Я… Думаю об этом, мамочка. Мне нужно воскресить гобой.

Глаза у мамы прямо-таки засияли.

— Ты решила вернуться!

— Я пока ничего не решила. — Полина отправила в рот ещё кусочек восхитительного жульена. — Но у меня есть желание играть.

— Боже, ты услышал мои мольбы! Я самая счастливая мать на свете! — Театральность сопутствовала маме в любом разговоре, и это не могло не улучшить настроение Полины. Папа же наоборот поправил очки и стал серьёзен, будто чувствовал, что рвение дочери не к добру.

Впервые за много дней и недель Полина открыла дверь в свою комнату. Уют и ностальгия пахнули на неё из этого маленького пространства с ажурными шторами, создававшими на полу теневые узоры райских птиц, и нотными альбомами, распиханными по шкафам. Армия плюшевых зайцев, медведей и динозавров, выстроенная шеренгой вдоль стеночки, казалось, только и ждала появления своей принцессы. Как у Дины в комнате, у Полины по полкам были расставлены награды и дипломы. «За участие», «За победу в конкурсе» — Полина помнила каждую и предшествующие ей усилия. Первых мест она заняла за жизнь немного, но старалась быть лучшей. И это становилось невозможным, когда на пути к победе появлялся Макс. Он неизменно опережал её.

Пустой пюпитр сиротливо приткнулся в уголке, хотя было время, выжидательно стоял посреди комнаты. Зелёное в бабочках покрывало на кровати, и там же поперёк, как безмолвный укор — футляр с гобоем. Полина присела на край своей мягкой постели и ласково провела кончиками пальцев по полированному рыжему дереву футляра.

Гобой знал, что его время придёт. Что он ей пригодится. Он ждал её внутри. Все эти месяцы.

Хотелось достать его немедленно и наградить за терпение, но Полина сдержала порыв. Папа наблюдал за её действиями из приоткрытой двери, и Полина плечом чувствовала его полный тревог взгляд.