Тыл-фронт
Шрифт:
— За рекой… Не видно, пока, а, наверно, уже переправляются на эту сторону, — быстро заговорил Петр. — Мост-то японцы взорвали.
— Петр! — чуть внятно, но отчетливо проговорил юн. — Я знаю… верю, но смотри, чтобы не вышло как-нибудь, что мы…
— Федор Ильич! — захлебываясь, воскликнул Варов. — Нас они не возьмут. Боеприпасов хватит. Вот-вот наши подойдут!
— Жжет… — поморщился Бурлов. — Дай воды.
— Потерпите, товарищ майор, — жалко отозвался Петр. — Немного стемнеет, принесу…
— Ничего, ничего… Я не сильно… — Федор Ильич снова потерял сознание.
Когда начало темнеть, Петр захватил
Ползком перебравшись через расчищенный сектор обстрела, Варов бесшумно скользнул во влажные от вечерней прохлады кусты. Понаблюдав несколько минут за дотом, прислушиваясь к тишине, направился в лощину. Он спускался медленно, но с каждым шагом чувствовал все большую дурманящую усталость. Сердце билось тяжело и учащенно, тело покрывалось испариной. «Не хватало еще и мне свалиться!» — недовольно думал Петр, пересиливая желание сейчас же улечься на земле.
Наконец, он вышел на небольшую поляну. На ней валялись несколько разбитых автомашин, почерневшие ящики, изуродованные трупы. «Наши залпом накрыли, — догадался Петр. — Где-нибудь должен быть здесь родник…»
Вдруг раздался тихий стон. Прислушавшись, Петр расслышал приглушенный плач.
Если бы Варов услышал вой, рев, даже пальбу, он бы прошел мимо, но этот тихий плач, в котором не слышалось ничего другого, кроме тоски, поразил его.
Сняв курок с предохранителя, Петр подкрался к машине: распластавшись на земле лежал японец. Его ноги были придавлены кузовом автомобиля. Лежа на спине, он смотрел в небо и тихо плакал. Появление Варова, казалось, не удивило и не испугало его. Он слегка повернул голову и взглянул на Петра. В его взгляде стояли покорность и смирение.
— По вашим обычаям тебя бы пристукнуть нужно, — не зло проговорил Варов, засовывая пистолет в карман. — Угораздило тебя! И к своему будде не вырвешься…
Обойдя машину, Варов понял, что без лома или домкрата ему не справиться. Он присел около лежавшего все так же с закрытыми глазами японца и толкнул его в плечо.
— Проснись, тэнси[37]! — окликнул он. Японец ошалело выкатил глаза и теперь с испугом смотрел на Петра. — Домкрат есть? — спросил Варов, выразительно показывая руками.
Японец лежал неподвижно, бессмысленно моргая глазами. Варов еще раз нетерпеливо показал солдату, что ему необходимо. Наконец тот слабо поднял руку и указал на задок машины. Японец неотступно следил за Петром, но, кроме изумления, любопытства, Варов ничего в нем не заметил.
— Ты, паря, с изюминкой, — говорил Петр, устанавливая домкрат. — Сейчас я тебя отпущу к будде, а ты меня завтра прихлопнешь? Дзю: сацу[38]! — обратился он к японцу, ткнув себя в грудь. Тот что-то долго соображал. Очевидно, поняв Варова, отрицательно покачал головой. Глаза его снова застлались слезами.
— Ну-ну, не плачь! Как же это Денисович с вашим братом? Сэймэй?[39]
Японец ответил хрипло:
— Киоси… Сайто…
— Сайто? — переспросил Петр. — Ну вот!.. Попробуем вытащить твои ходули…
Поднявшись, Петр почувствовал тошноту. Машина, японец, небо вдруг сдвинулись с
места и закружились. На глаза надвинулась черная пелена. «Конец! — подумал Варов. — Он меня добьет!» — И сильно ударился раненым плечом о землю…* * *
Это был полуобморочный сон.
Где-то за сиявшим плесом в солнечной дали выкатилось прозрачное облачко. Оно вытянулось, приняло человеческие очертания и вдруг улыбнулось до боли знакомо: грустно и радостно.
— Соня… Соня, — шепчет Петр. — Здесь страшно, уходи…
— М-м-м… — раздается где-то совсем рядом тяжелый стон.
— Как же это мне харакири не сделал, самурай?
— Ни-и-нада самурай! — сказал Киоси по-русски.
Он промолвил это с болью, умоляюще. — Ни есть самурай…
— Сам зарежешься? — интересуется Петр.
Шофер отрицательно качает головой.
— Домой надо… Тш-ш… — шепчет он Варову и показывает рукой на поляну. Там ползают два японца и, орудуя ножами, бесшумно добивают раненых. Петр вытащил пистолет и подался вперед…
Острая боль пробудила, сознание. Петр тяжело поднял веки, замотал головой, тревожно взглянул в амбразуру и сейчас, же чуть не вскрикнул от удивления: метрах в шестистах, на сопке виднелся белый флаг. «Неужели сдаются? — тревожной радостью задохнулся Варов. — И ночью наши огня не вели…»
В это время он увидел ползущую по дороге к сопке легковую автомашину тоже с белым флагом.
— Наши!.. Наши! — закричал Варов. Ему казалось, что он вот-вот узнает стоящего в машине офицера.
Из-за сопки навстречу первой машине выползла японская. Петр умолк и страшными глазами впился в развевавшийся флаг. На нем отчетливо темнел круг.
— На нашей машине белый флаг, у японцев, боевое знамя… А-а-а… — не то взвыл, не то простонал Варов.
Японская машина с предельной скоростью приближалась к русской. Ближе, по глубокой пади, к реке развернутыми плотными цепями бежали японцы. И вдруг Варов все понял. Припав к пулемету, Петр резко вздернул его ствол к дороге. Но в этот момент машины столкнулись, в воздух поднялся столб огня и дыма.
— Смерть самураям! — завопил Варов и, рванув пулемет на японские цепи, хлестнул яростной очередью.
4
Капитана Маедо вызвали в военную миссию еще задолго до рассвета. В управлении и во дворе стояла сутолока. Во всех кабинетах офицеры выкладывали из сейфов папки с бумагами. Бегло перелистывая их, либо отбрасывали в кучу, либо ложили в железные ящики. Охранная команда выносила связки папок и выбрасывала в открытые окна во двор. Там пылали два больших костра.
— Кончаем бумажное наступление и выступаем на позиции! — встретил его возбужденный юнец — начальник охранной команды, торжественно неся перед собой портрет государя. Маедо знал, что дела на фронте неважные и армейское командование решило призвать на помощь верных стражей его величества — внутренние войска. Капитан стал сожалеть, что по расписанию в подобных случаях он должен сопровождать в столицу самолет с государственными ценностями. В о все банки и ювелирные конторы уже высланы жандармские команды.