Тыл-фронт
Шрифт:
— Виноват, товарищ майор! Пока ходыв к вам, черт поднес остальную разведку…
— У вас же ящики какие-то! — не сдавался майор, явно желая нарушить договор.
— Это не ящики: новый аппарат для допроса. Садишь японца в ту скрыню и присоединяешь этот рупор. Вин там с перепугу шось лопоче, а тут всем войскам слышно: внимание, противник драпае в Муданьцзянском направлении!.. Да вы, мабудь, слышали вчера? Нам стало известно, шо на той стороне японцы новые силы «мертвяков» подтащили…
— Не мертвяков, а смертников, хихикнул кто-то в собравшейся толпе.
— Это неважно! — отмахнулся Федорчук. —
— Ох, и брехун же ты, козаче! — засмеялся майор.
— Батько навчив! — охотно согласился Кондрат Денисович. — И назад никуды, товарищ майор! Мы тут втиснемся, — заверил он, забрасывая задок чьего-то «виллиса» и освобождая проезд.
Ночью батарея разведки заняла боевой порядок на Муданьцзянском гребне. Новожилов появился в батарее перед рассветом.
У небольшого костерика сидел Земцов и прибывший после смерти Вали новый командир взвода. Они о чем-то тихо беседовали. Заметив Новожилова, оба встали.
— Товарищ лейтенант! — хотел было доложить командир взвода о полном порядке в батарее.
— Батарея готова? — прервал его Новожилов.
— Так точно.
— Хорошая весть, Онуфриевич, — обратился Новожилов к Земцову. — Майор Бурлов и старшина Варов нашлись.
— Живы? Где они? — радостно воскликнул Земцов.
— Федор Ильич тяжело ранен, но начсандив говорит, что жить будет. Варову плечо прострелили, но кость не затронули.
— А где они были? — допрашивал Земцов. Новожилов рассказал все, что слышал от Рощина.
— Передай на все посты, — приказал Новожилов. — Это народ ободрит… На часах кто стоит?
— Анастасия Васильевна и Гаврилова, — ответил лейтенант.
Новожилов бросил около костра шинель и прилег на нее.
— Я отдохну с часик, — проговорил он.
Земцов зашагал на узел связи. Лейтенант прикорнул около дерева.
Из зарослей дубняка, в которых были спрятаны автомашины, вышла Анастасия Васильевна, прикрыла Новожилова плащ-палаткой, поправила носком сапога костер и снова скрылась в кустах.
Медленно голубел край неба на востоке. Утренний воздух влажнел. Где-то за перевалом глухо захлопали выстрелы. В стороне, по дороге, от переправы прогромыхал танк, за ним вереницей потянулись автомашины.
Из распадка, недалеко от костра, вышли два японца. Заметив тент вычислителей, они подняли белый флаг и направились к батарее.
— Стой! — раздался окрик Анастасии Васильевны. Японцы продолжали идти, высоко подняв флаг.
— Что? Где? — сонно и ошалело подхватился командир взвода.
— Японцы с белым флагом, — пояснила Анастасия Васильевна.
— A-а! Сдаваться пожаловали, — не совсем проснувшись, проговорил лейтенант. — Давайте, давайте сюда!
— Товарищ комбат! — крикнула Анастасия Васильевна.
Новожилов резко сел и протер припухшие глаза.
Японцы в несколько прыжков очутились у костра.
— Стой! — донесся резкий окрик Земцова.
Хлопнул запоздалый выстрел, и сейчас же в один гул слились два взрыва.
Когда рассеялся дым, на месте костра чернела опаленная земля.
* * *
Тяжелые
бои шли под Муданьцзяном. Противник укрепил не только предместье, но и весь город. Укрепления и дома пригорода занял гвардейский Уровский[44] гарнизон, состоявший большей частью из офицеров и унтеров, годами изучавших тактику «самостоятельной войны». Для этих не нужна была команда, обстановка, планы. Они действовали самостоятельно, дрались упорно, расчетливо.Раненых было мало, но все тяжелые, изуродованные, полуживые. Из такого боя в госпиталь попадал только тот, кто сразу падал замертво. В сознании — дерется. У другого в глазах уже смерть проскальзывает, а он ползет с гранатой на японцев. От таких японцы отстреливаются осатанело, не попав, стреляются сами.
* * *
Вторые сутки в подвижном госпитале стояла пора пик. Отяжелевшие врачи в перерывах между операциями сами валились на носилки и тут же засыпал. Иные бежали к ручью, умывались ключевой водой, выкуривали папиросу и снова в палатку, к столу.
Клавдия Огурцова только успела вздремнуть, привалившись к тюку с бинтами, как на дороге прошумела санитарная автомашина.
«Кажется, из Сорок шестой дивизии», — подумала Клавдия, поправляя сползавшую косынку.
— Нужен немедленно врач! — бросил выпрыгнувший из кабины фельдшер. — Один в тяжелом состоянии: кажется, гангрена.
Санитары извлекли из машины носилки, потом принялись в ней кого-то будить: «Проснись, товарищ! Алло, вставай!» В ответ слышалось нечленораздельное мычание.
Огурцова подошла к носилкам.
— Почему он в таком виде? — взглянув на раненого, испуганно спросила она.
— Не знаю! — пожал плечами фельдшер, роясь в своей планшетке. — Мне их передали по дороге. Говорят, в тылу у японцев были. В этом пакете документы…
— Трудное дело, — неуверенно отозвалась Клавдия. — Давайте его в шестую палатку…
— Вот второй красавец! — прервал ее фельдшер, указывая на вылезшего из машины бойца.
Мельком взглянув на него, Клавдия вскрикнула и попятилась к палатке.
— Не узнаешь? — недружелюбно спросил Петр, приняв ее испуг за желание уйти. — Варов!..
— Варов! — прошептала Огурцова. — Ты что?
— Майора Бурлова привез, — чуть слышно отозвался Петр. — Помоги, чтобы его первым к врачу… Помоги, ты же была когда-то в батарее…
— А где он? — оправившись от испуга, спросила Клавдия.
— Вот, на носилках.
— Это — Бурлов? — усомнилась Огурцова. В ее глазах стоял ужас. — Я сейчас! — заторопилась она к палатке.
Через час Федору Ильичу ампутировали ногу до колена.
8
Здравый рассудок подсказывал генералу Сато, что армия находится накануне катастрофы. Войска не только не смогли выполнить его приказ — сбросить советские части в реку Муданьцзян, но были сами сбиты с предмостных позиций и отошли. Две русские армии о утра ворвались с севера и востока в Муданьцзян и отбросили фронт на улицы города.