Тысяча городов

«Так я и думал», - сказал Абивард, благодарный за то, что его жена приняла перемену в его сердце не более чем с личным разочарованием. «Во всяком случае, я на это надеялся. Теперь мне нужно придумать, как дать себе наилучшие шансы воплотить свое хвастовство в реальность ».

Маниакес, казалось, отказался от идеи нападения на Машиз и шел по земле Тысячи городов, как и годом ранее, сжигая и разрушая. Прикрытие равнины между Тутубом и Тибом оказалось менее эффективным, чем надеялся Абивард. Если он собирался остановить видессиан, ему пришлось бы выступить против них и сражаться с ними там, где он мог.

Он покинул лагерь вдоль Тиба с определенной долей трепета, уверенный, что Шарбараз истолкует его шаг как оставление Машиза незащищенным. Однако он так привык быть в немилости у Царя Царей, что усугублять ситуацию немного больше не беспокоило его так сильно, как раньше.

Он хотел бы, чтобы у него было больше кавалерии. Его единственная попытка использовать полк Чикаса в качестве самостоятельной крупной силы увенчалась в лучшем случае ограниченным успехом. Если бы он попробовал это снова, Маниакес, скорее всего, предугадал бы его ход, отхватил и уничтожил полк

«Ты не можешь сделать одно и то же с Маниакесом дважды подряд», - сказал он Турану, как будто его лейтенант был с ним не согласен. «Если ты это сделаешь, он накажет тебя за это. Почему, если бы у нас был еще один предатель, чтобы накормить его, на этот раз нам пришлось бы сделать это по-другому, потому что он заподозрил бы ловушку, если бы мы этого не сделали.»

«Как скажешь, повелитель», Ответил Туран. «И какую новую стратегию ты используешь, чтобы удивить и ослепить его?»

«Это хороший вопрос», - сказал Абивард. «Хотел бы я дать тебе хороший ответ. Прямо сейчас лучшее, что я могу придумать, это сблизиться с ним - если он позволит нам сблизиться с ним - и посмотреть, какие у нас будут шансы ».

Чтобы убедиться, что видессийцы не застанут его врасплох, он решил использовать свою кавалерию не столько как атакующую силу, сколько в качестве прикрытия и разведчиков, выслав всадников намного дальше от своего основного отряда пехотинцев, чем обычно. Иногда ему казалось, что больше из них скачут взад и вперед с новостями и приказами, чем на самом деле следят за армией Маниакеса, но он обнаружил, что ему нетрудно оставаться в курсе того, куда направляются видессиане, и даже, понаблюдав за ними некоторое время, догадаться, что они могут сделать дальше. Он поклялся более тщательно следить за своими врагами и в будущих битвах.

Силы Маниакеса продвигались не так быстро, как могли бы. С каждым днем Абивард подходил все ближе. Маниакес не оборачивался и не предлагал сражения, но и не предпринимал попыток избежать его. Он мог бы сказать: "Если ты уверен, что это то, чего ты хочешь, я дам тебе это". Абивард все еще удивлялся, что у видессиан была такая уверенность; он привык к имперским армиям, которые бежали перед его людьми.

Единственным исключением из этого правила, вспомнил он с болезненной иронией, были люди под командованием Тикаса. Но армия, которой Абивард командовал сейчас, безмолвно признал он, была лишь тенью той ударной силы, которой он когда-то руководил. И видессиане привыкли к мысли, что они могут выигрывать сражения. Он знал, как много это меняет.

Он начал разбивать своих всадников на более крупные отряды для стычки с видессианцами. Если Маниакес согласится на битву, он намеревался дать ее Автократору. Его пехотинцы, дважды противостоявшие кавалерии Маниакеса, были громко уверены, что смогут сделать это снова. Он даст им шанс. Если он не сражался с видессианцами, у него не было надежды победить их.

После нескольких дней мелких столкновений он выстроил свою армию в боевую линию на пологом холме недалеко от Задабака, одного из Тысяч городов, предлагая атаковать, если Маниакес захочет это сделать. И Маниакес, конечно же, подвел видессиан поближе, чтобы осмотреть позиции макуранцев, и разбил лагерь на ночь достаточно близко, чтобы дать понять, что он намерен сражаться, когда наступит утро.

Абивард провел большую часть ночи, увещевая своих солдат и составляя окончательные распоряжения перед предстоящей битвой. Его собственное настроение было где-то между надеждой и покорностью. Он собирался приложить усилия, чтобы изгнать видессиан из страны Тысячи городов. Если Бог будет благосклонен к нему, он добьется успеха. Если бы это было не так, он сделал бы все, что мог, с помощью силы, которую Шарбараз позволил ему. Царь Царей мог бы обвинить его, но ему было бы трудно поступить так справедливо.

Когда наступило утро, Абивард нахмурился, когда его войска поднялись со своих спальников и вернулись в строй. Они смотрели на восток, на восходящее солнце, что означало, что у видессиан было преимущество в освещении, они могли ясно видеть его силы вместо того, чтобы щуриться от яркого света. Если бы битва быстро закончилась против макуранцев, это было бы ошибкой, за которую Шарбараз имел бы полное право обложить его налогом.

Он вызвал Санатрука и сказал: «Мы должны отложить генеральное сражение, пока солнце не поднимется выше в небе».

Командир кавалерии оценил освещенность и кивнул. «Вы хотите, чтобы я что-то с этим сделал, я так понимаю».

«Твои люди могут передвигаться по полю быстрее, чем пехотинцы, и они копьеносцы, а не лучники; солнце не будет так сильно беспокоить их», - ответил Абивард. «Мне неприятно просить тебя приносить подобную жертву - я чувствую себя почти так, как будто я ... предаю тебя.» Он почти сказал, обращаясь с тобой так, как я поступил с Тикасом. Но Санатрук не знал об этом, и Абивард не хотел, чтобы он узнал. «Я бы тоже хотел, чтобы у нас было больше кавалерии».

«Я тоже, господин», - с чувством сказал Санатрук. «Если уж на то пошло, я хотел бы, чтобы у нас было больше пехоты.» Он махнул в сторону медленно формирующейся линии, которая была не такой длинной, как могла бы быть. «Но мы делаем то, что можем, с тем, что у нас есть. Если ты хочешь, чтобы я бросил своих людей на видессиан, я это сделаю ».

«Да благословит вас Бог за ваше великодушие, - сказал Абивард, - и пусть вы - пусть мы все - пройдем через это в целости и сохранности, чтобы вы могли наслаждаться похвалой, которую заслужили».

Санатрук отсалютовал и ускакал к тому, что осталось от его полка, через несколько мгновений они рысью направились к рядам видессиан. Приблизившись, они опустили копья и перешли с рыси на оглушительный галоп. Реакция видессиан была не такой быстрой, как могла бы быть; возможно, Маниакес не верил, что небольшой отряд нападет на его собственный, пока не началась атака.

Какова бы ни была причина, макуранская тяжелая кавалерия глубоко проникла в ряды видессиан. На несколько ярких мгновений Абивард, который вглядывался в солнце, осмелился надеяться, что внезапное нападение повергнет его врагов в такое смятение, что они отступят или, по крайней мере, будут слишком потрясены, чтобы осуществить нападение, которое они, очевидно, намеревались.