Тысяча городов

И сейчас, как и тогда, Маниакес снова наслаждался инициативой. Если бы он захотел, он мог бы уехать с поля битвы. Люди Абиварда не смогли бы угнаться за его людьми. Или, если бы он захотел, он мог бы возобновить атаку на потрепанную линию макуранеров в выбранном им месте и способом.

На данный момент он не делал ни того, ни другого, просто выжидал со своей силой, возможно, наслаждаясь затишьем так же сильно, как и Абивард. Затем ряды видессиан расступились, и одинокий всадник приблизился к макуранцам, подбрасывая копье в воздух и ловя его, когда оно опускалось снова. Он проехал взад и вперед между армиями, прежде чем крикнуть на макуранском с акцентом: «Абивард! Выходи и сражайся, Абивард!»

Сначала Абивард думал об этом вызове только как о замене того, который его люди бросили Маниакесу перед битвой у Тиба. Затем он понял, что это был разворот во многих отношениях, чем в одном, поскольку воином, предлагающим единоборство, был не кто иной, как Тзикас.

Он потратил мгновение, восхищаясь элегантностью плана Маниакеса. Если Тзикас убьет его, Автократор получит от этого выгоду - и все еще сможет избавиться от Тзикаса на досуге. Если бы, с другой стороны, он убил Чикаса, Маниакес все равно избавился бы от предателя, но не взвалил бы на себя бремя казни самого Чикаса. Что бы ни случилось, Маниакес не мог проиграть.

Восхищение, расчет - они длились недолго. Там ехал Тикас, вышедший из вражеской армии, наконец-то ставший законной мишенью. Если бы он убил отступника - двойного отступника - сейчас, единственное, что Шарбараз мог бы сделать, это поздравить его. И поскольку ничего так сильно он не хотел, как распростереть безжизненное тело Тзикаса в грязи, он пришпорил своего коня, крича: «Дорогу, будь ты проклят!» пехотинцам, стоящим между ним и намеченной добычей.

Но вид того, как Тзикас снова служит видессианцам после того, как отрекся не только от мем, но и от их бога, воспламенил членов макуранского кавалерийского полка, которые так долго и хорошо сражались под его командованием. Прежде чем Абивард смог атаковать человека, который предал Маниакеса и его обоих, двойная горстка всадников с грохотом обрушилась на видессианца. Цикас не показал себя трусом, но он также не показал себя дураком. Он поскакал обратно под защиту видессианской линии.

Все макуранские кавалеристы выкрикивали оскорбления в адрес своего бывшего лидера, понося его самыми отвратительными способами, которые они знали. Абивард начал присоединяться к ним, но в конце концов промолчал, смакуя более утонченную месть: Тзикас потерпел неудачу в достижении цели, которую поставил перед ним Маниакес. Что Автократор видессиан, скорее всего, будет делать с ним - или к- нему - сейчас? Абивард не знал, но наслаждался, давая волю своему воображению.

Ему недолго довелось наслаждаться подобными размышлениями. Видессианские рожки завыли снова. Выкрикивая имя Маниакеса - явно не выкрикивая имени Чикаса, - видессианская армия снова двинулась вперед. Все меньше стрел вылетало из их луков, и еще меньше - из луков макуранцев. Многие колчаны были пусты. Подбирать стрелы с земли - это не то же самое, что иметь возможность наполнять эти колчаны.

«Стоять крепко!» - Крикнул Абивард. Он никогда не видел, чтобы видессианские войска вступали в бой с такой мрачной решимостью. Люди Маниакеса были готовы закончить сражение тем или иным способом. Его собственные пехотинцы казались достаточно стойкими, но сколько еще ударов они смогут выдержать, прежде чем сломаются? Через мгновение он узнает.

Размахивая мечами, видессиане наскакали на линию макуранцев. Абивард поспешил вдоль линии к месту, которое выглядело наиболее угрожающим. Обмениваясь ударами с несколькими видессианцами, он получил порез - к счастью, небольшой - на тыльной стороне руки, в которой держал меч, вмятину на шлеме и звон в ухе из-за вмятины. Он думал, что нанес больше урона, чем это, но в бою, когда то, что он видел, постоянно менялось, ему было трудно быть уверенным.

Вглядываясь вверх и вниз по линии, он видел, что видессианцы неуклонно оттесняют его людей, несмотря на все, что они могли сделать. Он прикусил язык. Если макуранцы не будут держаться стойко, где-нибудь линия обороны прорвется. Когда это произойдет, всадники Маниакеса ворвутся внутрь и рассекут его силы спереди и сзади. Это был верный путь к катастрофе.

Отбросить врага назад казалось выше возможностей его людей теперь, когда его стратегия оказалась несовершенно успешной. Что это ему оставляло? На мгновение он подумал о том, чтобы отступить обратно в Задабак, но затем взглянул на окруженный стенами город на вершине горы древнего мусора. Отступление в гору и в город могло стать кошмаром похуже, чем прорыв видессиан сюда, на равнины.

Которые не оставили ... ничего. Бог не удовлетворил каждую молитву человека. Иногда даже у самых благочестивых, даже у самых добродетельных все шло не так. Он сделал здесь все, что знал, чтобы разбить видессиан, и оказалось, что знал недостаточно. Он задавался вопросом, сможет ли он отступить по равнине, не разорвав армию на куски. Он так не думал, но у него было плохое предчувствие, что вскоре ему все равно придется это попробовать.

Гонцы скакали и подбегали к нему, сообщая о давлении справа, давлении слева, давлении в центре. У него оставались последние несколько сотен резервистов, и он ввел их в бой скорее из желания ничего не оставлять незавершенным, чем всерьез рассчитывая, что они переломят ход событий. Они этого не сделали, что поставило его перед той же дилеммой менее чем через полчаса, на этот раз без применения какого-либо паллиатива.

Если бы он отступил левым флангом, он отошел бы от болота, закрепив этот конец линии, и предоставил видессианцам свободную дорогу в свой тыл. Если бы он отступил правой, он отступил бы от Задабака и его холма. Он решил попробовать этот, а не другой план, надеясь, что видессиане испугаются ловушки и не решатся протиснуться между его армией и городом.

Несколько лет назад эта уловка могла бы заставить Маниакеса задуматься, но не более. Не теряя ни движения, ни времени, он послал всадников галопом в брешь, которую Абивард создал для него. Сердце Абиварда упало. Всякий раз, когда его побеждали раньше, здесь, в стране Тысячи городов, ему удавалось сохранить свою армию нетронутой, готовой сражаться в другой раз. Хоть убей, он не представлял, как ему это удастся на этот раз.

Раздались новые призывы видессианских рожков. Абивард знал эти призывы так же хорошо, как свои собственные. Однако, как это часто бывает с людьми, сначала он услышал то, что ожидал услышать, а не то, что трубили трубачи. Когда его разум, а также ухо распознали ноты, он уставился на них, не веря своим ушам.

«Это отступление» Сказал Туран, звуча так же ошеломленно, как чувствовал себя Абивард. «Я знаю, что это так», - ответил Абивард. «Клянусь Богом, хотя, я не знаю почему. Мы были беспомощны перед ними, и Маниакес, несомненно, знал это ».

Но фланговые части, которые должны были зайти Абиварду в тыл и начать уничтожение макуранской армии, вместо этого сдержались и, повинуясь команде Автократора, вернулись к своим основным силам. А затем эти основные силы отделились от войск Абиварда и быстро ускакали на юго-восток, оставив поле боя за Абивардом.

«Я в это не верю», - сказал он. К тому времени он повторил это несколько раз. «Он поймал нас. Клянусь Богом, он поймал нас. И он позволил нам уйти. Нет, он не просто позволил нам уйти. Он сбежал от нас, хотя мы не могли заставить его бежать ».

«Если бы боевая магия работала, она работала бы так», Сказал Туран. «Но боевая магия не работает или работает так редко, что не стоит затраченных усилий. Он что, внезапно встал и сошел с ума?»

«Слишком много, чтобы надеяться», - сказал Абивард, на что его лейтенант смог только тупо кивнуть. Он продолжил: «Кроме того, он знал, что делал, или думал, что знал. Он справился с этим отступлением так же гладко, как и с любой другой частью битвы. Просто ему не нужно было этого делать… не так ли?»