У любви не всегда красивое лицо

– И что вы увидели? – заинтересованно спросил мальчик. В его голосе уже не было страха.

– Монстра… Оттуда на меня смотрело чудовище, Густав. Изуродованное лицо со вздутыми волдырями, что тянулись почти до затылка. И я испугался… – на меня вдруг нахлынули эти ужасные воспоминания, и я качнул головой, стараясь как можно скорее от них избавиться, но это мне не сразу удалось.

– Это была иллюзия?

– Нет, - я горько покачал головой.
– Это была не иллюзия… Это был я. В реальности. И это было ужасно… А эти зеркала, - я окинул взглядом комнату, - просто детская забава.

– Так во мне не живет монстр? – с надеждой спросил Густав.

– Нет… – я ободряюще улыбнулся мальчику и вдруг понял, что только сейчас ему рассказал. Я рассказал ему про себя, про свое лицо и он не убежал в испуге.

– Так как вы скрываете того монстра, что живет в вас?

Я указал на маску:

– Мать сказала, что я должен прятать лицо, чтобы не пугать людей… – но об этом ему уже знать не нужно, ведь, чего доброго, он еще захочет увидеть мое лицо.
– В общем, ты не должен бояться иллюзий, Густав, ты понял?

– Да, мистер Эрик.

– Хорошо, - я улыбнулся ему и увидел, как из его глаз мало-помалу исчезает страх. – Тебе понравилась игра? – мальчик согласно закивал головой, а я предложил: - Тогда давай продолжим играть по пути в больницу.

Я взял Густава за руку, мы вышли из парка и пошли прямо по тротуару.

– Какой твой любимый цвет?

– Черный…

– Может, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? – мальчик кивнул головой и немного несчастно взглянул на меня.

– Когда мама вернется домой?

– Ну, я не такой вопрос имел в виду… – я вздохнул и собирался промолчать, но когда увидел, с какой надеждой смотрит на меня Густав – мое решение отмалчиваться было тут же пересмотрено.
– Может, завтра. Она должна быть в больнице, пока врачи не убедятся, что она здорова.

Решив продолжить разговор о симпатиях и антипатиях завтра, я распахнул двери больницы, и мы прошли в палату Кристин. Густав тут же вырвался из моих рук и, бросившись к матери, крепко ее обнял.

– Тише, Густав, - предупредил я, - ей больно.

Но Кристин улыбалась, гладя своего сына по спине. В ее глазах стояли слезы и, когда я перевел взгляд на нее, то увидел там благодарность. Я поднял мальчика на руки и посадил на стул, что стоял у постели девушки. Сам же я сел на краешек ее кровати, осторожно взяв Кристин за руку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Устала, - вздохнула она, - я стараюсь спать как можно больше, но врачи вечно меня будят и лезут со своими лекарствами каждый час.

– Зато ты быстрее поправишься.

– Да, хотелось бы, - она вздохнула и поморщилась. Видимо, каждое движение приняло ей боль. Мое сердце дрогнуло, но вдруг я вспомнил одно очень важное дело, по поводу которого мне давно хотелось поговорить с ней. Но здесь Густав… Что же делать? О, я знаю, что делать! Я выудил из кармана пару монет и протянул их Густаву:

– Иди в столовую и попей чего-нибудь, а то съел все булочки всухомятку.

Мальчик кивнул и, радостно схватив монеты, вышел. Кристин же нахмурилась и взволнованно спросила:

– Ты думаешь, что безопасно отпускать его одного?

– Он скоро вернется, а ты пока скажешь мне правду.

Лицо Кристин вмиг изменилось, и она испуганно взглянула на меня:

– Какую правду? – ее голос немного дрожал, и я подумал, что она уже сама догадалась, какую именно правду я хочу от нее услышать. Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я должен знать, иначе просто сойду с ума от неизвестности.

– Кристин, скажи правду о Густаве. Чем больше я с ним провожу времени, тем больше нахожу у нас общего…

– О чем ты говоришь? – она перебила меня и непонимающе уставилась на меня.

– Кристин, я хочу знать… Густав, он… Он мой сын?

Повисла пауза. У девушки было озадаченное лицо, казалось, она ищет, что сказать, но никак не может найти подходящие слова. Я же замер, почти не дыша. Наконец она выдавила из себя одно слово, которое не слишком обнадежило меня.

– Ч-что?

– Кристин, я должен знать… – она снова захотела меня перебить, но я махнул рукой и продолжил говорить, уже намного быстрее, чем минуту назад. Она же просто смотрела на меня.
– Ладно, допустим, что общие интересы могут быть совпадением, но внешность… У него мои глаза. Мои.

Кристин с минуту молчала, а потом ее лицо вдруг изменилось. На нем одновременно появились нерешительность и… и еще что-то, что-то, чего я никак не мог понять. Наконец, победило второе чувство, и она сказала, глядя мне прямо в глаза:

– Как ты мог даже подумать об этом? Твой сын? Ты с ума сошел?

– Но… – я запнулся и ощутил, как земля уходит из-под ног.
– Та ночь! Я все просчитал, все совпадает… Он ведь мой…

– Он не твой сын, Эрик! – но я все еще надеялся, поэтому продолжил говорить.

– У нас одинаковые родимые пятна! В точности…

– Эрик, я забеременела от Рауля, понимаешь? – она снова перевала меня и теперь я услышал то, что она сказала уже несколько минут назад, но я все никак не желал ее понять. И это было сродни тупому удару в живот.
– Он не твой ребенок! Рауль его отец, он был зачат в первую брачную ночь. И прекрати этот разговор.

Я опустил глаза. Надежда ушла. Ее больше не было.

«А на что, собственно, ты рассчитывал? На что надеялся? – ядовито осведомился внутренний голос.
– Ты же знал в глубине души, что это так, что он просто не может быть твоим сыном. Посмотри на него: он красив, он прекрасно сложен, он – не ты. А глаза… мало ли на земле людей с одинаковым цветом глаз».

А как же талант? Ведь у него же настоящий талант!

«А ты разве забыл, что его мать – оперная певица, а его дед был виртуозным скрипачом? При чем здесь ты?».

Действительно, при чем здесь я… Но я же надеялся, так надеялся, а она… она разбила мои надежды.

«Кристин всего лишь развеяла твои сомнения!».

Да, сомнения… Но почему же на душе у меня не стало спокойнее, когда я узнал правду?.. Почему мне стало так плохо? Внутренний голос промолчал, а я сглотнул ком, застрявший в горле, и взглянул на Кристин:

– Ты сердишься на меня сейчас, верно? – она отвела глаза, а через минуту промолвила:

– Как ты мог подумать, что я не буду сердиться? О, Эрик…

Я снова опустил голову. Дурак ты, Эрик, просто дурак. Зачем ты вообще начал этот разговор? Знал же, что ничего из этого не получится. Не было той привычной боли, что всегда сопровождала мою душу, нет. Было просто разочарование. Мне казалось, что этот мальчик всё, что у меня есть, но теперь я знал правду. Он не мой сын и никогда им не был.