У любви не всегда красивое лицо

– Эрик, что случилось? – Надир все-таки догнал меня и остановил, схватив за рукав и повернув к себе. Он был очень взволнован и озадачен.

– Всё! Всё случилось, Надир! – почти закричал я.
– Мальчик! Я думал, что он мой сын! У него потрясающий слух, у нас одинаковые глаза, а еще у него такая же родинка, что и у меня. Ох, Надир, какой же я дурак! – я застонал от бессилия и схватился за голову.
– Я пришел к Кристин и спросил напрямую об этом, а она посчитала меня сумасшедшим. Это не мой сын, Надир… Не мой!

– Эрик, Эрик, успокойся! – он попытался схватить меня, взволновано расхаживающего по улице, за локоть, однако я увернулся.

– Да остановись же ты! – но я только подальше отошел от него и замахал головой.

– Уходи, Надир, мне не нужна жалость.

С этими словами я отвернулся от него, потрясенно взирающего на меня, и пошел к ресторану, каждую минуту ускоряя шаг. Опять эта безумная попытка сбежать, уйти от себя и от своей боли… Но ничего не получалось, безумие настигало меня и я изо всех сил сжимал пульсирующие дикой болью виски.

В таком состоянии я заявился на работу. Это была худшая смена в моей жизни. Я терялся, путал ноты, играл совсем не то, что написано, а мои мысли вились только вокруг того момента, когда я лежал и умирал дома после нападения Рауля. Я так хотел умереть тогда, но выжил лишь потому, что подумал, что должен жить ради Кристин и Густава. Но теперь смысла в этом не было… Теперь ни в чем больше не было смысла. Лучше бы я тогда умер, лучше бы не знал той боли, которая приходит, когда рушатся все надежды…

– Эрик, что на тебя нашло?

Я поднял глаза на доктора Гангла, который стоял передо мной, и понял, что не играю. Я так задумался, что мои пальцы неподвижно лежали на клавишах, чего раньше никогда не случалось. Как бы я ни был обижен, оскорблен или ранен, я всегда садился за пианино и изливал свою боль… Теперь же мне даже играть не хотелось.

– Что с тобой?
– директор внимательно меня осмотрел, и я уже подумал, что сейчас он начнет ругаться, но ничего подобного не случилось. Он только как-то сочувственно поглядел на меня, а потом, видимо, прочитав что-то такое в моих глазах, что его сильно обеспокоило, успокаивающе положил руку мне на плечо.
– Ты что-то очень

бледный и довольно плохо выглядишь… Ты не болен?

– Может быть, - все так же задумчиво ответил я, не желая ничего и никому рассказывать.
– Я себя не очень хорошо чувствую.

Доктор Гангл нахмурился, а затем сказал:

– Возьми себя в руки, Эрик. Я даю тебе три выходных подряд: сегодня, завтра и послезавтра. Отдохни и возвращайся полным сил. Мне не нужен такой работник, который вечно болен.

Конечно, не нужен! А кому я вообще нужен? Никому. И никого у меня нет… Нет, и не будет, потому что никто никогда не сможет полюбить монстра.

Я встал из-за рояля и, немного пошатываясь, вышел из ресторана. Всю дорогу домой в моем воспаленном мозгу билась всего одна мысль: «Всегда один, всегда всеми презираем, всегда ищущий любовь и всегда получающий в ответ только презрение и безразличие…»

Добравшись до дома, я медленно вошел в свою комнату и прикрыл за собой дверь. И снова подумал о том, о чем думал уже не раз за свою долгую и заполненную страданиями жизнь, но всегда находился повод для того, чтобы выбросить ее, повод для того, чтобы суметь выкарабкаться из отчаяния… Но теперь такого повода не было. Пора воплотить в жизнь эту мысль. Давно пора. Хватит быть слабовольным человеком, надо, в конце концов, принять решение и избавиться от всего этого: от этой боли, от этого отчаяния, от этих страданий, от этой жизни.

Я сел на кровать и глубоко вздохнул. Пути назад уже не было. Надо просто взять себя в руки и сделать это. Я еще раз вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом открыл тумбочку, стоящую возле моей кровати. И увидел там то, за чем и шел сюда. Нож, с длинным, блестящим и очень острым лезвием. Оно так красиво блестело, и было таким холодным и безразличным… Таким же, как все люди, которые когда-либо появлялись в моей жизни. Им всем было плевать на меня, на то, что я чувствую, на все. Теперь настал мой черед сделать что-то: или нанести судьбе ответный удар, или покориться.

Так что же выбрать? Все мое естество Призрака оперы кричало о том, что нужно продолжать жить, жить и бороться, но этот внутренний голос глушило мое сердце, уже давно израненное, и моя душа, уже давно сломанная. Да, я сломался, я больше не мог так жить, да и не хотел. Пора покончить со всем этим, пока наконец-то обрести свободу… Пора, пора!..

Я прижал нож к запястью и слегка надавил. Тут же на руке выступили небольшие капли крови. Я понимал, что должен был остановиться, но я не хотел. Я хотел умереть и закончить все это раз и навсегда. За всю свою жизнь я никому не был нужен, я лишь слепо искал любви, но взамен ничего не получал, лишь презрение и отвращение… Какой же я жалкий и ничтожный! Даже мальчик, которого я считал сыном, и тот оказался отпрыском виконта…

Я всю жизнь был один, и я устал. Устал от всего этого: от боли, от страданий, от неразделенной любви. С этими мыслями я сильнее надавил на запястье, и оттуда сильнее потекла кровь. Я задел вену. Жаль, что не артерию, ведь так было бы быстрее… Я вздохнул. Дело сделано. Скоро я умру и больше никогда не буду страдать, никогда не почувствую себя одиноким и никому не нужным. Откинувшись на подушку, я уставился в потолок, чувствуя, как мне мало-помалу становится холодно, и силы начинают покидать меня. Скоро я умру и обрету, наконец, покой. Скоро, еще совсем чуть-чуть…

POV Надир

– Надир, я думаю, что ты должен поговорить с Эриком.

Я сидел в кресле и читал газету, когда ко мне подошла Алиша и положила руку на плечо.

– Эрик упрямый, - я покачал головой и отложил газету в сторону, - он и слушать не станет.

– Надир, - жена требовательно посмотрела мне в глаза, и там я прочел обеспокоенность и волнение, - смена Эрика закончилась, а он не пришел за Густавом! Здесь что-то не так.

Я вздохнул. Она ведь не видела Эрика тогда, на улице. У него точно что-то случилось. Хотя… «Что-то» - это еще мягко сказано. Ведь он узнал, что Густав – не его сын. Я мог понять его, понять, как ему сейчас плохо. Хотя я сам был удивлен, поскольку считал, что мальчик – точно его сын, ведь они так похожи.

– Алиша, когда Эрик в таком состоянии - его лучше не трогать…

– Ты нужен ему, - жена взяла меня за руку, - сходи и проверь, как он там. Я волнуюсь, что он не пришел за Густавом. Должно было случиться что-то очень серьезное!

Зная, что она не успокоится, пока не добьется своего, я застонал и поднялся на ноги.

– Алиша, я люблю тебя больше всего на свете, но ты сводишь меня с ума. Ты не знаешь Эрика так, как я. Сегодня утром он поругался с Кристин, поэтому он не пришел за Густавом. Эрик думал, что он его сын, но Кристин заявила обратное. Честно сказать, я и сам так думал, ведь они так похожи.