Убежище, или Повесть иных времен

Убедившись по моему поведению, что утратил былое влияние на меня,

отец Энтони приказал Эллинор привести к нему лорда Лейстера и пожелал

говорить с ним наедине. Я удалилась, хотя и неохотно, не желая

окончательно раздосадовать его. Зная, как несправедливы могут быть люди, я опасалась,

что он может оскорбить лорда Лейстера, а тот, не различив правого и

виноватого, навсегда отвернется от нас. Разве не враждуют часто целые семьи — и

даже передают вражду из поколения в поколение?

Их разговор длился целых два часа, я считала минуты в мучительном

ожидании. Наконец отец Энтони вошел в комнату и, отослав Эллинор

занимать лорда Лейстера, попросил меня собраться с мыслями и выслушать его.

— Как ни оскорбительны могут показаться тебе мои подозрения, молодая

особа, — сказал он, — я осмелюсь предположить, что больше знаю свет,

проведя в нем молодость, чем ты, почти не покидавшая этих стен. И лучше было

бы, если бы ты их никогда не покидала. Если я скажу тебе, что вельможа,

которого вы спасли, просит твоей руки, ты станешь тешить себя

всевозможными романтическими выдумками и вообразишь, что им руководит любовь,

столь же безоглядная, как твоя. Может быть, это отчасти так, а может быть —

он вспомнил, что твоя мать — ближайшая наследница английской короны,

что она может умереть в тюрьме, что всегдашняя неприязнь англичан к

правителям-иноземцам может возобладать над правами твоего брата Иакова, и

тогда граф Лейстер удовлетворит свое честолюбие благодаря предпочтению,

которое будет отдано тебе. Суровая необходимость, вызванная тем

неограниченным доверием, с которым ты посвятила его в свои интересы, делает для

меня излишним перечислять все те веские возражения, которые я мог бы

привести против тбоего союза с ним. Недавняя утрата жены, как я понимаю,

делает возможным его брак с тобой. Ты не оставила себе иной возможности,

кроме как выйти за него замуж, и я не дам согласия на его отъезд из этого

убежища, пока контракты, которые я сам продиктую, не будут торжественно

подписаны и брак не будет заключен по всем правилам.

Вообразите, сударыня, что чувствовала я во время этой речи. О, отец

Энтони, так ваше суровое повеление было вестью о счастье? В один миг из

бездны отчаяния вознестись на вершину блаженства! Узнать, что благородный

Лейстер готов еще раз пожертвовать своей безопасностью ради любви, еще

раз рисковать опалой, из которой он пока не возвращен, возвысить меня из

полной безвестности, ах, возвысить до себя — выше трона моих предков!

Сладостная надежда когда-нибудь вознаградить его нежность ко мне,

порожденная речью отца Энтони, только и запомнилась мне из всего сказанного

им. Короны и скипетры, эти игрушки в руках любви, являлись мне в

воображении, и слезы счастья текли по моим пылающим щекам, а я повторяла про

себя слова Миранды: «Как я глупа, я слезы лью от счастья».

Рассудив и обдумав все обстоятельства, отец Энтони немного смягчился:

он увидел, что вскоре освободится от бремени опеки над нами, которую его

иссякшее состояние и преклонные годы делали непосильной. Любезный и

обаятельный Лейстер присоединился к нам, и мы, избавившись от гнетущих

тревог, провели вечер, исполненный столь утонченного очарования, что, если

бы мне дозволено было пережить заново один вечер в моей жизни, я выбрала

бы этот как самый счастливый.

Честь и интересы милорда требовали его возвращения ко двору, и отец

Энтони, должным образом подготовив брачные контракты, настаивал на

моем согласии. Его требования и желания лорда Лейстера в сочетании с этими

вескими причинами одержали верх над моими представлениями о декоруме,

и брак был заключен, к полному удовлетворению всех присутствующих.

Крайняя необычность положения одна только и могла оправдать такую

брачную церемонию, но я была рождена, чтобы повиноваться. По природе

своей я была тиха и кротка и свои несбывшиеся желания оплакивала

безмолвно. Как только первый порыв счастья сменился раздумьем, мысли о

матери стали все чаще приходить мне на ум. Лишенное ее родительского

присутствия, более того — лишенное ее согласия, мое свадебное торжество

утратило половину своей священной значительности. Я горестно сравнивала ее

судьбу с моей: долгое заточение подорвало ее здоровье, и душа ее утратила

надежду на освобождение, я же, хотя и заточена в более тесных пределах,

обладаю здесь всем, в чем может возникнуть нужда, и согласилась бы

оставаться здесь всегда.

Но честь и благополучие милорда требовали иного. Наш слуга Джеймс

тотчас по окончании свадьбы отправился в замок Кенильворт, который, как

он сообщил, воротясь, находился в руках верных арендаторов, сумевших, из

всех слуг, удержать лишь даму Марджери. Презренное орудие своих

бесчеловечных повелителей, она более страшилась мысли о позорной смерти, чем

сознания совершенного ею преступления, и попыталась окончить свои дни с

помощью остатков снадобья, которое приготовила для своего господина, но

была изобличена, дав тем самым еще одно подтверждение своей вины. В страхе

и отчаянии она исхитрилась ночью удавиться. С ее смертью милорд утратил

одно из доказательств своей невиновности. Его присутствие при дворе стало

настоятельно необходимым. Семья Линерик, получив известие о

прискорбной гибели брата и сестры от слуг-ирландцев, их соучастников в

преступлении, увезла трупы якобы для того, чтобы предать земле, но все еще хранила

их на попечении лекарей, не зная, что предпринять.