Учебник выживания для неприспособленных
Шрифт:
И поскольку сердце Симоны было в ту пору, как она поведала ему в ответном электронном письме, «раненой птицей, которая прячется в ожидании спасительной руки», дело сладилось.
Они писали друг другу (довольно регулярно, и все их электронные письма были об одном и том же, что они часто думают друг о друге, скучают и, как только появится такая возможность, хотят снова увидеться).
И они увиделись (когда закончилось пребывание Симоны в Польше, где ее удерживал кабальный контракт с «Vivid Entertainment» [16] ).
16
Vivid Entertainment Group —
Они открылись друг другу (однажды вечером в ресторане, который Анри стоило большого труда выбрать, потому что он хотел, чтобы заведение не было ни слишком шумным, ни слишком интимным, ни слишком дорогим, ни слишком дешевым, ни слишком китайским, ни слишком итальянским, ни слишком французским). Он остановился на американском гриль-баре, стены которого были украшены костюмами первопроходцев и внушительной коллекцией банджо. Если не считать одного посетителя, молча поедавшего алое чили, они были одни. Калифорнийское вино, заказанное Анри, помогло им расслабиться. И они открылись друг другу. Анри рассказал, как скучает на посту администратора компании резиновых изделий, основанной его прадедом, фигурой полулегендарной, и как мечтает о жизни, в которой «что-нибудь бы происходило» (он не смог в точности объяснить, что имеет в виду). Симона поведала о желании дать своей карьере «новый толчок путем капитализации своего рекорда» (она не уточнила, как именно).
Слегка покраснев, она предложила Анри проводить ее домой. Жила она в скромной, но уютной квартирке, где стоял сильный запах мясного рагу и чуть более легкий — крема для лица. Они не занимались любовью в ту ночь, у Симоны еще болели микротрещины на гениталиях, результат ее перфоманса, и гинеколог порекомендовал ей несколько недель «воздержаться от активности на нижнем этаже». Они уснули рядом, «без задней мысли», как сказала позже Симона, и пообещали друг другу две вещи: во-первых, теперь, найдя друг друга, больше они не расстанутся. Во-вторых, когда они поселятся вместе, у них будет ребенок, девочка, они назовут ее Марианной и дадут ей все самое лучшее.
Четыре года спустя, накопив денег, Анри и Симона сделали первый подарок Марианне, которая биологически еще не существовала: зачатие in vitro и апгрейд «Хьюлетт-Пакард». А спустя еще годы, в заключение долгой истории, в которой были плюшевые зверушки, куклы Барби, комната, выкрашенная в бледно-розовый, а потом в небесно-голубой цвет, модная одежда, горные лыжи, пони и детские автомобильчики с кожаным сиденьем, они сделали ей наконец самый лучший подарок: степень магистра по маркетингу со специализацией «менеджмент торговых отношений».
Жан-Жан закончил есть, наблюдая за этими двумя стариками, спрятавшимися друг за другом, похожими на два засохших плода на ветке, никому больше не нужных.
Теперь он понимал, какие чувства питал к ним почти с самого начала: он был на них в обиде. Он сознавал, что это чувство абсурдно и не их вина, что Марианна вошла в его жизнь и укоренилась в ней глубоко, как рак костного мозга. Сознавал, что виноват только он сам, что все дело в слабости характера, которая столько раз мешала ему попросту уйти от Марианны.
«Ведь объективно, — спросил он себя, вытирая рот, — что мне мешает?»
И, как бывало каждый раз, тотчас же сам себе ответил: «Страх».
Когда Марианна сказала ему, что пора домой, он кивнул и пошел за пальто.
Голос Черного походил на звук дизельного мотора, мощного, но выработавшего свой потенциал. Он с усилием разбирал слова, им же самим написанные с еще большим усилием, на листке, который он держал теперь перед собой, скомканном и дрожащем.
— Мама умерла… У нас никого больше нет… Мы осиротели… Мне кажется, я стою над пропастью и сейчас
упаду… Мне кажется, я уже падаю и буду падать всю жизнь… Я никогда ничего ей не говорил… Я так хотел бы сказать ей хотя бы раз, что… Пусть она отдала нас соседке… Пусть не заботилась о нас… Я любил ее… Пришел человек и сказал нам, что ее убили… У меня как будто содрали кожу… Теперь, когда я тоже умер, я найду убийцу. Мы с братьями найдем убийцу… И убьем его… И съедим его… И убьем всю его семью… И тогда нам станет легче… Вот.Во вновь наступившей в маленьком крематории тишине Черный вернулся на скамейку к братьям. От эмоций им всегда делалось не по себе. Эмоции Черного были на грани порнографии. Никто из них понятия не имел, что теперь делать, но каждый знал, что слова Черного не были фигурой речи: когда он говорил «убьем», это значило «убьем», а когда говорил «съедим», это значило «съедим».
Гроб из фальшивого светлого дерева, в котором лежало тело Мартины Лавердюр, мягко скользнул к жерлу печи. Сотрудник похоронного агентства убедился, что дверь печи закрыта, и включил музыку, принесенную Белым, — он особо не выбирал, взял первую классику, которая попалась под руку, чтобы было как в кино.
Четыре молодых волка ехали обратно молча. Белого слегка подташнивало. Он устал. Подготовка налета была долгой, и он до сих пор не смог дать своей нервной системе нескольких дней отдыха, в которых она нуждалась. Бурый вел семейный «Пежо-505».
Белый сидел рядом с ним. В зеркальце заднего вида он видел Черного, выглядевшего пугалом в костюме от Армани.
Белый обернулся и посмотрел брату в лицо.
— Мы сделаем это сейчас же… А потом позволим себе отпуск.
Он вложил в эти слова всю братскую теплоту, на какую был способен. Черный поднял на него глаза и кивнул. Рядом с ним Серый, как будто провода соединились в его мозгу, весь подобрался и достал из кармана карточку.
— Большой негр дал мне это. Здесь все: имя типа, его жены, адрес их квартиры, его расписание, даже адрес родителей жены…
— Убьем… Вместе… Быстро… — сказал Черный.
Белый сделал усилие, чтобы не поморщиться. Он ответил:
— Послушай… Мы найдем этого типа… Остальное не важно, тебе не кажется?
Семейный «Пежо-505» ехал на скорости сто тридцать километров в час по плохой дороге. Погода стояла странная, серая, как шифер. В нескольких сотнях метров над ними тяжелые тучи, нагруженные гектолитрами воды, зависли в неподвижности, как будто небо ожидало чего-то, чтобы пролиться дождем.
Крик Черного прозвучал как удар грома. Машина вильнула, но Бурый удержал руль.
— НЕТ!!!!! ВМЕСТЕ!!!!! БЫСТРО!!!!!
Черный стоял на заднем сиденье и, казалось, готов был вонзить когти в глаза Белого. Белый видывал своего брата в ярости и точно знал, что делать.
— Хорошо, — сказал он ласково. — Вместе и быстро.
Черный сел. Больше никто ничего не сказал. Сказать было нечего.
Крупные капли дождя, смешанного с пылью, застучали о ветровое стекло.
Бурый включил дворники.
На обратном пути Жан-Жан и Марианна едва обменялись парой слов. Полил грязноватый дождь. Без всякой на то причины Жан-Жан снова подумал о Бланш Кастильской. Вообще-то Жан-Жан и не переставал о ней думать.
И желание поцеловать долгим поцелуем ее изящные губки становилось час от часу все острее.
Семейный «Пежо-505» долго кружил по улицам, похожим одна на другую. Типичный квартал, в каких четверо молодых волков никогда не бывали. Маленькие коттеджи для пенсионеров среднего класса, домики с садиками, которые давно покинули дети, чтобы влиться в ту или иную категорию «Уровня 3» по данным Национального института статистики и экономических исследований (541а: Секретари и хостес, 543а: Работники бухгалтерских и финансовых служб, 552а: Кассиры в магазинах…).