Учебник выживания для неприспособленных

Экран ноутбука Бланш Кастильской освещал ее лицо странным голубоватым светом. Жан-Жан почувствовал, как внутри у него что-то ёкнуло, и череда картин, достойных рекламы шампуня, проплыла перед глазами: он и Бланш Кастильская скачут по лесу на белых лошадях и смеются, он и Бланш Кастильская пьют белое вино на тиковой террасе южноафриканского отеля, он и Бланш Кастильская вместе принимают ванну в окружении шелковых покрывал и ароматических свечей, он и Бланш Кастильская на яхте в Индийском океане…

— Вы можете изложить мне как можно подробнее, что в точности произошло? — спросила молодая женщина.

Жан-Жан почувствовал, что краснеет. Картины, стоявшие в его голове, разлетелись, как стайка испуганных птичек. Он покосился на Марианну, которая упрятала подальше свои токсины и, похоже, снова надела маску образцовой супруги. Но этому внешнему спокойствию нельзя было доверять, и он это знал. Он знал, что Марианна ненавидит женщин еще пуще, чем мужчин, что она ненавидит женщин у себя дома, а больше всего ненавидит женщин, красивых, как Бланш Кастильская. Но знал Жан-Жан и то, что Марианна будет сидеть в своем углу, копить яд и держать все напряжение внутри, пока Бланш Кастильская здесь.

Марианна не любила свидетелей.

Жан Жан рассказал обо всем, что произошло. О камерах над овощиым отделом Жака Ширака Усумо, о камере над кассой Мартины Лавердюр, о вызове в кабинет директора по кадрам, о том, как Мартина Лавердюр бросилась на него, как он почти невольно разрядил тазер и как она упала и совершенно случайно ударилась головой об угол столика модели «Гранос» из «Икеи».

Пока он говорил, Бланш Кастильская быстро-быстро стучала пальцами по клавиатуре ноутбука. Под конец она кивнула, как будто все, что рассказал Жан-Жан, ее вполне устраивало, сохранила что-то на маленькую флешку и закрыла ноутбук.

Жан-Жан решил, что Бланш Кастильская закончила, но она не двинулась с места. Она как будто искала слова и наконец произнесла:

— Я должна сказать вам еще одну вещь.

— Да?

Жан-Жан спросил себя, заметила ли она его беспокойство. Она была здесь уже довольно долго, а Марианна так и сидела смирно в углу. Жан-Жан на расстоянии чувствовал нервозность жены, она обжигала ему лицо, как инфракрасные лучи.

— Эта женщина, которую… Эта женщина, которая умерла сегодня утром… У нее были дети…

Жан-Жан не нашелся что ответить, и ограничился гримасой, совместив в ней тот факт, что жизнь — паскудная штука, и свои искренние соболезнования. Бланш Кастильская отмахнулась от его рефлексий движением руки.

— Я хочу сказать, что… В общем… Вы слышали о налете на бронированный фургон несколько дней назад на севере?

Жан-Жан кивнул. Разумеется, он об этом слышал. Кровавое донельзя побоище, размытые кадры которого, снятые камерами видеонаблюдения, уже крутили на ютубе. Говорили, что директор торгового центра послал братьям Эйхман письмо с извинениями. Жест чистого отчаяния, потому что письма с извинениями братья Эйхман любили примерно как дохлую муху в чашке кофе. Любили они цифры, выстроенные ровненько в ряд в таблицах Excel, любили бухгалтерию, которую можно резюмировать одним словом «прирост», а не любили ошибок, потерь и, наверно, еще больше не любили, когда эти ошибки и потери сопровождались дурацкими извинениями. Этот директор наверняка был уже уволен, и пусть логика и здравый смысл хором вопияли, что он совершенно ни при чем, логика и здравый смысл братьев Эйхман так же хором отвечали, что уволить кого-то ничего не стоит, что это поддерживает коэффициент текучести на должном уровне и позволяет держать давление, а давление препятствует повышению зарплат.

Все в прибыль…

— Так вот, этот налет совершили дети той женщины, которая умерла сегодня утром, — сказала Бланш Кастильская.

Мозг Жан-Жана пытался связать одно с другим, но безуспешно. Он не понимал, какой должен сделать вывод.

— Это четыре человека… То есть не совсем… Они скорее волки… В общем, нечто среднее…

— Мартина Лавердюр взломала генетический код? — ахнул Жан-Жан.

Это его очень удивило, он плохо представлял себе, как тихая кассирша обратилась бы к биохакеру, чтобы тот поковырялся в ее матке и еще Бог весть где. Ну ладно, понятно, иногда женщина так сильно хочет ребенка… Впрочем, такие истории случаются часто.

Бланш Кастильская продолжала уже более внятно:

— Да. Но проблема не в этом. Проблема в том, что они опасны.

— Их не арестовали?

— Нет.

— Почему?

Бланш Кастильская аккуратно переменила позу.

— Я не знаю… Страховые компании заплатили семьям жертв, они же возместили убытки братьям Эйхман, для страховых компаний это реклама, и это успокоило и семьи, и братьев Эйхман, и полицию… Ну вот, полиция… Никто ничего с нее в этой ситуации не спрашивает, где искать, она толком не знает и вряд ли горит желанием воевать… у нее другие дела.

— Ублюдки эти легавые… Просто невероятно! — раздался голос из угла.

Бланш Кастильская посмотрела на Марианну. Словно отвечая ей, она открыла ноутбук и что-то быстро набрала.

— Смотрите! — сказала она.

Марианна вышла из темного угла, где так надолго затаилась, и подошла к столу, напустив на себя свой коронный надменный вид отраслевого менеджера, привыкшего помыкать своей командой силовыми методами. Она наклонилась через плечо Бланш Кастильской. Жан-Жан испугался, что она укусит ее в яремную вену, он знал, что ей наверняка этого хочется и она сдерживается ценой нечеловеческих усилий. В своем роде воли ей было не занимать. Жан-Жан тоже обошел стол, чтобы посмотреть на экран.

Это была крупнозернистая фотография, сделанная телеобъективом и увеличенная цифровым зумом компьютерной программы. Четыре массивные фигуры, четыре волка развалились в креслах в убогой гостиной. Бурый, черный, серый и белый. Жан-Жан вздрогнул, сам не понимая почему. От этих четырех фигур исходило что-то очень и очень угрожающее.

— И все-таки, какая связь с нами? — прошипела Марианна.

— Ну вот… Скажем так, ваш муж… в какой-то мере… стал причиной смерти их матери…

Жан-Жан почувствовал, как липкий ком заворочался в желудке. Этот ком ему не составило труда опознать: это был страх.

— Но вы сказали… что… В общем, это же не я… — пробормотал Жан-Жан.

Бланш Кастильская улыбнулась ему.

— Я знаю… Это не меня вам надо убеждать… Знаете, эти люди мыслят совсем не так, как мы с вами. Я не могу вам сказать, как они отреагируют на смерть матери, есть вероятность, что вообще никак или им не придет в голову искать виноватого, но…

— Откуда у вас эта фотография? Вы вообще кто? Сначала говорите, что пришли подписать бумаги, а потом начинаете стращать нас этими типами… Чего вам надо? — вмешалась Марианна.

Жан-Жан подумал было, что надо попытаться ее угомонить, но не успел он и слова сказать, как Бланш Кастильская подняла руку так властно, что Марианна умолкла с застывшим в глазах удивлением.

— Эту фотографию сделала я. Я работаю глобально. Когда мне поручают какое-то дело, я занимаюсь всеми его аспектами. А утреннее происшествие связано в этими четырьмя волками… Работая глобально, я предвосхищаю проблемы.

Бланш Кастильская встала. Она закончила. Она убрала ноутбук в изящный кожаный чехол. Улыбнулась Жан-Жану и Марианне, та в ответ издала ноту на низких частотах, которая могла означать что угодно, но, во всяком случае, ничего дружелюбного. Бланш Кастильская этого как будто не заметила, еще раз извинилась за беспокойство и направилась к двери.