Учитель. Назад в СССР 4

— Да что ж ты прыткий такой! — одернул пацана завхоз. — Потихонечку надо. Стой, помогу, — товарищ Борода ухватил пацана за плечи и помог подняться.

Ленька уселся, затем свесил ноги со стола, прижимая к себе раненую руку.

— Спускайся, только не прыгай, — посоветовал я. — А то в руку отдача пойдет, больнее станет.

— Больно, — пожаловался мальчишка, с нашей помощью сползая со столешницы.

— Так понятное дело, больно. Хорошо, глаз не вышибло.

— Глаз? — моргнул Ленька, испуганно глядя на завхоза.

— Могло и глаз, а то и кисть к чертям снесло… говорю же, в рубашке родился, — расписал все прелести самодельного салюта Степан Григорьевич. — Ты вот скажи, дурья твоя башка, — глядя на то, как я осторожно усаживаю Леньку на стул, поинтересовался завхоз. — Кто тебя надоумил шашку сообразить?

— Никто, я сам, — глядя на завхоза честными глазами, заверил Голубев.

— Оно и ясно, что сам. А кто ж подсказал? А?

— Никто, сам придумал, — Ленька сделал глаза еще честней, и теперь походил на маленького совенка, которого внезапно разбудили днем.

— Ну да, ну да, — хмыкнул Степан Григорьевич. — Я вот деду-то скажу, да вызнаю, — заверил пацана завхоз.

— Не надо деду, — тихо попросил Голубев.

— А что ж тогда, бате?

— Нету у меня бати, — буркнул пацан.

— Что ж тогда, мать расстраивать будем? — удивился Борода.

— А то она и расстроится, — буркнул Ленька.

— Дурак ты, Леонид, и голова у тебя дурная, — внезапно выдал Степан Григорьевич. — Ты хоть понимаешь, что ты у матери один разъединственной кормилец остался? А ежели бы тебе руку оторвало? Тогда что?

— Что? — переспросил Голубев, таращась на завхоза и морщась от моих манипуляций.

— То! — завхоз ткнул указательным пальцем пацану в лоб. — Голову-то включи. А без глаза и пальцев какой- ты работник?

— Какой? — затупил Ленька.

— Никакой. Инвалид, — припечатал товарищ Борода.

— Все верно, товарищ, инвалид и есть, — раздался звонкий голос фельдшерицы. — Расступитесь, товарищи, покиньте помещение. Что тут у вас? Мальчик, тебе как зовут?

— Ленька, — растерявшись от напора докторши, выдал Голубев.

— Леня, как это случилось? — кинув на меня одобрительный взгляд, поинтересовалась фельдшерица, приступая к своим прямым обязанностям. — Спасибо, товарищ Зверев, вы все правильно сделали. Помогите раздеть мальчика, пожалуйста, — обратилась ко мне фельдшерица.

— Зачем? — сразу не сообразил я, потом до меня дошло, конечно, но Оксана Игоревна уже объясняла.

— Мелкие частицы могли посечь руку. Леня, что находилось внутри взрывного устройства? — уточнила Гринева, принимаясь расстегивать пуговицы на рубашке.

— Я сам, чего вы, — засмущался пацан.

— Сиди уже, сам, — буркнул завхоз. — Сам ты уже наворотил. А ну, брысь отседова, — рявкнул неожиданно завхоз, да так, что все мы вздрогнули.

— Степан Григорьевич, вы чего? — спросил я.

— Да вон… гоняю, — кивнул завхоз в сторону окна.

Только сейчас я заметил головы друганов Леньки Голубева которые облепили подоконник с улицы, пытаясь разглядеть, что происходит в пионерской комнате.

— Брысь, кому сказано, свет загораживаете! — открыв форточку, повторно рявкнул Степан Григорьевич. Пацанята нехотя попрыгали на землю, но далеко не ушли.

— Вот жеж паразиты, опять полезут, — хмыкнул завхоз.

— Так, осторожно, Егор Александрович, только потихоньку, чтобы не задеть, — командовала товарищ Гринева, помогая мне стаскивать рукав с поврежденной руки.

— Так… мне нужно больше света, — нахмурилась Оксана Игоревна, закрутила головой. — Давайте к окну. И лампа, есть лампа?

— Так вот, на столе, — кивнул я. — Леня, сам дойдешь?

— Дойду, — кивнул пацаненок, поднимаясь со стула. — Куда идти, — поморщившись, придерживая руку, уточнил у фельдшерицы.

— К окну, — Гринева подхватила стул и потащила к свету.

Я же взял со стола Ниночки настольную лампу и перетащил поближе к окну, благо шнур оказался длинным, хватило.

— Замечательно, Лёнечка, посмотри на меня, — попросила фельдшерица, всмотрелась в лицо мальчишки, кивнула и приступила к осмотру повреждённой руки. — Так, можно сказать, повезло, пальцы целые, пошевелить можешь?

— Могу, — скривившись от боли, вскрикнул Ленька и в доказательство своих слов медленно пошевелил обгоревшими пальцами. — А-а-а…

— Вот молодец, хорошо, — похвалила Гринева. — Вода есть? — бросила в мою сторону.

— Да, в чайнике.

— Хорошо, возьмите бинт, намочите, дайте мне, — велела доктора, не глядя на меня, сама же продолжила что-то разглядывать, развернув ладонь тыльной стороной к свету.

— Так точно, — выдал я, принялся выполнять полученное задание.

Гринева в это время внимательно изучала ладонь мальчишки, осматривая ожоги и отыскивая следы раны, из которой шла кровь.

— Вот он! — воскликнула девушка. — Что-то попало между пальцами, застряло… Вижу рану, в ней что-то находится…. Бинт! — фельдшерица нетерпеливо протянула ладошку, я вложил в нее намоченный кусок марли. — Леня, сейчас будет немножко больно, понимаешь? — строго спросила докторша у пацана.

Голубев побледнел, стиснул зубы и кивнул.

— Молодец. Можешь кричать, так легче будет, понимаешь? — снова спросила фельдшерица.

От этих слов мальчишка напрягся еще больше, метнул в мою строну испуганный взгляд, сильнее стиснул зубы, ухватился здоровой рукой за кромку стула.

Глава 12

— А… вы чего… резать будете? — просипел Голубев, глядя перепуганным глазами на фельдшера.

— Нет, сейчас я аккуратно достану осколок из твоей раны, затем обработаю и перебинтую. Тут ничего страшного, но вот кусочек твоего фейерверка необходимо вытащить, понимаешь? Он очень глубоко попал между пальцами, застрял в ране, — ласковым тоном объяснила Оксана Игоревна.

— П-понимаю, — кивнул Ленька. — Я готов.

— Вот и молодец. Егор Александрович, вы мне нужны с чистым бинтом и водой.

— Хорошо, держу наготове, — ответил я, становясь рядом с Гриневой.

Фельдшерица достала из медицинского саквояжа какие-то щипчики, обработала их спиртом, затем склонилась над Ленькиной рукой, но тут же выпрямилась.

— Товарищ… — позвала завхоза.

— Помочь, что ли, девонька? — тут же откликнулся завхоз, который после разгона пацанят так и остался на посту возле окна.