Угол покоя

С левой стороны возникла узенькая дорожка, прокорчеванная среди сплошной полыни, а в ее конце, в полумиле или около того, она увидела одно из унылых ранчо, которые, она предполагала, будут сейчас тут возникать в ожидании воды, придавая террасам вид еще более сиротливый, чем когда по ним лишь гулял ветер. Дом цвета земли, ветряк – наверняка какие-нибудь Олпены: неряха жена, муж, жующий табак, выводок невоспитанных и диких, словно койоты, детишек, запущенность грязных корралей, загаженный курами двор. Она все это прямо-таки видела, это горело у нее в мозгу, как невоплощенный рисунок.

Оливер вновь тронул руку Олли с вожжой, на сей раз левую, и они свернули на дорожку.

Голова Сюзан крутанулась вбок, она уставилась на Оливера с жутким вопросом в глазах, но он ехал ссутулившись, глядя вперед поверх кепчонки Олли. Пытаясь сориентироваться, она привстала. Запах давленой полыни бил ей в ноздри, как нюхательная соль. Выкорчеванные кусты были сложены рядами по сторонам дорожки, а между рядами серой полыни она увидела маленькие подвязанные к кольям деревца, высаженные по обе стороны в круги рыхлой земли, влажной, политой не далее как сегодня. Держась за спинку сиденья, она посмотрела вперед, на дом и ветряк. В том, как они стояли в конце дорожки, ощущалась некая уверенность – казалось, поставил их тут кто-то не лишенный воображения. Дом, увидела она теперь, был большой, намного больше, чем хижина переселенца. По всей передней стене тянулась веранда, похожая на колоннаду.

– Оливер Уорд, – сказала она, – куда ты нас везешь? Это наша земля? Это наше?

– Ранчо “Нагорье”, – ответил Оливер. – Образцовая ферма. Подумал, может, тебе захочется взглянуть.

Ей показалось, его глаза попросили ее о чем-то, предупредили, сказали: “Подожди”. Но она не в силах была ждать, слишком многое открывалось ей разом.

– Когда ты это построил? Ты даже высадил полмили пирамидальных тополей!

Его глаза потеплели навстречу ее глазам, сузились – их выражение она не смогла до конца прочесть. Настойчивый, знающий взгляд, граничащий при этом с шутливым.

– Что сумел, то сумел, – сказал он. – Для полива здесь пока только скважина, так что я не смог разбить лужайку, высадить сад, засеять пшеничное поле и поле люцерны. С этим придется подождать, пока пойдет вода из Большого канала.

– Оливер…

– Я обязан был посадить деревья, – сказал он, глядя на нее. – Четыреста пятьдесят только вдоль дорожки. Сто робиний и кленов вокруг дома. Не хотел, чтобы ты ждала твою рощу дольше, чем уже ждешь.

– Осуществил свой план.

– Наш план.

Она отметила про себя поправку.

– Розарий затевать было поздно. С этим до следующей весны. Но я пересадил желтую плетистую из каньона. Даже обрезать не стал. Она цветет прямо сейчас, еще не отцвела.

Пока Олли, скашивая на родителей глаза и чутко прислушиваясь к разговору, правил к некрашеному дому, посаженному на плоский уступ, Сюзан смотрела вперед. Она увидела, что веранда глубокая, ее низкую широкую крышу поддерживали квадратные столбы, отстоявшие друг от друга футов на десять. Розы не было видно – где он там ее посадил? Не видно было и его рощи из сотни деревьев – хотя нет, приметила несколько подвязанных к кольям худосочных саженцев лишь немногим выше кустов полыни. Испытывая что-то вроде отчаяния, она воскликнула:

– Да когда же ты все это сделал?!

Впервые после встречи на вокзале она увидела сейчас своего прежнего Оливера, развернувшего плечи, шутливо оправдывающегося.

– Да я тут мало что сделал сам. Через неделю после того, как у нас все завертелось с каналом, тут начали работать артели. Это будет показательная ферма. Губернатор дал мне на время казенное оборудование для бурения скважин, а ребята, занятые на канале, проложили дорогу.

Она закрыла воспаленные глаза, болезненно их зажмурила, вновь открыла.

– Господь не терпит тех, кто в каждой бочке затычка, и не терпит хлопотунов, – заметила она. Потом выпалила: – Но деньги! Как мы за это расплатимся?

Девочки на заднем сиденье подняли шум: “Это наше? Это наш дом?”, а Олли, перекрутившись, чтобы посмотреть отцу в лицо, спрашивал: “Мы что, не в каньоне будем жить?” Но Сюзан и Оливер не обращали на них внимания. Он сказал через голову Олли, не отпуская ее глаз:

– Для начала я пустил в ход деньги, которые компания заплатила тебе за дом в каньоне. Это был первый чек, что я подписал.

– Ты продал дом!

– За двойную цену. Ведь такой у нас был уговор. Я рискнул предположить, что ты согласишься с таким употреблением этих денег.

– Папа, каньон теперь что, не наш?

– Да, не то чтобы совсем наш. Но ты можешь там бывать, сколько хочешь.

– Даже двойной цены за дом в каньоне не могло на все это хватить, – сказала Сюзан.

– Я продал часть наших акций канала Джону и Бесси.

– Ох, Оливер, ну зачем ты их в это втянул! – ужаснулась она. – Ты не должен был их сажать в нашу лодку, привязывать их к каналу!

– Они сами захотели, – сказал Оливер. – У них были деньги от продажи вашего семейного дома. Я подал от их имени заявку на облесяемый участок и пустынный участок под каналом “Сюзан”. – Его взгляд был ровным, спокойным. – Разве тебе не хочется, чтобы Бесси тут обосновалась?

– Ох… – Она была в смятении. – Они не должны были рисковать своими скудными деньгами! А ты молчал. И Бесси тоже. Почему?

– Это я ее попросил не сообщать тебе, – сказал он со своей боковой, двойственной, испытующей улыбкой. – Хотел огорошить тебя новостью, что они сюда переедут. Заодно с этим домом, понимаешь? Букет сюрпризов.

– Да, конечно, это чудесно будет… но…

– Так что сейчас тебе надо решать, где ты хочешь поселиться: тут, на земле, в походных условиях, – или в пансионе в городе. Потому что я не успел все доделать к вашему приезду.

Под колесами скрипел песок, над коляской висела пыль, и она увидела, как сгусток крутящейся пыли, подхлестнутый ветром, вылетел из-за нагого угла дома и, превратившись в недооформленный вихрь, двинулся на восток мимо штабеля древесины и примитивного отхожего места.

– Тут, я думаю, – сумела она выговорить. – Нет смысла тратиться на пансион, когда есть свое жилище.

– Довольно спартанское пока еще.

– В этом есть что-нибудь новое для нас?

Прозвучало резче, чем ей хотелось. Он ничего не ответил – только пытливо поглядел на нее еще немного, а затем обернулся:

– Нелли! Как вам все это?

– Очень даже мило, – уютным, успокаивающим тоном сказала Нелли. – Мы все возьмемся помогать и быстро устроимся как следует.

– А Заплатка здесь? – спросил Олли, и тут же Бесси, забарабанив по отцовскому плечу, подхватила: – Можно мне тоже пони, папа? Мне почти восемь! – и тут же Агнес, которую придерживала Нелли, вскочила с криком: – И мне! Мне уже четыре!