Угол покоя
Шрифт:
– Я вылитая девочка!
– Для меня ты голубоглазая ягодка. Или глазастая голубка?
Он поднял ее, поцеловал, поставил, крутанул три раза и легким шлепком послал в учебную комнату Нелли, но она вильнула в сторону, задорно оглянулась через плечо и принялась прыгать по пьяцце с плитки на плитку на одной ножке. У каждого столба протягивала ладонь и шлепала по боковой стороне, по внутренней и по другой боковой. На каждом третьем прыжке вдоль балюстрады притрагивалась к глинобитным перилам. Левую ногу все время держала на весу, в конце веранды развернулась в три быстрых прыжка и три шлепка, поскакала обратно, все еще не опуская левую
– Ты ведьма, – сказал он, – но я главный колдун. Заколдовать тебя, что ли? Сделать так, что ты не сможешь смотреть фейерверки, пока не скажешь по буквам: черепитчатый? Или трапециевидный? Что выбираешь?
– Ни то, ни это!
– Тогда ступай к Нелли.
Она побежала, заливаясь смехом, а он поднял голову и увидел то же лицо, но во взрослом варианте, напряженное, ожидающее его. Он изобразил подобие улыбки и кивком показал на блокнот.
– Трудишься. Я думаю, вот если завтра конец света, ты все равно будешь торопиться что-то доделать до трубы архангела.
– Мне приходится! – сказала она. – На что иначе нам жить? Расскажи, как ты съездил.
– Не хочет продавать.
– Даже один участок.
– Да.
– И мы ничего не можем сделать.
– Можно в суд подать. Сомневаюсь, что от этого будет польза. У меня нет доказательств.
– Твое слово должно быть веским доказательством против слова этого…
– Судиться с юристом в таком городе – безнадежное дело.
– Тогда купить еще чей-нибудь участок!
– За любой участок с водой потребуют уйму денег. Каких у нас нет.
– А заявки поданы на всю землю?
– Под каналом “Сюзан” – на всю.
– Должен же быть какой-нибудь выход!
Оливер хмыкнул.
– Могу глядеть в оба, и когда кто-нибудь не справится с мелиорацией, перехвачу у него участок.
– Плохой повод для шуток.
– Я не шучу. Это, пожалуй, единственное, что я могу.
– А если выделить им землю из нашей? Зачем нам тысяча акров?
Он смотрел ровным и – подумала она – жалостливым взглядом.
– Я готов, в ту же секунду. Но какая польза от земли под Большим каналом, если в нем нет воды? Что Джон сделает на трехстах двадцати акрах полыни?
– А мы? Что сделаем мы? – Она с горечью отвернулась, не желая, чтобы он видел ее лицо. – О, я так хотела, чтобы Бесси оказалась здесь! Чтобы у детей были товарищи без деревенской грязи на языке.
– Я подумывал отпустить Маллетов. Так и так, вероятно, придется. Бесси и Джон могут занять их домик и, может быть, мою контору в придачу, пока компания не поправит свои дела и мы не доделаем Большой канал. Тогда пусть выбирают из нашей земли любой кусок.
– Доделаем Большой канал, – повторила она и, наклонив голову, уставила взгляд в красный плиточный пол.
Пальцы ее рук были зажаты под мышками, как будто они мерзли. Ноги понесли ее по пьяцце вдоль балюстрады, где только что прыгала Агнес, до конца и обратно вдоль стены. Ладони были стиснуты под мышками, голова опущена, лицо застыло и раскраснелось. Она была не из тех, кто легко бледнеет даже при тяжелейших переживаниях; не в последнюю очередь благодаря этому румянцу она выглядела
на десять лет моложе своего возраста. Дойдя до стола, где лежал ее рисунок, подняла голову и посмотрела на Оливера несчастным и презрительным взглядом.– Да, конечно, – сказала она, – когда Большой канал будет готов, тогда и акции будут в цене.
– Сю…
– О, я слышать этого не могу!
– Сю, эти акции все еще имеют шанс стоить в тридцать раз больше, чем они за них заплатили. Генерал Томпкинс не сдался. Я тоже. У нас еще есть что просаживать. “Сюзан” дает какой-никакой доход, Большой канал начат успешно. Если они в своем уме, то не поставят сейчас на всем крест. Реорганизуются, выкупят доли у желающих прекратить. Если продержатся еще чуть-чуть, им лафа. Проект хуже не стал.
– Да, – промолвила она на вдохе. – Какой был, такой и есть.
Он сердито схватил ее за плечи.
– Сюзи, и ты?
Непреклонная, скованная в его руках, она выкрикнула ему в лицо:
– Ну что я могу поделать! Восемь лет изгнания, восемь лет жизни одной надеждой. Ради чего? До теперешнего было еще не так плохо, я мирилась, терпела, верила…
Ее голос иссяк, она не отводила взгляда от его глаз. Он отпустил ее.
– Верила ли? – спросил он.
– Что? О чем ты меня…
Очень тихо он стоял перед ней. Лицо загрубелое, как у скотника, руки с полусогнутыми из-за мозолей пальцами висят по бокам. Он почти прошептал:
– Верила ли? Была у тебя вера? В мое дело, в меня?
Она отпрянула, словно он дал ей пощечину.
– Это нечестно!
– Разве? Иногда меня посещали сомнения. – Глядя ей в глаза, он улыбнулся безрадостной улыбкой, пожал плечами. – Не то чтобы я заслуживал огромной веры.
– Ох-х-х! – воскликнула она, мотая головой, опустив глаза в пол. – Ты всё о вере, о доверии. Насколько было бы лучше нам всем, если бы ты не доверился этому Бернсу! По крайней мере Бесси и Джон получили бы свою землю. Мы бы не утащили их вместе с собой бог знает куда.
Он рассеянно перевел взгляд на рисунок на столе. Стал рассматривать, прочел подпись: Жаркий день на западном ранчо. Поднял глаза и поглядел через дверь мимо столбов пьяццы, поверх опаленной солнцем лужайки, мимо вянущих тополей, поверх полыни – на горы. Полынь накатывалась на них со всех сторон, они смотрели на нее, как люди на плоту смотрят на море.
Его глаза вернулись обратно, он окинул ее трезвым взором. Пучки морщин от уголков глаз напряглись, как будто он улыбался. Но он не улыбался.
– Да, я виноват, – сказал он. – Надо было самому подать эти бумаги, ведь знал, какие они важные для нас для всех. Просто слишком много дел на себя взял, все хотел успеть одновременно. Я себя не оправдываю. Но насчет доверия людям вообще – не знаю. Сомневаюсь, что смогу перемениться. Я верю в доверие людям, понимаешь? Ну, пока они не докажут, что им нельзя доверять. Без этого – что была бы за жизнь?
В его словах был тяжелый, вопросительный, подчеркнутый смысл. Она смотрела на него молча, ее лицо было застывшим и твердым настолько, насколько может быть такое миловидное лицо. Ее губы, обычно аккуратно и приветливо сжатые и всегда готовые к улыбке, были перекручены. Их с Оливером глаза выдерживали встречный взгляд, могли дрогнуть на секунду, выдерживали дальше. Румянец очень медленно покидал ее лицо.