Уходящие из города

Дарья жила в том же доме, что и Влад, но училась в другой школе, которую считали отстойной: туда ходили в основном балбесовские. Там, чтоб получить пятерку по литературе, надо было просто уметь читать, хотя бы по складам. Рассказывали даже о каком-то медалисте, который поступил в универ без экзаменов, а потом выяснилось, что он не знает вообще ничего, а пятерок ему наставили за то, что он учителям огороды копал. Ну и, глядя на Дарью, легко было поверить, что там все не такого уж большого ума.

Невысокая, смуглая, широкоскулая, со слегка раскосыми глазами и пухлыми губами, Дарья очень рано стала выделяться среди прочих девчонок: лифчик ее всегда казался переполненным, а если она замечала, что кто-то заглядывает ей в декольте, то старалась вдохнуть поглубже, чтоб совсем уж поразить парней своими размерами. Дарья ярко красилась, часто мерзла из-за того, что одевалась слишком откровенно, любила стрелять глазками и стрелять сигаретки, но самое главное – смотрела всегда как-то снизу вверх и улыбалась доверчиво-приглашающе. Хотя девушки в основном ниже парней, смотреть настолько снизу умела только она. И глаза у нее были красивые, темные-темные, почти черные.

Она любила отираться на лавочке у подъезда, легко заводила разговор с кем угодно, но спустя пару минут собеседник обычно стремился ускользнуть от нее, так как понимал, что Дарья ушибленная на голову на теме секса. Она часто рассказывала о том, с кем и как у нее было. С кем-то – в подъезде, с кем-то – за гаражами, с кем-то – у кого-то на даче.

Владу как-то посчастливилось подсесть к ней, когда она сидела на лавке совершенно одна. Майский вечер, довольно прохладно, но на Дарье из одежды короткая майка, не менее короткая юбка и огромные босоножки на толстенной платформе. Влад заметил, что ногти на ногах у нее накрашены каким-то темным цветом вроде фиолетового. Похожей помадой были подведены губы.

– Привет! – сказал он ей, просто чтоб что-то сказать (так начинается большая часть разговоров, по крайней мере у Влада). – Как дела?

– Пока не родила, – ответила она, широко улыбнувшись. – Когда рожу – скажу. Или нет, не знаю. Недавно меня Сашка Трошкин трахнул.

Заметив в глазах Влада удивление и интерес, Дарья пустилась в пространный рассказ о том, как Сашка заговорил с ней, позвал к себе, якобы прибухнуть, а потом довольно грубо изнасиловал.

– За волосы держал и на хуй насаживал… вообще дышать нечем было, я думала, задохнусь… у него агрегат…

Дарья говорила почти шепотом, как будто стремясь удержать свои истории в тайне. Ее приглушенный хрипловатый голос звучал так сексуально, что Влад ощутил такую смесь возбуждения и стыда, что его напрочь вынесло из реальности. Его охватило настолько острое и новое для него чувство (куда там порнухе, это ведь все актерство, а тут реал!), что он не сразу заметил: Дарья не обращает внимания, кто ее слушает и как реагирует на ее слова. Она рассказывала историю самой себе.

– Жестко, жестко драл меня, я потом встаю, а ноги не держат, а между них – как огонь горит… Мужик он, конечно. Мощный.

Влад смотрел на затуманенные глаза Дарьи, похожие на обсосанные карамельки, сладкие и липкие, и понимал, что она его не видит и не слышит. А еще не видит и не слышит, что рядом с ним на лавке примостились двое мелких пацанят из соседнего подъезда, и глаза у них обоих по пять копеек и рты раззявлены. Тут у любого челюсть упадет, но Дарья как будто не замечала их и, растянув рот в улыбке, расслабленно произнесла:

– Славно поебалась. Хорошо-о. Иногда люблю, когда силой берут.

– Валите отсюда, – прикрикнул Влад на мелких. – Нечего взрослых слушать.

– Сам вали, – сказал пацан лет семи, в майке с номером семь, прижимающий к себе истрепанный футбольный мяч. – Это наша лавка тоже.

– Ага, – поддакнул ему другой мелкий, совсем сопливый (в буквальном смысле, у него из носа текло).

Дарья встала, повела плечом, снова окинула взглядом Влада, вздохнула так глубоко, что грудь ее чуть не вылезла из выреза майки, и сказала:

– Пока, мальчики! Похолодало, домой пора.

Очень неуверенным шагом, как будто с трудом переставляя ноги, наверное, из-за неудобных босоножек на платформе, Дарья пошла куда-то вглубь двора. Влад смотрел, как колышутся ее бедра, и снова ощущал возбуждение, напрочь забыв про мелких и придя в себя только от звука удара футбольного мяча о землю и крика:

– Погнали на квадрат!

Дома Влад спросил Славку про Дарью. Так, мимоходом. То есть ему показалось, что мимоходом, а на самом деле он рубанул напрямую:

– Ты в курсе, что Сашка из нашего класса трахнул Дарью? Ну, которая…

– Больше слушай ее, – сказал брат, который как раз переодевался, придя домой с занятий с репетитором по математике. – Она ненормальная. У нее каждый раз новая история, с новыми подробностями. Больная на голову.

Влад растерялся.

– То есть она врет?

– Сочиняет. Она много про кого такое говорила.

Влад хотел спросить, про кого именно, но сдержался, а Славка продолжил:

– Про всех она такое говорит. Может начать про одного, а кончить про другого.

Через год и правда вышел конфуз: Ленка Куйнашева услышала от Дарьи о том, что ее, Дарью, якобы обмацал в подъезде ее, Ленки, старший брат. «И сиськи мял, и в трусы залез». В отличие от большинства мелкоты, умевшей держать язык за зубами, Ленка обо всем рассказала матери, и мамаша Андрея, поговорив с сыном и взяв с него клятвенное заверение в том, что он никакой Дарьи в подъезде не щемил, пошла разговаривать с Дарьей.

Предполагаемая защемленная, то есть потерпевшая, не смогла назвать точную дату, когда к ней приставал Андрей, а потом, бегая глазами, и вовсе стала говорить, что в подъезде было темно и она могла неверно опознать того, кто к ней пристал, ну и вообще она ведь не в обиде и заявление писать не будет, так что все в порядке.

– Мать передо мной извинилась. Попросила, чтоб я эту… девочку, как она сказала, не обижал, простил. Господь ей судья… – Андрей, рассказывая об этом, смотрел тяжело и слова отпускал медленно. – А по мне так… тьфу! Нашлась… девочка!

Влад больше никогда не касался этой темы, но с тех пор для него так и остался открытым вопрос, фигурировал ли он сам в рассказах Дарьи хоть раз? Он подозревал, что нет, никогда, он был слишком неказистый, не то что Андрей – пусть худой, но высокий, крепкий. А он что: мелкий, хромой, с невыразительным лицом… Разве он способен стать героем ее фантазий? Это стало для Влада чем-то вроде обряда посвящения в мужчины – стать персонажем историй Дарьи, в ее развратном воображении отыметь ее где-то в подъезде, или на пустыре, или в парке в заброшенной беседке, летом, когда всюду летает пух, стоит духота и одежда не мешает…