Уходящие из города

Это все осталось в прошлом, да, далеко-далеко, но однажды, когда Владу было уже хорошо за двадцать, он учился на позорном для себя самого филологическом факультете, окруженный толпой девушек, многие из которых ему нравились – да почти все! – но он так и не сумел ни с кем из них замутить, он встретил на лавочке возле подъезда Дарью, сильно пополневшую, гораздо более одетую и почти не накрашенную, заговорил с ней и сам не заметил, как оказался в ее квартире и ее постели.

Все прошло хорошо, то есть, конечно, совсем не так, как она рассказывала тогда, но вполне нормально, по крайней мере Дарья охала на весь дом, потом угостила его довольно вкусным борщом, ну и предложила куда-нибудь сходить.

Влад, конечно, никуда с ней не пошел, но когда встретил еще раз, снова заглянул на огонек. Жила Дарья считай что одна, родители ее давно разошлись и завели другие семьи.

Когда эта связь затянулась, Влад принялся ругать себя за нее, но даже после того, как в его жизни появились другие женщины, он все равно где-то в глубине души считал Дарью лучшей. Нет, не самой красивой, не самой эффектной, не самой… в общем, никакой не самой, если разобраться. Дарья была тупой, как ее собственная босоножка на высокой платформе, девкой, окончившей балбесовскую школу и работавшей продавщицей в «Пятерочке», но с ней Влад чувствовал себя легче, свободнее и яснее, чем с кем-то еще. Не стыдился ни неуклюжего тела, ни больной ноги, ни того, что учился на бабском факультете.

Однажды он сказал ей:

– Я роман пишу.

Она ничего не ответила, только улыбнулась одобрительно, но Влад знал: она тоже пишет – то есть не то чтоб пишет, скорее – сочиняет.

Он стал-таки частью ее историй, причем частью реальной. Влад ни за что не хотел бы, чтоб кто-то увидел их вместе, но Дарья и не настаивала: так, пару раз предложила пойти погулять, но потом отстала и приняла ситуацию такой, как есть: с их редкими встречами у нее дома.

Новость о том, что Дарья вышла замуж, ошеломила Влада. Вышла замуж и переехала к мужу, куда-то в деревню, вроде в Болотный Рог. Там у него большое хозяйство и нужны рабочие руки.

Нет, он лично не собирался на ней жениться, но…

Нет, у него самого были другие женщины, но…

Влад никогда не написал бы так, это звучало ужасно по всем литературным канонам, таких слов не полагалось употреблять по отношению к Дарье, которая только и умела, что трахаться со всеми подряд во всех измерениях реальности, – но сердце его было разбито, хотя сам бы он скорее сказал, что выдавил Дарью из себя, как прыщ.

Если хочешь быть здоров, не пугайся докторов

Никто из семьи не заметил, когда и как Ленка притащила эту кошку. После смерти старушки, что жила этажом выше – Нелли Артамоновна, так ее звали, – осталась бесхозная кошка, возможно даже, та самая, которую Андрей когда-то бегал искать по всему двору (хотя нет, тогда был кот; или нет?), или другая, но похожего окраса: почти белая, с несколькими темными пятнышками на мордочке и спинке. После смерти старушки в ее квартире зашуршали какие-то дальние родственники, о которых при жизни покойной никто не знал, а кошка внезапно обнаружилась в квартире Куйнашевых, а над ней – Ленка, решительная и непримиримая:

– Будете выкидывать – и меня вместе с ней!

Глазенки злобно сверкнули – у Ленки, конечно же. Кошка, наоборот, смотрела пусто и безжизненно, каким-то чучельно-остекленевшим взглядом, и Андрей сказал:

– Она, наверное, чем-то болеет…

– Она тоскует! – встрепенулась Ленка. – Она любила свою хозяйку!

Отец предпочел кошку проигнорировать, а мама сказала что-то вроде: «Ну, все же божья тварь…» – и животное осталось в их квартире, правда, не особенно проявляя себя: кошка сидела в уголке между диваном и креслом и смотрела в пустоту пустыми глазами – как будто соединяясь с ней по принципу сообщающихся сосудов. Ленка часто садилась перед ней на корточки, гладила и тихонечко приговаривала:

– Не грусти, бабушке теперь хорошо, она в раю!

На эти утешения кошка не реагировала, оставаясь равнодушной к религиозной пропаганде. Ленка сидела рядом с ней и затирала про рай, пока мама не говорила:

– Не сиди на холодном полу, застудишься.

Тогда Ленка уходила делать уроки, но иногда оглядывалась на кошку, по-прежнему изображавшую чучело в углу комнаты. Есть кошка отказывалась, перед ней стояли мисочка с кормом и плошка с водой и лежало несколько засохших куриных шей. Андрей окончательно понял, что животное болеет, когда утром проснулся от звуков рвоты. Кошку тошнило белой пеной. Еда по-прежнему выглядела нетронутой.

Мама, уходя на работу, перекрестила кошку, а отец сказал:

– Вот черт, понедельник… Если помрет, раньше выходных мне ее не вывезти. А в городской черте закопать нельзя.

Ленка разревелась, плюхнулась на пол, обняла кошку, зашептала ее что-то в ухо.

Андрей решил обзвонить знакомых. Кто-то подкинул телефон ветеринарши, которая недорого берет и даже выезжает на дом. Тетка и правда приехала довольно быстро. Выглядела она скорее как одна из тех, кого можно найти в очереди в винно-водочный отдел: со взбитой надо лбом ярко-рыжей челкой, ярко накрашенными губами и отсутствующим передним зубом.

Ленка, пропустившая уроки (как она могла бросить ту, которую приручила? кошка едва ли считала себя прирученной, но Ленку это мало волновало), стояла в коридоре, держа на руках свою питомицу, такую же безучастную, как и раньше.

Ветеринарша попросила освободить кухонный стол, и Андрей сгреб все со скатертью на подоконник, чувствуя себя неловко и беспомощно в собственной кухне. Кошка была усажена в центр стола. Кажется, она начала что-то подозревать, оказавшись как гладиатор посреди цирковой арены, на которую вот-вот должен выскочить лев. Ну или скорее она была несчастным старым львом, которому предстояло загрызть гладиатора. Ветеринарша погладила кошку:

– Не боись, не боись, мамка рядом! – При этом тетка бросила взгляд на Ленку, и та, поняв, что мамка – это она, как-то приосанилась, что выглядело очень забавно. – Непривитая она?

– Мы не знаем, – виновато сказала Ленка (хотя ни в чем виновата не была). – У нее была хозяйка, но она умерла. Бабушка старенькая.

– Не боись, не боись, мамка рядом! – повторила ветеринарша начавшей заметно нервничать кошке. В этот раз, как показалось Андрею, она имела в виду умершую бабульку, незримо витавшую под плохо беленным потолком с пятнами от соседских затопов. Осмотрев и ощупав кошку, тетка вынесла вердикт: – Ничего страшного. Ринотрахеит. Вылечим. У нее лимфоузлы увеличены, вот и есть-пить не может.

Рассказывая о болезни, доктор достала из чемоданчика шприц, набрала в него лекарство, схватила кошку за холку и ловко сделала ей укол, а затем и еще один.

– Прививку потом надо будет поставить, – заметила она. – А лекарства для уколов и шприцы я вам оставлю. Умеете колоть? Видели, как я делала? Вот сюда, в холку. Просто прокалываете кожу и вводите лекарство. Позвоните мне через пару дней. Я приду, посмотрю, как вы справляетесь.

Андрей кивнул. Движения ветеринарши были профессионально отточенными, но он надеялся, что и сам справится. Точнее, справится вместе с Ленкой. Она будет держать кошку, а он… как-нибудь уколет. Наверное.