Уходящие из города

И он справился – если судить по тому, что через два дня, когда ветеринарша пришла снова, кошка была еще жива. Ленка держала ее на руках, когда Андрей открыл дверь и на пороге появилась докторша. В ту же секунду вялая и равнодушная кошка рванулась как дикая, Ленка вскрикнула: ее плечо было располосовано когтями, а кошка, мелькнув меховой молнией перед глазами у собравшихся, скрылась под шкафом, стоявшим в прихожей. Глядя на круглые, полные боли и шока глаза Ленки, Андрей не мог сдержать смех, за который тут же ощутил укол стыда.

– Сейчас… ха-ха-ха… сейчас… – Он встал на четвереньки, заглянул под шкаф, попытался достать кошку руками – не вышло, потом поднялся и попробовал сдвинуть шкаф. Ветеринарша с хозяйским спокойствием подошла к шкафу с другой стороны и стала помогать.

Кошка бросилась им под ноги, но была поймана ловкими руками доктора и, как и в первый раз, водружена на стол.

– Ну-ка, ну-ка! Я вижу, ты поправляешься уже.

Кошка отчаянно трепыхалась и мяукала.

– Зверь… он такой, – рассуждала докторша, поглаживая свою пациентку, весьма недовольную таким вниманием. – Когда ему совсем худо, к человеку ползет и в глаза заглядывает: «спаси-помоги»! Но чуть от жопы отлегло… – Она кивнула в сторону кошки, как бы продолжая свою мысль: «…так он драпает от врача под шкаф и раздирает в кровь плечо заботливой хозяйки».

– А человек… разве не так же? – вырвалось у Андрея.

– Ну а человек разве не зверь? – философски заключила ветеринарша.

Ленка подобралась к кошке и принялась ее гладить, говоря что-то вроде «глупая, глупая, глупая Снежка». Она ничуть не обижалась на нее из-за разодранного в кровь плеча.

– Я вам еще витамины оставлю. Проколете ей пару раз. Все хорошо, видите. А потом на прививку запишетесь…

Андрей кивал и вздыхал. Потом, через много лет, когда он уже работал фельдшером, он вспоминал слова ветеринарши – она точнее всех определила поведение больного, который, едва у него «отлегло от жопы», принимался царапаться и мяукать.

Кошка быстро пошла на поправку, ела с жадностью, скакала по мебели, каталась на шторах, вызывала к себе лютую неприязнь и отца, и матери, но прожила в доме Андрея еще десять лет, став всеобщей любимицей и отрадой.

Потому что человек и зверь суть существа, сотканные из противоречий.

Нерассказанного не было

Сергей очень рано понял: о плохом не говорят. Особенно если это плохое сделал ты сам. Ребенком он несколько раз бывал у бабушки и дедушки на Благодатной, в огромной квартире, забитой старинной мебелью. Шкафы от пола до потолка, а в них книги, посуда и всякие разные вещи. Дед в свободное время, которого у него было навалом, занимался хобби: делал кораблики в бутылках. Сергей узнал, что кораблики не запихивают в бутылку через горлышко: их делают прямо внутри бутылки, используя специальные инструменты. Смотреть на то, как молчаливый (потому что глухой) дед возится с очередной поделкой, было скучно. К тому же дед так нависал над работой, что стоявшему в стороне Сергею была видна только его огромная голова – белые, взлохмаченные космы.

Еще у деда была огромная коллекция марок и значков. Совсем маленьким Сергей листал альбомы с марками с некоторым интересом – цветные картинки цепляли взгляд. Значки крепились к большим полотнам материи и весело звенели, когда дед разворачивал их перед Сергеем. Трогать коллекции без надзора деда было категорически запрещено. Сергей не знал, что случилось бы, если бы дед заметил пропажу нескольких значков. Возможно, всегда равнодушный старик проявил бы характер, которого не демонстрировал никогда на Сергеевой памяти – раскричался бы или, может, даже ударил Сергея. Гнев родителей Сергей видел не раз. Отец поорет, погрозит ремнем, но только угрозами и ограничится. Мама после двух-трех гневных фраз всегда переходит к слезам и упрекам в неблагодарности – Сергей едва ли понимал, что означает это длинное слово, похожее на название улицы, на которой жили бабка и дед. А вот дедового гнева Сергей не видел, а потому долго опасался. Может, он так бы и не решился свистнуть из коллекции значок, если бы однажды не разбил ненароком одну из бутылок с корабликами. Он чуть не умер от страха, когда увидел на полу груду осколков, а среди них – обломки кораблика, не выдержавшего встречи с полом. Бутылка летела с высоты третьей полки, куда Сергей полез, увидев среди книг заманчивый ярко-красный корешок. Книги были стиснуты слишком плотно, пришлось тащить изо всех сил, вот и… Он сам чуть не упал со стремянки. Хотя если бы упал он, то едва ли разбился бы, а вот бутылке не повезло. Нужно тщательно все убрать: Сергей знал о том, как коварны мелкие осколки стекла. Среди детей ходила байка, что невидимый глазом осколок, впившийся в голую пятку, может быть унесен кровью вверх, к самому сердцу. Крохотный, острый и безжалостный кусочек стекла вонзится в сердце, которое тут же зайдется острой болью – и все, смерть.

Место преступления Сергей привел в идеальный порядок, улики спрятал в школьный рюкзак, а по дороге домой выбросил в мусорку.

Ночью мама была разбужена странными звуками из его спальни. Зайдя, она увидела, как Сергей ползает по полу, как будто пытаясь что-то найти. Она знала, что сын ходит во сне, поэтому не стала его будить – помогла встать и отвела в кровать.

– Не вижу, не вижу, где, где, – лепетал он, но мама успокоила:

– Завтра посветлу найдешь, Сереженька, посветлу. – Погладила по растрепанным светлым волосам, поцеловала в висок. – А сейчас поспи.

И он, успокоенный, уснул. Коварный осколочек не дал о себе знать, а дед так и не заметил пропажу одной из бутылок. Может, она просто слишком высоко стояла.

Через пару недель Сергей стащил у деда из коллекции значок. Просто так, ради интереса: заметит или нет. Дед ничего не заметил и в этот раз. Стало очевидно: проход открыт. Тот, первый, значок Сергей вначале где-то спрятал, а потом и вовсе потерял, но это неважно: другой, свистнутый оттуда же, ему удалось продать за небольшие деньги Сашке. Идеальная схема: быстро сбыв с рук краденое, Сергей уже не рисковал быть пойманным с поличным. Значки долго не задерживались в его руках – а значит, не могли попасть на глаза матери или отцу. Да, Сашка не предлагал за них бешеные деньги – так, на пару шоколадок, – но это было лучше, чем клянчить у отца, который редко-редко раскошеливался на карманные деньги: «Зачем тебе? У тебя все есть. Не наркоман ли ты часом? А ну, дай зрачки погляжу!» Сергей не поддавался искушению стащить самые заметные и красивые значки, хотя и подозревал, что за них Сашка отвалил бы ему гораздо больше. Однажды Сергей заметил на лице доставшего коллекцию деда тень беспокойства и прекратил подворовывать на несколько месяцев: осторожность была вшита в его характер так глубоко, что ему не нужно было попадаться для того, чтоб обрести чувство меры.

Со временем он понял, что сделки с Сашкой не такие уж и выгодные: когда дед умрет – а это рано или поздно случится, – то все значки достанутся именно ему, Сергею, и тогда их можно будет толкнуть настоящему коллекционеру по хорошей цене. Получается, Сергей обворовывал сам себя. Так или иначе, история с разбитой бутылкой и украденными значками научила Сергея главному: тайное крайне редко становится явным, да и то зачастую слишком поздно. Чем старше он становился, тем отчетливее понимал: у каждого человека в рюкзаке спрятаны свои краденые значки и разбитые бутылки с корабликом. Только никто никогда не расскажет об этом. И мастерство человеческого общения – в том, чтоб догадаться, что спрятано у других, не раскрывшись самому. Ничто так высоко не ценится, как умение обстряпывать темные делишки втихаря, потому что то, о чем никто не знает, как будто и не произошло вовсе.

Как-то раз его тогдашняя девушка – они жили в той самой дедовской и бабкиной квартире – завела шарманку о том, что хочет кота. «Смотри-и, котика отдают, какой хорошенький!» – гундосила она, тыча Сергею в нос экран смартфона. Сергей не то чтоб не любил живность – скорее, относился нейтрально, но мысль об уборке лотка и о шерсти как приправе к каждому блюду отталкивала. «Ты смотри-и, какой лапочка! – нереально длинный ноготь показывал на грязного, со свалявшимся мехом и слезящимися глазами зверька. – Он же породистый, домашний. Сволочь какая-то вышвырнула! Как рука поднялась! Откуда они вообще берутся, эти бездушные твари, которые выбрасывают котов на улицу? Совсем у людей сердца нет!» – «Жалко, конечно, – Сергей прибегнул к приему, который не давал сбоев. – Я только за то, чтоб дать приют несчастному животному. Давай подумаем пару дней. Это ведь серьезное решение, почти как ребенка завести. Как сказал великий Экзюпери, мы в ответе…» Разумеется, через пару дней кот был уже забыт девушкой, заслонен походом в салон красоты или в кино. После Олеси Сергей решил не связываться с женщинами, имевшими принципы, а чтоб гарантированно не нарваться на такую, выбирал тех, что попроще. Так что кота в его квартире не появилось, до поры до времени.

Тогда он уже работал риелтором. Семья, приятная во всех отношениях, выставляла на продажу не менее приятную квартиру: большую, светлую, в приличном районе. Цену поставили адекватную: не занижали, отпугивая параноиков, видящих везде подвох, и не завышали, отпугивая вообще всех. В общем, беспроблемная намечалась продажа.

– Нам чем скорее, тем лучше, – сказала хозяйка, миловидная дама возраста Сергеевой матери, одетая скромно, но дорого. – Уезжаем. Эмигрируем. Выиграли грин-карту.

– Квартиры редко уходят быстро, многие покупатели думают неделями… – Сергей кратко обрисовал ситуацию на рынке, стараясь не слишком обнадеживать, но и не пугать клиентку.

Хозяйка кивала, то ли слушая, то ли думая что-то свое. Сергей не заметил, в какой момент на ее коленях появился серебристо-серый кот.

– Какой красавец! – Сергей знал, что домашних животных клиентов нужно старательно хвалить, даже если это мерзкая лысая собачка (господи, какое счастье, что он расстался с девицей, которой они нравились), но этот кот и правда был хорош: большой, кругломордый, с огромными желтыми глазами. Шерсть богато лоснилась, хвостом кот двигал с превеликой важностью, как будто ему обычно за это платили, но сегодня он, так и быть, ради гостя помашет им бесплатно. – А как же он?..