Уходящие из города

– Не осуждаю, а не понимаю. Хотеть отношений можно только с конкретным человеком, а не вообще с девушкой…

– Ерунда. Вот ты же не рассматриваешь отношений с парнем?

– Нет, не рассматриваю.

– Ну вот. И я тоже не буду их рассматривать. Даже теоретически.

В голосе у нее что-то едва заметно дрогнуло, и Андрей тут же сменил шутливый тон на беспокойный:

– Лен, тебя кто-то обидел?

И угодил в ловушку:

– Думаешь, лесбиянками становятся только жертвы насилия? Просто так, от природы, думаешь, их не бывает?

Пришлось ответить максимально честно – выложить свои мысли, как карты на стол:

– Думаю, что от природы рождаются даже двухголовые телята. Особенно после Чернобыля, но… не считаю, что мы должны плодить их специально.

– Ты гомофоб!

– Есть такое. – Андрей пожал плечами. – Я знаю, что вот такой… непередовой. Пока за это не сажают, даже в Америке.

– Обиднее всего, – сказала она тихо, – что ты мне просто не веришь. Что считаешь двухголовым теленком, почему-то необидно… но ты думаешь, что я выделываюсь… Ай! – Она, видимо, ударила себя по щиколотке уголком чемодана. Андрей сморщился от ее боли (все мы знаем, каково это – по щиколотке уголком чемодана или мизинцем о тумбочку).

– Дай сюда! – Он попытался выдернуть чемодан у нее из рук, но она вцепилась в ручку на редкость крепко – и пошла в атаку:

– Ты думаешь, что я – подросток, который делает все назло родителям. Ты меряешь по себе. Это ты был бунтарем.

– Я? Да ты с кем-то меня спутала!

– А я не бунтарь. Я – это я. Я знаю, кто я, и хочу жить с этим, понимаешь?

Если бы на месте Андрея был батя, он бы у нее точно этот чемодан вырвал, у него хватило бы силы. И она бы пошла домой, опустив голову, и Андрею было бы жалко ее, и он сказал бы ей тихо, что она во всем права и молодец. Но батя не пошел ее встречать (он был на работе), а пошел один Андрей, и поэтому ему выпала честь не-нести чемодан Ленки.

Когда они вошли в подъезд, Андрей снова попытался отнять чемодан, чтобы хоть перед родителями не позориться: помог сестре, называется, но она только покачала головой, как-то обреченно, как человек, который отказывается от сделки с правосудием во имя своих принципов. И она потащила этот чертов чемодан на третий этаж, иногда останавливаясь передохнуть и вытирая ладонью пот со лба. Тонкая белая маечка на спине пропиталась потом. Синие волосы у висков и лба взмокли.

– Что там у тебя? – спросил Андрей, когда она втащила-таки чемодан в квартиру.

– Камни, – ответила она. – Немного камней с моря. Очень красивые! Такие круглые, гладкие. И ракушки еще. Я всем привезла: тебе, папе, маме.

Мама смотрела сперва осуждающе на Ленку, а потом с интересом на ее подарки, и отец тоже на них смотрел, и Андрей смотрел и трогал гладкие камушки и ребристые ракушки. Из их семьи только Ленка побывала на море – и привезла его на своей голове и в своем чемодане. Андрей видел, как мама гладит ее пальцы и целует в висок, а отец говорит что-то извечно-батинское, типа: «Да там все море засрано, не знаю, где там можно купаться».

Такой Андрей был человек, ему нужно было не-нести чей-то чемодан. Жаль, что Светка оказалась чемоданом без ручки…

Познакомились они у кого-то в гостях (некомпанейского Андрея туда затащил Влад). Пили вино, курили, играли в монополию, слушали музыку. К Владу липла девица с глубоким декольте, которая через все игровое поле, изгибаясь, полезла раскладывать жетоны. Влад посмотрел на Андрея с вопросом: «Она что, вроде не против?» – Влад был очень неуверенным в том, что касалось девушек. Андрей кивнул, как бы говоря: «Не против». Эта и к Андрею липла, старалась невзначай коснуться, но он отодвинулся: не его типаж – слишком полная, слишком громко смеется. В компании было пять человек; как обычно, затесался третий лишний – какой-то нервный парень с прыщами по всему лицу и телу. Он то и дело оттягивал футболку на плече, чтобы почесаться, и говорил: «Эх, скуплю я всю железную дорогу, если никто меня не остановит». Но его останавливала Света, высокая и худая блондинка, игравшая тихо и сосредоточенно – так играют те, кто хочет победить. (Все игроки делятся на тех, кто хочет выиграть, и тех, кто просто убивает время. Ко вторым относился и Андрей, который, честно говоря, вообще не понимал, как можно выиграть в монополию.)

Игра затянулась. «Железнодорожник» выпил несколько банок пива, девица с декольте сосала тоник. Рядом с игровым полем стояла тарелка, на которой лежал огрызок бутерброда. Андрею захотелось есть, он извинился и пошел на кухню. Там, в холодильнике, он нашел хлеб, масло, колбасу и сыр, настрогал бутербродов, один надкусил сразу, остальные выложил на тарелку. Заметив в шкафчике турку и пакет молотого кофе, решил сварить себе кофе. Из-за того, что часто приходилось выходить в ночную смену, у него сбился график сна и бодрствования; надо было взбодриться.

– Ого, кулинаришь? – В дверном проеме стояла Света. Модные рваные джинсы и такой же драный свитер только подчеркивали аристократичность ее внешности – худого лица с высокими скулами, длинных рук с тонкими пальцами, медленных и точных движений.

– Кофе захотелось. Надеюсь, хозяйка на меня не обидится.

– Она на тебя уже обиделась. Ты ее отшил.

– Такие долго не обижаются.

Света холодно улыбнулась:

– Думаешь, разбираешься в женщинах?

– Думаю…

Он отвлекся на кофе, а когда повернулся к Свете, увидел, что она ест его бутерброд. Теперь улыбнулся он:

– Думаешь, выиграешь?

– Больше некому. – Она посмотрела Андрею в глаза. – Обожаю кофе. Только вот этот, – она кивнула на пачку, – дешевый, невкусный. В Финляндии я пробовала гораздо лучший.

– Все мы пробовали лучший, – ответил он. – Но соглашаемся на то, что есть. Ты мой бутерброд съела.

Ее тонкие губы блестели от масла.

Она выигрывала у всех и всегда. А он умел варить кофе, не разбрасывал вещи и вообще, как она говорила, был лучше большинства среднестатистических мужчин.

Уже потом, когда семейная жизнь стала давать трещину, Андрей понял, что этого было мало.

Но он любил ее. И дочерей. Но больше всего – те дни, когда кто-то возвращался домой. Когда он сам возвращался домой.

В седьмом классе Андрей написал на школьном крыльце «Тариков – лох». Тарик тогда купил видеокамеру. «Сам себе режиссер», что ли, обсмотрелся? Бегал с ней по школе, как киношник, снимал все подряд. Говорил, что ему надоело доказывать родителям учеников, что дети курят и матерятся, и он решил добыть вещественные доказательства. Андрей несколько раз попадался Тарику в курилке; бегал Андрей быстро, но все равно на тех кадрах его можно было опознать, ну хотя бы по майке с «Нирваной» и большому черному рюкзаку с разноцветными значками. Тогда он боялся, что мама увидит, расстроится, скажет: «Эх, Андрей!» – и будет молчать миллион лет.

Сейчас Андрей много бы отдал, чтоб посмотреть видеозаписи Тарика – как они курят за школой или как бегают по лестницам с криками и топотом. Потому что на тех записях они смешные и мелкие. У Андрея дебильная челка, падающая на глаза. На тех записях есть Сашка, который летом 2002 года разбился на мопеде. Там они с Олегом курят, сплевывая на асфальт, щурятся на солнце, гогочут и матерятся.

Ведьма

Вечерами – а вечерело рано – жизнь Олеси замыкалась за письменным столом. Внимание полностью сосредотачивалось на экране ноутбука, на светящемся белом листе. Если бы чай не остывал и не приходилось бегать на кухню, то она и вовсе забывала бы о том, где она находится – в Болотном Роге, в старом доме, где шуршат по углам мыши, а в углу поскрипывает кресло, в котором…