Узы крови

Караковый жеребец промчался мимо, ведомый десятилетним мальчиком, кричащим от радости и воздевающим ладошки к хмурым небесам. Позади реяли золотые флаги с красными солнцами и горело множество костров. Черноволосый юноша, стоявший подле них, угрожающе потрясал копьем, обращаясь в никуда. Яркое пламя достигло каменных стен и постепенно сжирало деревянные строения, пока силуэты четверых всадников не растворились в дыму. Их преследовали морские твари, появившиеся из самых темных глубин. Звезды следили за беглецами, но в конце концов перешли на их сторону и освещали путь.

Огромный волк с темно-фиолетовой шерстью обгладывал человеческий череп, рыча и скалясь на проходящих. Корона, ранее украшавшая голову мертвеца, расплавилась. Золото текло по волосам кричащего мужчины и затекало в рот. Все это происходило возле кровавой реки, чьи потоки исчезали в тумане. Образы сменяли друг друга, при этом не задерживаясь подолгу. Зверски убитые лорды валялись среди пропитанных смрадом цветов. Один из них, еще живой, изнывал от боли в траве от ужасной раны в области груди. Внезапно галлюцинации испарились. Женщина, укутанная в красный плащ, едва слышно прошептала: он был рожден в горе и эта тень висела над ним всю жизнь.

Материнский голос, ворвавшийся в сновидение, отогнал грезы. Привычный аромат миндаля, казалось, проник в апартаменты вместе с его обладательницей. Пока он не шевелился, искалеченный участок лица не болел, поэтому принц лежал неподвижно. Или он король? Странное чувство. Сколько минуло времени – сказать никто не мог. Ни луна, ни солнце не заглядывали в мрачную комнату. Открывал Лев глаз или нет – без разницы. Он спал, просыпался и засыпал вновь. Трудно определить, что из всего было мучительнее – почивать или бодрствовать. Когда он засыпал, приходили сны – удручающие и тревожные, полные крови и вероломства. Часы превращались в дни. Так, по крайней мере, ему чудилось.

Непрекращающаяся чесотка под грязной тряпкой, закрывающей правую часть лица, нервировала. Прикасаться к воспаленной коже нельзя – так утверждали лекари. А их мнения никто не спрашивал. Слуги ревностно следили за этим. Благочестивые твари и жеманные подхалимы, ничем не отличающиеся от назойливых вассалов. Заходили и растравливали душу поганым сочувствием. Пересказывали события той известной заварушки. Как будто сам он там не присутствовал. Павший государь помнил боевой клич, разнесшийся по уничтоженному лагерю, помнил развивающиеся флаги и крик, вырвавшийся из уст солдата.

Первородного нашли неподалеку. Черный кобель оборонял тело хозяина и не желал подпускать кого-либо ближе, чем на сто метров. Его накрыли плащом и перетащили в освобожденный замок. Так прошло несколько дней, в течении которых он узнавал новости. Оказывается, единственная сестра выжила. Из трехсот оставшихся рыцарей уцелело меньше сотни. Многие получили смертельные ранения и скончались на том же месте. Остальные пережили разгром. Сумели дождаться подкрепления. Позднего. Игнорируя шутники веселых завсегдатаев, Клаус думал лишь о собственной печали.

Происходящее не укладывалось в голове. Еще вчера маленький ребенок баловался с медной фигуркой в виде головы хищника, а потом развлекался с картинами, играясь с тенями и красками – беспощадное время. Сегодня двадцатиоднолетний мальчишка утратил способность видеть. Наполовину. Осознав сей печальный факт, он пришел в ярость. Потребовалось немало усилий, чтобы сдержать безрассудный порыв собрать войско и отправиться на поиски злодеев, атаковавших с тыла. Увещевания родных и друзей обуздали гнев правителя. На смену озлобленности пришло тупое безучастие.

Блуждающий взгляд, непонятное бормотание – верные признаки безумия. Тревожно для человека, на коего возложен венец, пусть и кровавый. Обеспокоенные товарищи не покидали просторную комнатушку с шикарной постелью – личные покой старого лорда Пайпера, благодарного за избавление от гнета еретиков – часто обменивались шутками, пытаясь достучаться до отрешённого господина. Кол все дурачился – ведь намного проще смеяться над чьей-то чужой игрой, чем вступить в нее и проиграть. А Элайджа старался быть самим собой, но, снова решаясь нарушить покой брата, редко выдавливал из себя хотя бы пару фраз.

Однажды проницательный старец, заведующей библиотекой в Гавани, давал точные характеристики выбранным для принцев имен. Тогда он признался, что второй сын великого завоевателя всегда будет находиться в тени старшего брата. Майкл не был доволен, поскольку возлагал большие надежды на самого смышлёного из отпрысков с царской кровью, но пора привыкнуть к разочарованиям. Финн, именуемый в армии Тихим Львом, было скорее заложником, нежели членом семьи, однако никто не смел помешать ему навещать родственника. Он делал все, о чем бы его ни просили. Отклоняться от своего долга – это на него не похоже.

Люди, отважно сражавшиеся за униженного короля, не появлялись. Об их судьбе ничего не говорилось. Скорее всего их незаметно похоронили, но пока не рисковали сообщать больному. Может, Ребекка тоже гниет в сырой земле – она ни разу не посетила изувеченного за всю неделю или две. Даже чертов Скотт, опирающийся на спинку кровати, исследовал воспаленные и вздувшиеся шрамы. Неужели он хотел поделиться своими незрячими глазами? Чушь и нелепица. Заскрежетав зубами, Ланнистер впервые перевернулся на другой бок, не в силах терпеть прикосновения.

К вящему удивлению, он обнаружил королеву, полулежавшую на самом краю ложа, и почти не двигающуюся, дабы не потревожить спящего. Значит, то был не очередной кошмар. Бурное воображение, не более. Эстер, почувствовавшая движения мальчика, мгновенного проснулась. Каждую ночь она оставалась возле раненного и промывала опасные рубцы. Пища оставалась нетронутой, но кувшины с водой опустошались раз в несколько часов. Проведя холодной ладонью по нетронутой стороне лица, бывшая правительница страны слабо улыбнулась. Волнистые завитки волос утратили блеск. Ранее незаметная седина теперь бросалась в глаза.

– Позови, пожалуйста, Орсона, мне нужно поговорить с ним, - надломленным голосом произнес ослабевший монарх. Изумленная женщина не замедлила исполнить приказ и через десять минут взволнованный десница появился на пороге кельи. Радость все же граничила с некой опасливостью – ему ведь запрещали приходить по непонятной причине. – Я способен прощать тех, кто разочаровал меня. Как только они признают свои ошибки и будут наказаны за них. – на секунду воцарилось затяжное молчание. – Как ты мог так поступить? Неужели ты, опытный стратег, не предвидел такого? Я не давал никакого разрешения, а ты даже не спросил о нем.