Узы крови

– Регулус! – она, позабыв про присутствие своего отца, бросилась к нему на шею.

Регулуса словно окатило волной тепла.

– Регулус, мой Регулус, – едва слышно прошептала Гермиона, изо всех сил сжимая его в объятиях.

В это простое слово – «мой», она вложила столько чувства, столько трепета и облегчения, что он ощутил себя самым нужным, самым любимым человеком на свете. И это было прекрасное ощущение. Он на краткое мгновение зажмурился и прижался щекой к ее шелковистым волосам. Дверь за ним захлопнулась, и мрачные воспоминания остались по ту сторону.

– Что Сириус? – осторожно поинтересовалась Гиневра.

Гермиона отпустила его и, смутившись, уселась в углу дивана.

– Только через неделю встанет на ноги, – ответил Регулус.

Здесь, рядом с Гермионой у него было такое ощущение, словно сегодняшние события произошли лет десять назад. Он уселся в кресло напротив нее и не мог отвести глаз от ее зардевшегося тонкого личика. В ее черных глазах плескалась тревога – тревога за него, и под ее взглядом ему легче дышалось.

– Я должен буду улететь завтра, – устало сказал Регулус, откидываясь на спинку кресла и, наконец, отводя взгляд от Гермионы.

Снейп кивнул. Он постучал длинными тонкими пальцами по подлокотнику и произнес:

– Мы весь день не ели. Закажем ужин в номер.

– Да, разумеется, – Гермиона поднялась и подошла к столику, на котором стояло это странное приспособление – то ли телеграф, то ли телефон, Регулус никогда не мог запомнить его название правильно, хотя в любимых им фильмах его постоянно использовали для быстрой связи, как Патронус или каминную сеть.

Она начала говорить в трубку, стоя вполоборота к нему. Лицо усталое и скорбное, глаза припухли – видно, плакала, прядь густых шелковистых волос она завела за ухо, чтоб не мешала прикладывать трубку; провод от аппарата машинально наматывала на тоненький пальчик. В своем белом свитере с высоким воротником под самый подбородок она выглядела так по-домашнему. Регулус смотрел на ее трогательную маленькую фигурку на фоне огромного, в полстены, окна и чувствовал себя на целую жизнь старше нее. Гермиона казалась ему маленькой и беспомощной, похожей на хрупкий цветок, отчаянно и стойко борющийся с бурей. Ему хотелось спрятать этот цветочек в ладонях, оградить от всего, что могло ранить тонкие лепестки.

Ужин прошел в молчании, в самом конце выпили по бокалу за погибших и уничтожение предпоследнего крестража. Оставалась только змея – для последнего сражения.

За окном поднималась метель.

После ужина Снейп предложил ему остаться у них в целях предосторожности – их номер состоял из гостиной и двух спален.

– В гостиной, конечно же, – желчно уточнил Снейп напоследок.

– Северус, – Гиневра бросила на него укоризненный взгляд.

Они ушли в свою комнату.

– Я пойду, – прошептала Гермиона и поднялась, но направилась не к комнате, а подошла к его креслу и встала над ним с растерянным видом.

Регулус тоже поднялся.

– Не вздумай винить себя ни в чем, – казалось, она весь вечер собиралась с силами, чтобы сказать ему это.

Регулус улыбнулся уголками губ. Сейчас, когда они остались наедине, и он смотрел на Гермиону, на ее рассыпавшиеся по плечам густые волосы, непроницаемо черные глаза, будто поглощающие свет, она казалась ему нереальной. Он взял ее лицо в ладони, внимательно всматриваясь в ее черты, как тогда, когда он впервые поцеловал ее, и прислушивался к странному чувству в груди. Ему казалось, что он знает ее всю жизнь, каждая черточка ее лица была такой знакомой и родной, будто они вместе уже много лет. Точно такое же чувство охватило его, когда он впервые ее целовал. Или даже раньше.

Регулус наклонился и осторожно поцеловал ее, будто она была робким огоньком, готовым погаснуть, стоит на него дохнуть. Губы у нее были мягкие и податливые, и она всегда с такой нежной покорностью принимала его ласки, что внутри что-то до боли сжималось, и нежность с примесью желания почти болезненно растекалась по жилам.

– С тобой все будет хорошо? – с тревогой спросила она, когда он отстранился, глядя на него ласково и сочувственно.

Регулус улыбнулся и искренне прошептал:

– С тобой не пропаду.

***

Возвращение в Британию обошлось без неожиданностей. В аэропорту Хитроу Гермиону с родителями встретил «месье де Бержерак» и провел их в Гриммово Логово – пес действительно явился на зов Регулуса. Гарри встретил Гермиону довольно холодно, демонстративно обижаясь на ее вероломное «Остолбеней». Правда, большая доля праведного гнева Поттера обрушилась все же на Стеллу, и та ходила за ним с покаянным лицом, как никогда напоминая своего отца: с таким же видом Сириус ходил за Талией, когда в чем-нибудь был виноват перед ней.

Пару дней Гермиона жила с обманчивым ощущением, будто все самое страшное осталось позади – такую легкость она испытала, вернувшись в замок Блэков. Однако заблуждение длилось недолго – до них, теперь в основном благодаря знакомым Кэти из Лиги, доходили новости о том, что по всей стране учиняются зверские облавы на маглорожденных. Тысячи волшебников снимались с насиженных мест, подаваясь в бега, скрываясь в лесах Англии. Горели небольшие магловские городки. И со всем этим пока что ничего нельзя было поделать. Нужно было подготовить Гарри, нужно было отыскать убежище Волдеморта, но, чем дальше, тем яснее становилось, что эти две задачи нереально решить в столь короткие сроки, как хотелось бы. Гермиона с ребятами упорно тренировалась, оставшееся время посвящая поискам каких-либо зацепок в библиотеке поместья Марволо. Ведь где-то же должно быть упоминание о том, где находится второе поместье!

К счастью для них всех, Волдеморт больше не предпринимал попыток проникнуть в голову Гарри, хотя, несмотря на многочасовые изматывающие тренировки у Северуса, сознание Гарри было по-прежнему уязвимо.

В замке царила напряженная атмосфера. Когда его обитатели не были заняты общим делом, Гермионе все время казалось, что все они неосознанно, а некоторые, может, и умышленно избегают друг друга. Блейз стал настоящим отшельником – он и есть старался в такое время, когда никого не было в столовой, а ужинать приходил прямо на кухню – так Гарри по секрету поведал Добби. Гермиона не вступала с ним в разговоры, но и она, и Гиневра, не сговариваясь, старались незаметно присматривать за ним.

Единственное, что хоть отчасти радовало Гермиону – в поместье Гарри она все же наткнулась на то, что искала так давно. Древний фолиант, исписанный практически непонятным ей языком времен друидов, с переводом, помещенным в тот же переплет несколько столетий спустя, валялся на самом видном месте – на запыленной прикроватной тумбочке в одной из многочисленных спален замка. Гермиона не знала, что дернуло ее заглянуть в эту комнату, и, тем более, усесться на пыльную кровать, до которой еще не дошли руки медленно сбрасывающих с себя оковы сна домовиков. Но она все же вошла в комнату, опустилась на эту кровать и, окинув спальню заинтересованным взглядом, пытаясь мысленно приподнять полог времени и проникнуть в жизнь давно ушедших Марволо, наткнулась на книгу. А она не была бы собой, если бы не поинтересовалась ее содержанием. Кроме того, ей стало жутко любопытно, что читал перед сном предок Гарри – во всем старинном, связанном с величием прошлого, она находила какое-то особое очарование, тем более, когда прошлое это было связано с близкими ей людьми.

Это оказалась рукопись друидов. И в ней Гермиона с замиранием сердца обнаружила нужные страницы – она поняла это, еще не прочтя текста, по рисунку. Рядом с затейливыми письменами были изображены двое, мужчина и женщина; и он, и она низко склонились над зеркально гладкой поверхностью воды, смотрясь в нее, но вместо своего отражения каждый видел лицо другого. В голове тут же всплыли слова банши «Ищи свое отражение». Гермиона принялась искать перевод нужного фрагмента, чувствуя, как от волнения сбивается дыхание. Она довольно быстро отыскала нужную страницу – все рисунки были тщательно перерисованы в переводе, сделанном от руки. Гермиона на мгновение прикрыла текст ладонью и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и трезво воспринимать информацию. Затем взялась за чтение.