Узы крови
Шрифт:
«Магия есть сила, поддерживающая мироздание. Но магия также есть сила, порожденная природой и чтящая ее устав. Как обновляется по весне мех зверя, листва дерева, так и магия требует изменения, нового перерождения, весны. Магия поддерживает мироздание, однако не есть вечно неисчерпаемым источником. Как реки пополняют новыми водами море, так мы, маги, должны пополнять силу магии.
Природа гармонична. Она ищет опоры в себе самой, находя ее чрез единение противоположных сил. Магия уподобляется ей, ибо есть ее самой грозной стихией. И мы можем принести магии обновление, можем исцелить ее, когда наши противоположные силы встречаются, соединяются воедино. Наша, друидов, обязанность поддерживать силу магии, способствовать ее непрестанному питанию и
«Что за…?» – Гермиона вовремя оборвала собственную мысль, чтобы не использовать ругательство. Сказать, что она ничего не поняла в этом высокопарном лепете – значит, не сказать ничего. Встряхнув головой, она еще раз перечла написанное. Но причем тут какое-то «таинство», которого от нее требовала банши? Ох уж, эти потусторонние существа, неужели они не могут выражаться ясно?! Пойди туда, сделай то! Гермиона еще раз пробежала текст глазами и вздохнула. Словосочетание «невинная кровь» настораживало. Ей сразу вспомнились все те страшные статьи о жертвоприношениях друидов, которые она читала. Немного посидев над книгой, она попыталась скопировать нужный текст, что ей, разумеется, не удалось – на рукопись и перевод были наложены чары. Гермиона рыкнула от досады, еще пару раз перечитала текст, все больше убеждаясь, что речь идет об убийстве, затем захлопнула книгу и с отвращением отложила, словно держала в руках нечто гадкое. Очевидно, ей придется забыть о том, чтобы снять проклятье с Гиневры.
***
Так, в бесконечных тренировках, поисках и стыдливом ощущении собственной беспомощности подошла к концу осень, началась зима, а затем незаметно подкралось Рождество.
***
Северус положил перед Гиневрой какие-то документы с печатями.
– Что это? – она опасливо покосилась на бумаги.
В последнее время отношения между ними были довольно натянутыми: Гиневра никогда не умела скрывать от Северуса истинных мотивов своего поведения, и он прекрасно знал, что ее траур по сестре – больше прикрытие, способ оттянуть свадьбу еще на какое-то время. Это заставляло его молча негодовать, но Гиневра все равно чувствовала это негодование, а себя считала виноватой, но не могла иначе.
– Результат моей отлучки тогда, в Амстердаме, – уведомил Северус.
Эта его отлучка на второй день пребывания в Амстердаме, так и оставшаяся без объяснения, стала причиной непродолжительной обиды Гиневры и Гермионы, всерьез испугавшихся за него тогда.
– А, – Гиневра подняла на него глаза, стараясь по его непроницаемому виду понять, что в этих документах, но очень быстро сдалась, поняв, что это бесполезно, и взяла бумаги со стола.
Это были документы на имя некоей Патриции Саган.
– Кто такая Патриция Саган? – вздернула брови Гиневра.
– Дальняя родственница Снейпов, – невозмутимо ответил Северус. – По линии моей бабки.
Гиневра все еще не понимала, к чему он клонит.
– Она сквиб, – продолжил Снейп после паузы, прожигая ее взглядом черных глаз. – Нынче не осталось магов, которым известно об ее существовании. Она живет в магловском мире, документы волшебницы ей не нужны.
И тут Гиневра в один миг все поняла.
– О, Северус, – устало простонала она. – Лучше бы ты мне что-нибудь подарил на Рождество.
Он как будто не слышал.
– Ты, правда, по документам будешь на четыре года старше меня, но кто на это смотрит, – добавил он. – К тому же, если дело обернется удачно для нас, никто не будет особо проверять «героя войны». Все официальные мероприятия ты сможешь посещать в ее облике. Она довольно миловидна…
Гиневра вскочила и заметалась по комнате.
– Нет, нет, нет, и еще раз нет! – она потрясла руками. – Ты ставишь себя под угрозу! Под угрозу Поцелуя дементора! Если правда все-таки раскроется…
– Не раскроется, –
ледяным тоном возразил Северус.– Ты не можешь этого знать! – вскрикнула Гиневра, останавливаясь и резко оборачиваясь к нему. – Ты ставишь под угрозу и Гермиону тоже! Она ведь точно будет знать правду – соучастницей будет считаться!
Он сидел все так же неподвижно, закинув ногу на ногу, небрежно свесив руку через подлокотник кресла – бесстрастный, непоколебимо спокойный и элегантный в своем черном, с иголочки, одеянии. Он уже все решил, и переубедить его невозможно – Гиневра видела это. Она отвернулась к окну, невольно издав тонкий стон, и уставилась на рождественский снегопад, нервно потирая руки. Как же он не понимает… даже, если так, даже если она решится, – а она никогда не решится! – то остается еще ее сила, ее проклятье, с которым не сладить. К глазам подступили слезы. Сейчас Гиневра почти завидовала Гермионе, избавившейся от этой беды. «Нет, нет, и речи быть не может», – строго одернула она себя, невольно рисуя в воображении картины будущего, где она – законная супруга Северуса. Не бывать этому. Она не сможет всю жизнь носить этот чертов амулет, вновь висящий у нее на шее. Он убивает ее. А без него она опасна. Гиневра устало вздохнула, на миг прикрыв глаза. Почему все это ей? За что? Как же она хотела избавиться от этого проклятья. Но она, после всего, что натворила, не заслуживает окончания этих мук, не заслуживает прощения и помилования. Если бы она была честной и справедливой, как и положено выпускнице ее факультета, то сама вернулась бы в лапы дементоров, когда все закончится. Но она прекрасно знала, что слишком малодушна для справедливости. От одного воспоминания об этих монстрах комок страха образовался в солнечном сплетении и принялся глодать ее.
– Гиневра, – тихо произнес Северус, неслышно приблизившись и опустив руку ей на плечо.
Она вздрогнула, но не обернулась, глядя на его неясное отражение в темном окне.
– Подумай, пожалуйста, обо мне, – все так же тихо заговорил он. – Я много лет был один. И мне сложно. Сложно впускать в свою жизнь новых людей, сложно кому-то довериться. Да и не хочется.
Гиневра прикрыла глаза, слушая его низкий голос. Он еще никогда не говорил с ней так откровенно о своих чувствах, даже когда делал предложение.
– Ты – единственная возможная в моей жизни женщина. Ты это знаешь не хуже меня. Пожалуйста. Будь со мной. Это… важнее всего.
Гиневра почувствовала, как на глаза набегают слезы. Она повернулась к нему, желая сказать что-то, сама не зная, что именно, но, посмотрев в его напряженное лицо, грустные, почти больные глаза, всхлипнула и, поднявшись на цыпочки, крепко обняла его, прижавшись губами к его плечу.
1978
– ДАААААААА!! – разнесся над лужайкой перед Хогвартсом громогласный рев, а затем Уолден Макнейр швырнул вверх четырехугольную шапочку и сделал колесо, наплевав на то, что на него пялится полшколы, и одет он в свой лучший костюм. – МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО, СДЕЛАЛИ, СДЕЛАЛИ!!
– СВОБОДА! – заорал вслед за ним Кристиан Мальсибер и, схватив за руку свою невесту с русой косой, побежал по лужайке.
Уолден понесся за ними. Эти двое летели вперед, время от времени подскакивая и выделывая ногами сумасшедшие финты, полы пиджаков распахнулись, у Мальсибера из-под брюк стали видны тонкие щиколотки в черных носках. Мерида едва поспевала за своим женихом, подхватив одной рукой подол вечернего платья и заливисто хохоча. Их мантии остались валяться на зеленой траве.
– Придурки, – проворчал Северус, скрестив руки на груди.
Свою шапку выпускника он снял сразу же после общей фотографии, не зная, куда бы ее деть, и Гиневра отобрала ее у него. Мальсибер, Макнейр и Мерида, добежав до конца склона, схватились за руки и принялись кружиться, вопя во все горло «Gaudeamus»*. Гиневра одобрительно захихикала – немножко в пику занудству Снейпа. День выдался чудесный, солнечный и не очень жаркий, а выпускники сегодня были воистину воплощением молодости и свободы. Сколько всего их ждет впереди, столько дорог…
– Не скрывает слез полшколы – выпустились Мародеры! – раздался сбоку хорошо знакомый и неприятный Гиневре хриплый голос Сириуса Блэка.