В чём измеряется нежность?
Шрифт:
— Потери — неизбежный опыт. И, например, я готовлю себя к тому, что обязательно потеряю Хэнка. Это будет моя первая самая большая потеря в череде самых больших потерь. — Он смешливо вздёрнул брови, пряча за этим жестом перманентно истязающий его существо страх. — Хотя, конечно, едва ли себя можно как-то «приготовить» к такому.
— А никак. Просто жить дальше. Хорошо, если это не сломает тебя.
Майкл отхлебнул пива.
— Весь прошлый год я задавался единственным вопросом: «А если бы я мог что-то сделать для Дерека?» Думал, думал об этом и просто работал. Чем больше я работал, тем быстрее в мысли закрадывался следующий вопрос: «Как?» Естественно, последним вытекал: «На какие шиши?» Знаешь, что забавно? Деньги сами нашли меня! И в кредиты залезать не пришлось. Двоюродный дядька моего бати помер
— Программа, — резюмировал Коннор. — Как природа у людей. От некоторых вещей ни мы, ни вы просто не способны избавиться.
— У каждого свои плюсы и минусы. Я, кстати, хотел отдать половину бате, но он не взял, сказал, что ему хватит грошей из этой суммы, дескать, мне они нужнее.
— И каков следующий шаг? Деньги у тебя теперь есть, желания хоть отбавляй, знаний вроде тоже достаточно.
— Вот именно — вроде. Со знаниями уже сложнее. Есть гигантская стопка чертежей рядом с кроватью, сотни 3D-моделей на компе, огромный список новейших материалов, которые способны имитировать человеческие органы наиболее идентично. Но это всё теории и разбросанные клочки разработок. Я не знаю, как это будет работать в связке. В системе. Мои идеи утыканы недоработками. И у меня нет… подопытного, скажем так. Реактивировать кого-то со свалки, конечно, хороший вариант, но не совсем гуманный. К тому же за столько лет там не осталось таких образцов, которые можно восстановить до того состояния, с которым такая работа возможна.
— То есть, будь подопытный, это существенно упростило бы тебе задачу? — заострил внимание Коннор, полностью сконцентрировавшись на заполоняющих его рассудок внезапных мыслях.
— Это очень рискованное предприятие. Пока у меня не будет более-менее внятного плана реализации, я не стану кого-то просить принять в моём проекте участие. Это же наполовину смертный приговор, если что-то пойдёт не так.
— Но без опытов разработки существенно замедлятся.
— Мне спешить некуда.
— Тебе, быть может, и некуда…
Майкл на мгновение призадумался, затем пристально оглядел своего собеседника и отрывисто заморгал в знак крайней заинтересованности.
— Кому же тогда есть куда спешить? — с хитрецой спросил он и отставил пустую бутылку.
— В смысле? — разыграл недоумение Коннор.
— Ты понял. Договори.
— Всё не так просто.
— Не проще, чем у Дерека, полагаю.
— Я этого не сказал.
— Но хотел.
Комментарий к Часть VII
* «Пикник у Висячей скалы»? — снятый по одноимённому роману австралийский фильм режиссёра Питера Уира 1975-го года выпуска. Действие картины разворачивается в 1900-м году вокруг исчезновения группы воспитанниц женского пансиона.
* Эркер? — выходящая из плоскости фасада часть помещения, частично или полностью остеклённая, улучшающая его освещённость и инсоляцию.
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3519
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== Часть VIII ==========
«Просит одинокими ночами,
Просит он у неба одного:
Чтоб огонь от искры изначальной
Разгорелся в сердце у него.
Чтобы было сладко,
Чтобы было больно,
Чтобы каяться потом.
Вот и плачет манекен бесполый –
Кукла с человеческим лицом…»
Мари всегда восхищалась Кристиной: её очаровательным смехом, философским отношением к жизни, утончёнными чертами и роскошными русыми со сливочным оттенком волосами. Порой она казалась не по годам мудрой, и Мари нередко просила у подруги совета. Её красота и лёгкость
в общении притягивали людей, все хотели нравиться Кристине, дружить или встречаться с ней. В свои четырнадцать она выглядела куда более зрелой и привлекательной, чем сверстницы. «Вот бы иметь капельку шарма моей Крис, — вздыхала временами Мари. — А у меня и рожа круглая какая-то, фигура до сих пор мальчишеская, кожа отвратительная, а у неё бархат, куда ни взгляни!.. Мальчишки обожают её. Фигня вроде, чего мне эти мальчишки? Но как же хочется быть ею хоть немножко».Кристина увлекалась психологией, но её завораживал пыл Мари, и она тянулась за подругой в недра изучения экологии. На самом деле, она не так уж часто была зачинщиком, зато охотно вписывалась в активные мероприятия, ей нравилось наблюдать со стороны и анализировать происходящее. Она считала, что это роднит её с машинами. И потому часто спорила с Мари насчёт места андроидов в мире людей: взгляды подруг изрядно расходились в этом вопросе. Зато во множестве других они были единодушны. И чем далее, тем охотнее Мари хотелось проводить время с Крис. К тому же у той было много друзей из абсолютно разных тусовок, включая ребят постарше, и это было возможностью испробовать все грани взросления. Оторванный от суеты, комфортный мирок близости лишь с одним человеком потерял свою актуальность, и куда важнее стало вливаться в компании, привлекать внимание.
Едва обретя Мари, Коннор снова терял её — на расстоянии вытянутой руки, в прохладной заинтересованности, в выброшенных «до выходных» планах. Он с ужасом замечал на её лице то, о чём прежде не допустил бы и мысли — скуку. Ей бывало с ним скучно. Раньше Мари могла до изнеможения посвящать лучшего друга в свои увлечения и хобби, в музыку и кино, которые любила, в собственные размышления о мире. Теперь же ей было этого недостаточно, она хотела впитывать что-то новое, учиться у других, подражать или искать новую себя. Машина не могла удовлетворить потребности бурной юности. Подлинной жизни.
— До чего ты вечно хороший, — пробормотала однажды Мари, когда Коннор подвозил её из школы домой. Это звучало несколько иначе, чем в далёкий июньский разговор, когда ей было всего девять. — Всегда правильный, всегда со всем согласный! Никогда не сделаешь чего-то дурного, не по правилам. Аж на зубах от тебя скрипит.
— Что ж, завтра всенепременно отправлюсь грабить магазины и жрать детей живьём. — Он пожал плечами, не отреагировав на её демонстративную грубость.
— Да вот опять ты всё в шутку! Ещё и в такую идиотскую. — Мари фыркнула и открыла окно. — Почему не обидишься? Я вообще-то оскорбила тебя.
— А тебе бы этого хотелось, значит?
— Не знаю… наверное. Меня бесит, что вот я, например, отвратительная, сплошное уродство, хаос и бардак! А у тебя каким-то чудом выходит быть безукоризненно правильным, услужливым. В смысле, вроде бы ты не рохля какая, но как же бесит твоя стерильная правильность!
— Мари, почему ты постоянно поливаешь себя дерьмом?
— Поглядите-ка, он сказал «дерьмо»! — поддразнила она, всплеснула руками. — Выскреб, наверно, из самых тёмны-тёмных-претёмных недр своей засахаренной души.
— Ты не ответила на вопрос, — заговорил Коннор сухим тоном.
Проигнорировала его и нарочно высунула в окно ноги, расслабленно откинувшись на спинку сидения.
— Твою же мать! — взревел он, имитируя точь-в-точь манеру Хэнка, когда тот бывал в бешенстве. — Быстро убери ноги из окна, совсем ума лишилась?!
И резко затормозил на обочине. В салоне повисла напряжённая тишина. Мари взволнованно поглядела на него, отрывисто задышав. В её глазах не было страха, она знала, что Коннор не навредил бы ей, даже если от злости оторвал бы руль автомобиля. Но она никогда не видела его в гневе, и это приковало её внимание к искажённому лицу напротив. Отсутствие в Мари тревоги начало успокаивать Коннора, и единственное, о чём он думал в эту минуту, — она права. «Никогда нельзя недооценивать тебя. Как бы резво я ни выплясывал в своих унылых спектаклях, ты чувствуешь это — сгнившую до основания ложь. Благодаря тебе я понимаю всё яснее, любовь — это не только, когда хочешь открыться, а ещё и тонкое чувство недостатков близких. И для тебя это значит видеть насквозь убогую механическую душонку того, кого ты любишь. Вернее, кого тебе не посчастливилось любить…»