В гостях у турок

— Подлецы! Вотъ вамъ и европейскій ресторанъ! сердито проговорила Глафира Семеновна, развернула сыръ и булки, купленные ей Нюренбергомъ но пути въ гостинницу, и жадно принялась закусывать.

LXIII

Въ шесть часовъ въ корридор раздался пронзительный звонокъ. Супруги, лежавшіе въ дезабилье — одинъ на диван, другая на кровати и отдыхавшіе, всполошились.

— Что такое? Ужъ не къ обду-ли? вскочила Глафира Семеновна. — А я еще и не одта.

— Какъ-же, душечка, къ обду. Давеча оберкельнеръ явственно сказалъ, что обдъ въ восемь часовъ, отвчалъ Николай Ивановичъ.

Звонокъ повторился съ большею силой.

— Такъ спроси. Накинь пиджакъ, выди въ корридоръ и спроси, продолжала Глафира Семеновна. — Очень ужъ трезвонятъ пронзительно. Не пожаръ-ли?

Николай Ивановичъ вышелъ въ корридоръ. Къ нему тотчасъ-же подскочила горничная.

— Кескесе? спрашивалъ онъ ее. — Звонятъ. Пуркуа?

И онъ сдлалъ рукой жестъ, показывая, что звонятъ.

Горничная, лукаво улыбаясь, стала объяснять по-французски, что звонятъ это къ чаю, который теперь будутъ давать въ салон и въ кабине де лектюръ. Николай Ивановичъ понялъ только слово «те», то есть чай.

— Какой те? Команъ? недоумвалъ онъ, но изъ недоумнія его вывелъ Нюренбергъ, который явился съ купленными на спектакль билетами и подошелъ къ нимъ. Онъ объяснилъ, что здсь въ гостинниц за два часа до обда всегда подаютъ, по англійскому обычаю, чай въ гостиныхъ и при этомъ постояльцы-англичане принимаютъ пришедшихъ къ нимъ съ визитами гостей.

— Какой чай? Это по-англійски въ маленькихъ чашечкахъ, сваренный какъ вакса и съ бисквитами? спросилъ Николай Ивановичъ.

Нюренбергъ кивнулъ головой и прибавилъ:

— Самаго лучшаго англійскаго общество бываетъ.

— Чортъ съ нимъ съ лучшимъ англійскимъ обществомъ! Ахъ, шуты гороховые! Изъ-за чашки чаю такъ трезвонить! А мы-то переполошились! Думали, не загорлось-ли что.

Нюренбергъ вручилъ билеты и сказалъ:

— Въ девять часовъ начало. Самаго лучшаго оперетка идетъ: «Маскотъ». Около девяти часовъ я буду къ вашего услугамъ, поклонился онъ.

— Съ экипажемъ?

— Это два шага… Какъ разъ рядомъ съ нашего гостинница, въ городскомъ саду.

— Ахъ, это гд такое множество собакъ лежитъ? Знаю.

— Вотъ, вотъ… Балконъ вашего комната даже выходитъ въ садъ, такъ зачмъ экипажъ? Мы можемъ и пшкомъ дойти. Экипажъ посл девяти часовъ стоитъ три франка за курсъ. О, Нюренбергъ уметъ соблюдать экономи своего кліентовъ! похвастался онъ и ретировался, прибавивъ:- Въ девять часовъ начало, но можете и опоздать на полчаса, такъ какъ турецкаго представленія всегда опаздываютъ.

Николай Ивановичъ хотлъ уже юркнуть къ себ въ номеръ, но передъ нимъ, какъ изъ земли выросъ ихъ спутникъ по вагону, англичанинъ. Оказалось, что дверь его комнаты приходилась наискосокъ отъ комнаты супруговъ. Онъ былъ во фрак, въ бломъ галстух, въ бломъ атласномъ жилет и съ розой въ петлиц.

— Te… Алонъ, монсье, прандръ дю те… приглашалъ онъ Николая Ивановича, улыбаясь и при этомъ скаля длинные зубы.

— Нонъ, братъ, мерси. Ну, тебя въ болота! Мы этого вашего англійскаго декогта не любимъ. Мерси.

Англичанинъ кинулъ изъ кармана завернутый въ бумагу старинный мдный старообрядческій крестъ и показалъ свое археологическое пріобртеніе Николаю Ивановичу.

— Вьель шозъ… Е сельманъ карантъ франкъ (т. е. древняя вещь и всего сорокъ франковъ), похвастался онъ.

— Нашъ русскій, кивнулъ ему Николай Ивановичъ. — У насъ такіе кресты называются олонецкими. Ну, о ревуаръ, монсье, прибавилъ онъ и направился въ свой номеръ, гд и сообщилъ жен о причин звонка.

— Вдь вотъ англійскимъ жильцамъ угождаютъ, чай имъ по-англійски подаютъ, проговорилъ онъ, снова укладываясь съ папироской на диванъ. — А нтъ того, чтобы русскимъ постояльцамъ угодить и подать хоть въ тотъ-же салонъ русскій самоварчикъ да по-русски чайку-то изобразить, съ медкомъ, благо теперь постъ.

Въ семь часовъ въ корридор опять звонокъ. Опять выскочилъ въ корридоръ Николай Ивановичъ, чтобы узнать, съ чему теперь звонятъ, и опять наткнулся на горничную, которая сообщила ему, что это первый звонокъ съ обду, и вмст съ нимъ вошла въ комнату и стала предлагать Глафир Семеновн помочь одваться.

— Нтъ, нтъ! Мерси… Я сама… замахала руками Глафира Семеновна.

— Букетъ цвтовъ для мадамъ не надо-ли или хорошую розу? спрашивала она.

— Пуркуа? Нонъ, нонъ.

— А для господина розу?

— Вотъ еще что выдумала! Нонъ, нонъ, мерси. Для тебя розу съ обду предлагаетъ, сообщила Глафира Семеновна мужу.

Тотъ только улыбнулся и отвчалъ горничной по русски:

— Съ водкой Смирнова № 21 мы привыкли, душечка, обдать, а не съ розами.

Горничная удалилась недоумвающая и недовольная.

Стукъ въ дверь. Появился старикъ турокъ въ феск и въ передник, тотъ самый, который приходилъ давеча утромъ и съ которымъ Николай Ивановичъ упражнялся въ разговор по-турецки. На пояс его висли, поверхъ передника, дв сапожныя щетки на веревк.

— Кейфинизъ эйи ми диръ (т. е. здравствуйте), — привтствовалъ онъ Николая Ивановича; приложа руку ко лбу и, продолжая бормотать по-турецки, указывалъ ему на его сапоги.

— Сапоги, другъ, почистить пришелъ? Не надо, не надо. Спасибо… Шюкюръ… Чисты у меня сапоги…

Старикъ-турокъ, однако, не захотлъ уйти ни съ чмъ, онъ сдвинулъ свои брови, подскочилъ къ сидвшему на стул и курившему папиросу Николаю Ивановичу, прислъ около его ногъ и, поплевавъ на щетку, принялся начищать ему сапоги.

— Вотъ неотвязчивый-то! Ну, чисть, чисть… — улыбнулся Николай Ивановичъ и ужъ протянулъ ему и второй сапогъ. — Однако, ты, Глаша, въ развращенномъ-то вид не сиди, а одвайся и приготовляйся съ обду. Теперь ужъ скоро.

— Да что-жъ мн особенно-то приготовляться! Корсетъ надть, да лифъ — вотъ и все. Въ этомъ-же плать я и съ обду пойду, — отвчала Глафира Семеновна и, не стсняясь передъ старикомъ-туркомъ, сбросила съ плечъ платокъ и начала надвать корсетъ.

Въ корридор давали второй звонокъ къ обду. Старикъ-турокъ начистилъ Николаю Ивановичу сапоги и съ словомъ «адье» удалился изъ комнаты.