В объятиях огня

И всё же Константин знал: советы мертвеца могут быть бесценными. Но у таких сделок всегда есть цена. Если мертвец откажется помогать, Чародей уже придумал, что предложить ему взамен.

После завтрака Алтай вызвался проводить Константина и Фэн до города. Оба чародея перед уходом сменили одежду на менее заметную. Фэн выбрала своё любимое восточное тёмное одеяние, а Константин надел тёмно-зелёную тканевую рубаху, поверх которой оказался кожаный жилет и плащ.

Шаман, заботясь о них, передал каждому по вещмешку с провизией.

— Береги нашу чародейку, — сказал Алтай Константину у самого поезда. В его голосе звучала искренняя тревога. — Туда, куда ты хочешь с ней отправиться, мало кто был из живых.

— Он будет с нами, — ответил Константин, бросив взгляд на Златокрыла, который устроился у него на плече. — Он наш пропуск.

На вокзале царила суета. Люди толпились на перроне, спешили, громко перекрикивались. Многие везли с собой баулы, набитые всевозможными товарами, которые они надеялись продать в Империи. Взгляд Константина задержался на торговцах, задумчиво наблюдая за их суетой, но вскоре его отвлекла Фэн.

— Поезд отправляется, — сообщила она, подходя к нему и шаману. Её голос звучал мягко, но в нём угадывалась лёгкая грусть.

Фэн тепло обняла Алтая.

— Надеюсь, скоро увидимся, — сказала она.

— Доброй дороги, — ответил шаман. — Берегите себя.

Чародеи поднялись в вагон, и вскоре поезд тронулся, покидая шумный вокзал и унося их обратно в Империю.

Константин смотрел на мелькающие за окном пейзажи. Он думал о том, как странно складывается судьба. Только недавно он прибыл в Тартарию, а теперь уже возвращается обратно.

Если раньше слова Олега казались ему неполными и неясными, то теперь всё стало гораздо понятнее.

Он знал, куда они с Фэн должны двигаться.

***

Поезд стремительно мчался по рельсам, изредка потрескивая скрежетом колёс. В купе, пропитанном уютом и ароматом крепкого чая, два чародея тепло разговаривали.

— Мне непривычно вот так срываться с места на место, — призналась Фэн, убирая с лица прядь упавших волос. За время дороги она распустила свой привычный хвост, и теперь её волосы мягкими волнами спускались ниже плеч. — В детстве я мечтала о путешествиях, — продолжила она, — но, повзрослев, каждый раз с трудом привыкаю к новой обстановке.

— У меня всё наоборот, — усмехнулся Константин, развалившись на верхней полке. Он подложил руку под голову и задумчиво смотрел в потолок. — Я очень быстро ко всему привыкаю. Вот, мы всего несколько часов назад покинули Тармитай, а у меня уже ощущение, будто я прожил там всю жизнь. Так у меня всегда.

— Здорово, когда не прикипаешь к чему-то одному, — заметила Фэн, глядя на него с интересом.

— Просто у меня не было настоящего дома, — продолжил он, слегка сменив тон. — Когда меня забрали в академию, мои визиты домой стали редкими. Родню я почти не видел. Только дед иногда навещал меня.

— Он ещё жив?

— О да, старик ещё жив. Мы с ним довольно часто видимся, — кивнул Константин.

— А родители?

— Мы не очень близки, — признался он, садясь за стол. — Им чуждо то, кем я являюсь. Речь даже не о моих способностях, а о статусе.

Константин сделал паузу, глядя в кружку чая, затем добавил:

— Когда я был ребёнком, отец твердил мне, что моя мечта стать на одну ступень со знатью — это глупость. Работа в поле с утра до ночи — вот вся наша жизнь. Никаких театров, музеев, балов. Родился рабочим человеком — значит, твоя судьба работать.

Его взгляд стал отрешённым.

— Родителям не нужно моё золото, — тихо заключил он.

Фэн взяла его за руки, её взгляд был полон сочувствия.

— Прости, что спросила, — прошептала она.

— Всё в порядке, — мягко ответил Константин, чуть улыбнувшись. — Я давно с этим смирился. Я их понимаю. Они потеряли ребёнка восемнадцать лет назад. Для них я сейчас чужой человек.

После этих слов в купе повисла тишина. Каждый из них погрузился в собственные мысли.

Константин думал о своей семье, от которой его навсегда отдалило магическое призвание. Он был другим с самого рождения. Фэн, напротив, с ещё большей теплотой вспоминала приёмного отца, который стал ей ближе, чем могли бы быть родные родители.

Через какое-то время Константин решил прервать молчание.

— Знаешь, я хочу рассказать тебе одну историю, — вдруг произнёс он, задумчиво глядя в окно. — Она о безответной любви.

— Это грустно, но звучит так… подходяще, — тихо отозвалась Фэн, устроившись поудобнее, чтобы слушать.

— История берёт своё начало в те далёкие времена, когда не существовало ни Северной Империи, ни Великой Тартарии, ни других известных нам стран, — начал Константин, опустив взгляд на стол. — Жил на свете воин. Его звали Владимир, и он был храбрым человеком. Его уважали князья, он всегда сидел за их столом. Его почитали за силу и доблесть.

Константин сделал паузу, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить свой рассказ.

Однажды зимой Владимир отправился на охоту на медведя. Крестьяне сообщили, что в лесу завёлся шатун, уже задравший двоих. Делать нечего, собрались охотники, вооружились рогатинами и отправились на поиски косолапого.

Но охота оказалась неудачной. Медведь был огромным, сильным и яростным. В схватке он разорвал пятерых мужчин. Охотничий отряд был уничтожен, остался лишь Владимир. С рваной раной на боку и безжалостным рычанием медведь набросился на воина, но тот, собрав последние силы, вонзил рогатину зверю в бок. Медведь взревел от боли, но этого было недостаточно, чтобы остановить его. Одним ударом лапы он разодрал полушубок Владимира, оставив на месте его плеча кровавое месиво.

Владимир упал, корчась от боли. Весь в крови, он облокотился на ствол берёзы, чувствуя, как холод проникает в каждую клетку его тела. Он приготовился к неминуемой смерти.

Но смерть, как оказалось, имела свои планы.

Медвежий вой затих. Владимир, превозмогая боль, приоткрыл глаза. Через пелену он смог разглядеть перед собой бледный силуэт. От невыносимой боли зрение его почти угасало, тело дрожало от холода, и он едва мог дышать.

— Значит, сама смерть пришла за мной, — прохрипел он, выпустив изо рта облачко пара. Кровь, замерзшая на его губах, шершаво треснула.

— Рано тебе умирать, — ответил ему спокойный женский голос.

Перед ним стояла девушка — богиня смерти и зимы, Марена. Сегодня был её день: она переправляла души умерших в загробный мир. Но стоя перед храбрым воином, она не могла допустить его гибели.

— Тебе уготована долгая жизнь, — произнесла она.

Марена подошла к Владимиру и, не колеблясь, положила руку на его разодранное до кости плечо. Лёд на её пальцах мгновенно растопил боль. Рана заживала прямо на глазах, оставляя лишь светлый рубец.