В объятиях огня
Шрифт:
Он посмотрел на Златокрыла, устроившегося на ветке дуба, и протянул руку. Жар-птица мягко спланировала на его запястье.
— Найдём мы ответы или нет, но сегодня вечером, надеюсь, хорошо поужинать в одном из ресторанов Китежа.
— Города, который спрятали под водой? — уточнила Фэн.
— Всё так, — кивнул Константин, забираясь на лошадь. — По легенде, семь веков назад воины Золотого ханства опустошали земли разрозненных княжеств. Чародеи Китежа не желали такой участи своему городу. Тогда они применили древнее заклинание, которое спрятало Китеж под водой. Когда кочевники ушли,
— А как люди там дышали под водой? — нахмурилась Фэн, усаживаясь в седло.
— Не знаю. Это всего лишь легенда, — ответил Константин. — По преданию, город скрывался в водах Светлого озера. Но есть одна странность: рядом с озером — лишь деревня, а сам Китеж находится в нескольких километрах от него.
Он обернулся к Фэн.
— Ну что, в путь?
Фэн кивнула. Чародеи направили лошадей по полевой дороге.
Воздух после вчерашнего дождя был свежим и чистым. Лошади бодро скакали по твёрдой глинистой земле, оставляя глубокие следы копыт.
Спустя два часа пути впереди возник густой лес, опоясывающий полукольцом тёмную гладь Светлого озера.
— Не такое уж оно и светлое, — заметила Фэн, спешиваясь с коня.
— Говорят, что по ночам, при свете Луны, вода в нём кажется белой, — пояснил Константин. — В лес пойдём пешком. Златокрыл укажет нам путь.
Жар-птица стремительно полетела вперёд, и чародеи поспешили за ней. Бег по пересечённой местности в тяжёлых кожаных сапогах оказался непростым испытанием. Солнце, поднявшееся высоко над горизонтом к обеду, жарило немилосердно, и даже густые кроны могучих дубов, растущих в мёртвом лесу, не давали спасительной тени.
Весь путь до крепости прошёл в странной, гнетущей тишине. Ни Фэн, ни Константин не увидели ни одной живой души, не услышали ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Казалось, жизнь в этом лесу замерла навсегда, подчиняясь древнему проклятию.
— Вот и крепость, — выдохнул Константин, остановившись на краю крутого оврага.
По другую сторону ущелья возвышалось старинное строение. Вековые стены, покрытые мхом и лишайником, не устояли перед натиском времени: повсюду виднелись трещины, а крыши многих зданий обвалились. Трава и деревья уже успели поглотить часть укреплений, словно пытаясь скрыть их от посторонних глаз.
— Не знаю, что нас ждёт внутри, но у меня уже дурное предчувствие, — сказал Константин, глядя на крепость.
Они осторожно спустились в овраг и поднялись на другую сторону, оказавшись на территории крепости. Здесь, в этом заброшенном месте, всё дышало запустением.
Златокрыл взлетел выше и, скользнув к центральной постройке, стал указывать путь. Он явно чувствовал остатки магической силы и оккультные артефакты, оставшиеся от прежних хозяев.
— Она больше, чем кажется, — заметила Фэн, глядя на уходящие в глубь леса строения.
Они вошли внутрь. Стены центрального здания покрывал густой слой мха, местами проросшего мелкими растениями. Сквозь разбитые окна струился тусклый свет, подсвечивая влажный пол. Фэн замерла: на каменных плитах виднелись засохшие следы грязи, отпечатки сапог.
— Здесь и правда кто-то был до нас... Возможно, недавно, — произнесла она, присев на колени, чтобы рассмотреть следы поближе.
Константин
внимательно осмотрел помещение и нахмурился:— Магия. Вся эта крепость пропитана ею, — тихо произнёс Константин, зажигая в ладони огненный шар. Свет плясал по испещрённым надписями стенам, придавая им зловещий вид. — Но это неудивительно. Ведьмаки веками практиковались здесь в заклинаниях и зельеварении.
— А что это за знаки? — спросила Фэн, подходя ближе и пытаясь разобрать хоть один символ.
— Это старый эльфийский язык, — пояснил Константин, проводя рукой по холодному камню. — На нём говорили ещё в те далёкие времена, когда люди позволяли обитателям леса жить на этих землях.
Его пальцы замерли, ощутив странную вибрацию. Лицо Константина помрачнело.
— Пойдём дальше.
Внезапно он сорвался с места, словно кто-то позвал его. Фэн удивлённо замерла, но быстро пошла за ним, стараясь не отставать. Константин двигался с такой уверенностью, будто был здесь раньше, хотя она точно знала, что это невозможно.
С каждым шагом они углублялись в сырой, промозглый мрак крепости. Запах гнили становился всё сильнее. Наконец, путь привёл их к узкому проходу, ведущему в подземелье.
В лицо ударил густой, тошнотворный запах мертвечины. Константин, прикрыв рот и нос рукой, продолжил идти вперёд, кашляя от смрада.
— Константин! — выдохнула Фэн, прикрывая лицо рукавом. Она изо всех сил старалась поспевать за ним, почти бегом двигаясь по скользким камням. Темнота вокруг становилась всё плотнее, словно хотела поглотить их целиком. Только свет чародея позволял хоть что-то видеть.
И вдруг огонь в руке Константина погас.
— Константин… — прошептала Фэн, её голос дрогнул. Теперь она не видела даже кончика собственного меча, который успела вытащить из ножен. — Где ты? Мне страшно… Не...
Резкое прикосновение к её руке заставило её вздрогнуть, но прежде чем она успела закричать, сильная рука Константина зажала ей рот.
— Тихо, — прошептал он ей на ухо, сжимая её запястье. — Здесь кто-то... или что-то. Не шуми.
Его слова обожгли её, но Фэн кивнула, стараясь унять дрожь в теле.
— Пойдём вперёд, — едва слышно добавил он, отпуская её руку.
В пугающей тишине они продолжили путь. Медленно ступая по влажным каменным плитам, чародеи прислушивались к каждому звуку.
Константин вновь зажёг огонь в ладони. Узкий туннель уходил всё глубже, приводя их в забытые ходы, вырытые когда-то ведьмаками. Сотни лет эти маги были последователями Перуна и других древних божеств. Они считали своим долгом раскрывать тайны мироздания, поклонялись силам природы и жили обособленно от остального мира.
Но не все ведьмаки были нелюдимы. Многие помогали крестьянам: делились знаниями о травах, лечили болезни, а иногда даже помогали охотникам бороться с нечистью. Но большая часть ордена увлеклась изучением тёмной магии, и их действия начали внушать страх. Царская власть посчитала ведьмаков угрозой и объявила их изгоями. Их крепости разрушали, а самих магов изгоняли или уничтожали. Всё это происходило на фоне широкой борьбы с чудью. То, что казалось противоестественным простому человеку, должно было исчезнуть.