В поисках Дильмуна
Шрифт:
Я обещал Управлению древностей копать шурфы площадью не больше двух квадратных метров и засыпать их по окончании работ. Ибо представители Управления опасались, как бы необразованные и суеверные местные жители не воспротивились раскопкам, боясь гнева джиннов и злых духов. Я возражал, что вряд ли саудовцы подвержены суеверию и власти обычаев более, нежели хорошо знакомые нам обитатели других стран Персидского залива. И когда мы, углубившись в грунт вдоль кладки из прямоугольных камней, обнаружили первую миску, накрытую другой миской, как это было во «дворце» на Бахрейне, я извлек находку, поднял наверх и показал ее молодым бедуинам, которые сидели на корточках по краям раскопа.
— Как по-вашему, — спросил я, — что окажется под этой крышкой? Джинн?
Один из парней ухмыльнулся.
— Если
— Ничего там не окажется, — возразил другой.
— Если на то будет божья воля, — сказал я, — там окажется змея.
Город Тадж и его окрестности (Саудовская Аравия)
Они рассмеялись. Ох, уж эти суеверные иностранцы! И были правы. В миске оказался один лишь песок. Потом мы нашли еще четыре такие парные миски, и во всех них не было ничего, кроме песка. Может, между змеиными мисками Бахрейна и пустыми мисками Таджа и есть какая-то связь (хотя материал Таджа моложе на 300–400 лет), но, во всяком случае, змеи уже не приносились в жертву.
Никакого более древнего города в Тадже не оказалось. На глубине трех метров мы очутились ниже фундамента городской стены, в яме, вырытой до того, как на покрывавшем всю площадь стерильном песке начали воздвигать стеку. Еще через два метра мы добрались до дна ямы. И во всем шурфе была керамика только одного вида. Тадж знал лишь один период обитания, и длился он от силы 400 лет. Мы получили образцы угля из нижних и верхних слоев и надеялись узнать по ним хронологические границы существования города. Обилие золы в верхних слоях дает повод предполагать, что Тадж уничтожен огнем и мечом.
При ближайшем знакомстве город оказался еще внушительнее, чем по первому впечатлению. Толщина городской стены — 4,5 метра; обе стороны ее облицованы камнем; на равном расстоянии друг от друга высятся надстройки в виде башен. Уцелевшая кладка, если ее раскопать, будет возвышаться метра на два. Впечатляющий памятник, наверное, он еще больше поражал воображение путешественников, когда 2000 лет назад караваны из Хадрамаута после 40 дней пути через пустыню видели над пальмами и садами к югу от города, на фоне голубого озера, вздымающиеся на полную высоту стены с бойницами.
Нас подмывало расчистить участок стены снаружи, чтобы показать, что может получиться. Вместо этого мы вызвали по радио «бобтэйл» и направились к побережью.
Следующий лагерь мы разбили на краю оазиса Ка-тиф, напротив острова Тарут, ради которого, собственно, и приехали сюда. Телль в центре города Тарут по-прежнему оставался единственным в Саудовской Аравии поселением дильмунских времен и с дильмунской культурой, вообще древнейшим известным поселением в этой стране. Мы надеялись, получив официальное признание и явившись в сопровождении представителя центральных властей, каким-нибудь способом обойти запрет и подступиться к теллю со стороны харама.
Беседа с местным эмиром, во время которой Абдул-рахман защищал наши интересы, кончилась тем, что бывшему мэру Катифа, всеми почитаемому и уважаемому старцу, было поручено сопровождать нас в Тарут После длительных переговоров тамошние старейшины согласились, что осмотр нами телля в присутствии бывшего мэра не запятнает репутацию тарутских дам. Мы выслушали соответствующие предупреждения и получили разрешение свободно ходить по теллю… два часа.
Редко доводилось нам работать с такой быстротой. Оле установил теодолит и за два часа начертил кроки телля. Бенте было поручено фотографировать; мы исходили из того, что вид женщины-фотографа успокоит местных дам, которые и не подумали обратиться в бегство при нашем появлении. Христиан, Эрлинг и я трудились на обнаженном южном склоне. Прокаленная солнцем земля была настолько твердой, что только геологический молоток Эрлинга производил на нее впечатление. Тем не менее мы сумели выявить по меньшей мере четыре жилых слоя, каждый со следами кладки из прямоугольного камня, и принялись копать нижний.
В разгар работы бывший
мэр предложил нам осмотреть святая святых — женскую купальню. Оставив Эрлинга копать дальше, мы прошли через лабиринт стен и у самого крутого склона телля увидели естественный каменный водоем с чистейшей бурлящей водой. Еще один природный источник вроде тех, что были нам так хорошо знакомы по Бахрейну. Глубина водоема превышала 3,5 метра, и в 2,5 метрах ниже поверхности отчетливо различалось основание мощной стены из огромных. прямоугольных камней. Было очевидно, что город возник здесь из-за источника, который уже пятое тысячелетие снабжал его водой.Когда мы вернулись к раскопу, Эрлинг доказал нам, что люди жили здесь и того раньше. Ему удалось извлечь из нижнего слоя бесформенный желтый черепок и 3 обработанных кремня, в том числе одну ножевидную пластину. Мы снова вышли на неолит.
Конечно, оснований, чтобы отнести историю Дильмуна так далеко назад во времени, было маловато. Однако проходить мимо этих свидетельств нельзя. На предыдущих «барбарских» объектах — у самого Барбара, на Файлаке, в Кала’ат аль-Бахрейне — нам ни разу не встречался обработанный кремень. Мы находили желваки, единичные осколки, нашли даже нуклеус, от которого были отбиты ножевидные пластины, однако не обнаружили ни одного готового изделия со следами окончательной отделки. И если здесь три обработанных кремня были найдены во время проведенного наспех беглого обследования выходящего на поверхность слоя, из этого неоспоримо следовало, что во времена, к которым относился указанный слой, широко употреблялись кремневые орудия.
Мы не располагали данными для датировки этого слоя. Неолит продолжался долго, особенно за пределами главного русла прогресса. Был ли Тарут исторической заводью? Мы слишком мало знали о нем, чтобы ответить на этот вопрос, но вообще-то непохоже. В самом деле, один из догматов нашей веры заключался в том, что Ранний Дильмун не был исторической заводью, напротив, он скользил на главной волне прогресса как раз в то время, когда Месопотамия обзаводилась бронзой. Если допустить существование страны, сменившей каменный век на медный раньше Месопотамии, такой страной должна быть та, что поставляла медь в Двуречье.
В последующие недели, когда мы осматривали погребения эпохи Селевкидов на Таруте и на берегу напротив острова, а затем перенесли свой лагерь в загадочный район заброшенной оросительной сети к северу от Укайра, я тщетно ломал голову над тем, как бы организовать раскопки тарутского телля. Слегка поковыряв там землю, мы разом вышли не только на самый древний город Саудовской Аравии, но и на древнейшее городище в области Персидского залива. А копать нельзя. И я вдруг подумал: как же нам везло до сей поры! В других районах Ближнего Востока археолог сплошь и рядом сталкивается с проблемами, вызванными тем, что важные древние объекты перекрыты современной застройкой. Считаться с правом собственности при закладке шурфов, искать свободные места для траншей, выплачивать компенсацию землевладельцам, а то и просто выкупать участки для раскопок — все это входит в круг повседневных забот руководителя экспедиции. Работая в странах Персидского залива, мы еще ни разу не встречались с подобными затруднениями. И вот теперь столкнулись, притом в наиболее ярко выраженной форме. Мы никогда не располагали такими средствами, какие потребовались бы, чтобы выкупить центр города Тарут. Да и кто согласится продать женскую купальню, общественную прачечную и основной источник городского водоснабжения!
Составить отряд из одних женщин? У нас было достаточно кадров для этого. Через неделю-другую мне предстояло совершить поездку на восток, в Бурайми, где нашими раскопками в этом году руководила Карен Фрифельт. Она вполне могла бы копать Тарут. Да только из этого ничего не выйдет. Кроме археологов понадобятся рабочие, и тут уж женщины отпадают. Только правительственный указ может открыть нам Тарут, а такой указ вызовет здесь сильное недовольство. Не среди местных женщин — они наблюдали нашу рекогносцировку с интересом, без тени негодования, — а среди мужчин. Оставалось ждать, когда просвещение принесет свои плоды и переменится присущее мусульманам отношение к женщине. А на это может уйти не один десяток лет.