В поисках Витослава
Шрифт:
— Я бы опять поспорил.
— Почему? Ты мог бы привести абсолютно верное утверждение?
— Сколько угодно. Например, я существую — это раз…
— Не забывай про кота Шредингера. Я тебе позвонил, и, пока ты не снял трубку, ты для меня не существуешь! То есть, твое существование истинно только для тебя самого, оно не абсолютно. Так? Идем дальше.
Не существует и не может быть единой теории, описывающей все явления природы. Это ясно?
— Ну…
— Не может быть единой карты для всей земной поверхности, не имеющей искажений.
— Это точно!
— Не может быть единого, полностью
— М-м-м…
— Этот перечень можно продолжать до бесконечности. То есть, в нашем, материальном мире ни для чего нельзя подобрать общий знаменатель — ни в большом, ни в малом. Парус явственно мне это продемонстрировал. А потом взял, и показал общего бога — как абсолютную истину, как теорию всего, как единую карту, как общую идеологию, как общий знаменатель. Только каким-то другим способом: я просто ощутил это нутром, почувствовал все это в себе. Как карту, состоящую из множества мельчайших перекрывающих друг друга частей, как реальность, на которую смотришь через бесконечное число граней кристалла, как полифоническую фугу Баха, как фрактальную фигуру… Меня стошнило, и у меня закружилась голова.
— Да-а-а… Вопрос о причине твоего псевдоопьянения отпадает сам собой. А не хочешь ли пережить настоящее опьянение? Я думаю: то, что произошло, этого стоит. Давай, выпьем за здоровье всех присутствующих, за всеобщее духовное прозрение…
— За прекрасных дам…
— Обязательно!
— И за все хорошее!
Дык, я побежал в магазин? «Выборову» будешь пить?
VIII. Точка приложения
— Что будем делать теперь?
— Я заберу тебя к себе. Будешь послушником.
— Что это значит?
— Послушники бывают разными. Они могут быть свещеносцами, звонарями, певчими, алтарниками, старостами храма или чтецами, В качестве чтеца ты не годишься — для этого надо знать порядок богослужения, в алтаре ты прислуживать не сможешь, в певчие не подходишь, а свещеносец — по-гречески, депотат — это будет как раз то, что надо.
— А может, я это… дома останусь? А как же Света?
— Как она сама решит. А тебя я забираю, на тебя контора уже положила глаз. Я так понял, ты ничего не замечал… Тут такое творилось… У меня ты будешь в относительной безопасности.
— Не хочу называться депотатом, это похоже на депутата!
— Неприятно? Правильно! Ладно, есть еще одно слово, тоже греческое: параекклисиарх. Придется заучить его наизусть! Но это будет не сразу, поначалу будешь депотатом. Извини…
— Расскажи, пожалуйста, что ты имел в виду, когда сказал: «Тут такое творилось»?
— Важно не то, что я сказал, а важно то, что без своего камня ты не видишь тонких структур, и, чем дольше ты будешь им пользоваться, тем сильнее будешь запечатывать свое духовное зрение. Пройдет еще какое-то время, и никакие ухищрения не смогут тебе помочь. И я решил пойти на рискованный шаг… Сядь!
Эта команда прозвучала, как выстрел. Я вздрогнул и сел на краешек табурета.
— Сядь хорошо, всей задницей! Закрой глаза!
Я повиновался и сразу же почувствовал такой сильный удар по лбу, что в моей голове все поплыло. После недолгой борьбы с собственным вестибулярным аппаратом равновесие было
полностью утеряно, и я, не раскрывая глаз, шваркнулся на пол.— Плохо! — резюмировал Афиноген. — Очень плохо! Но ничего не попишешь, придется потерпеть.
— Долго?
— Не знаю. Думаю, несколько дней. Несколько часов — наверняка.
Я открыл глаза. Комната вокруг меня качалась и вертелась, а желудок поднялся к горлу и робко постучал изнутри. Я замычал.
— Хочешь выйти?
— М-м-м…
— Давай!
Афиноген подхватил меня под руку и потащил в туалет.
— Чем ты меня так?
— Приложил к твоему лбу свой крест, и он открыл тебе зрение. Извини, это варварский метод, но у нас просто нет времени.
— Просто приложил? Такое ощущение, что ты меня поленом…
— Полено такого эффекта никогда не даст, хотя иногда срабатывает и такой прием. Здесь лучше помогает удар по затылку… Что, никогда ни обо что не бился затылком?
— Бился, и не раз, особенно в детстве, когда проказил — куда-то влезал, откуда-то спрыгивал, падал на льду…
— И что, духовное зрение ни разу не включалось?
— Обычное отключалось… Как правило вместе с сознанием.
— Здесь важна не столько сила удара, сколько направление, и точка приложения. Тебе просто не везло.
— А оно не закроется?
— Первое время не ешь всего, что является зародышем — зерно, особенно пророщенное, яйца, икру…
— Не есть икру — это запросто. А зерно… Это значит, и хлеб нельзя? И яичницу?
В мире еще много всякой снеди, не попадающей под ограничения — молоко, чай…
— Кофе?
— Кофе — из молотых семян. Это зародыши! Мясо, сало и рыба, сметана, творог и кефир, всякая зелень…
— Огурцы, помидоры…
— Если вынуть все косточки… Дальше додумывай сам… Ну, открывай глаза, не бойся, что видишь?
— Кухонная мебель водит хоровод.
— Скажи спасибо, что не танцует вокруг тебя акробатический рок-н-ролл! И это все?
— Вижу Свету. Она курит, дым вокруг нее клубами… Да так густо! Или это не дым?
— Это аура, она живая — видишь, дышит?
— Я боюсь, мне страшно! Выключи, выключи!!!
— Света, дай ему выпить сырое яйцо… Сейчас все ненадолго пройдет. Расслабься. Ты — первый из всех, кому я включал видение, и кому стало страшно. Обычно в таких случаях люди испытывают восторг, проявляют любопытство, сразу бросаются экспериментировать, что-то щупать руками…
— Приложи крест и к Свете.
— Я не хочу, Афиноген, не надо! Я как-нибудь обойдусь!
— Не буду. Ладно, Володя, сколько времени тебе надо на сборы?
— С учетом моих головокружений, час… Нет, два… Мне еще надо все это описать и кое-кому отправить.
— Ты хорошо это придумал, только почта твоя не дойдет, контора уже начала блокировать все твои контакты…. Пиши, а потом я сяду за комп и попробую что-нибудь предпринять… Пиши!
Через два часа Афиноген мягко, как кот, вошел в кабинет и стал у меня за спиной.
— Ну, что? Готово? Так… Так… Про надругательство над патриархом не стоило бы… Не поймут-с, зашорены — дальше некуда… Ладно, твое дело… Сейчас мы переместимся — но не в сам храм, а в служебное помещение во флигеле. Там у меня кабинет и маленькая спальня. Давай попробуем без камня, ладно?